Анри Барбюс - Ирина Гуро

На ломаном французском языке он спросил:

— Небось посылаете ко всем чертям эту поездку?

Барбюсу понравилась непосредственность молодого человека с черными цыганскими глазами, полными дружелюбного любопытства.

— Послушай, приятель, может быть, ты объяснишь, почему мы торчим в этом закоулке?

— Здесь пахнет фокусами тех, кто стоит повыше… — смазчик изобразил в воздухе спираль, покрутив пальцем снизу вверх. — Впрочем, я сейчас узнаю точнее у телеграфиста, если…

Он красноречиво оглянулся по сторонам.

Смазчик сдержал свое обещание. Оказалось, что трудящиеся Бухареста готовились встретить Барбюса и его товарищей демонстрацией. Власти, узнав об этом, распорядились задержать поезд в пути, пока не будет наведен «порядок».

Таким образом, Бухарест встретил Барбюса лишь крикливыми заголовками реакционных газет, поносившими его и его миссию, воплями правых депутатов в парламенте, именовавшими Барбюса «агентом Москвы», и сворой филеров, следовавших за ним по пятам.

Барбюс выехал в Кишинев. Город наводнили войска и полицейские части. Провинциальные сыщики оказались не очень искусными в своем ремесле, и Барбюс с отвращением поймал хвост слежки, потянувшийся за ним по улице Александру Чел Бун до самой гостиницы «Сюис», где он остановился.

Он не знал, что документы «об осуществлении надзора за пребыванием в Кишиневе Анри Барбюса и группы иностранных журналистов» едва уместятся в двух пухлых папках кишиневской сигуранцы.

Несмотря на объявленное в городе военное положение, поздно вечером 20 ноября в гостиницу к Барбюсу проникла группа кишиневских рабочих и учащихся. Впервые в этой сумрачной стране он был согрет теплотой незнакомых людей, которые бесстрашно принесли ему свою благодарность, свои надежды.

Барбюсу отказывают в разрешении присутствовать на процессе татарбунарцев, он проявляет настойчивость. Он проходит через строй канцелярий от провинциального полицейского присутствия до приемной министра внутренних дел. Он просит, требует, угрожает.

В конце концов железные двери тюрьмы распахиваются перед ним. Он спускается в подвалы, в каменные мешки, шкафы-гробы, где заключенный не может повернуться. В казематы, где человек стоит в воде. В «герлы» — норы в скале, куда арестанта «вбивают» ударами плети со свинцовым наконечником.

Кишиневская тюрьма, место расправы с татарбунарцами — крепость с высокими стенами. Процесс сопровождался мерами почти осадного положения. Тюрьма обнесена окопами, расставлены пулеметы. На вышках установлены прожекторы. На подходах к тюрьме — скрытые в зелени артиллерийские орудия.

Сюда, в цитадель палачей, проник Барбюс. Он был свидетелем фарса, названного судом. Он стал очевидцем зловещей процедуры, он запомнил контраст блестящих офицерских мундиров судей и серой толпы подсудимых в глубине наскоро сколоченного барака за крепостными стенами.

Он читал на простых крестьянских лицах татарбунарцев всю их жизнь с ее скудными радостями и извечным горем, их страстную ненависть к угнетателям и го высокое человеческое достоинство, которое обретают люди труда, соединяясь для боевого протеста, для подвига.

Позже Барбюс напишет о кишиневском процессе: «… если бы я не был революционером, я стал бы им, выйдя оттуда».

Барбюс возвращается а Бухарест. Его встречает демонстрация рабочих и учащихся. В клубе объединенных профсоюзов он выступает с речью. Люди, собравшиеся здесь, уже стали близки ему. Он ходил по улицам городов, так часто представлявшихся ему. Он погрузился в атмосферу страны, этой смеси азиатчины и европеизма в худших их проявлениях, средневековья и колониализма, неприкрытого палачества и чудовищного лицемерия церкви.

Он постиг драму народа и величие балканских революционеров. Он узнал историю матроса Иона Гречи, простого человека, после мучительных лет заключения, перед лицом смерти ставшего сознательным борцом революции. И адвоката Букара, шесть лет пробывшего в полной изоляции, без света, без звука человеческого голоса, но сохранившего веру в победу.

— Эта вера — самое страшное из взрывчатых веществ революции, — говорит Барбюс.

Сложными тайными путями дошло к Барбюсу письмо рабочих-коммунистов, заключенных в казематах: «…Удары дубинами, вырывание волос… топтание ногами… Мы рассказываем тебе это, дорогой товарищ Барбюс, чтобы мировой пролетариат услышал о наших страданиях».

…Он кончает свою речь, и участники собрания окружают его. С ним хотят говорить. Поток фактов, человеческих свидетельств, документов устремляется к нему. Он идет по улице, окруженный взволнованными людьми; их голоса вносят в подавленную тишину города веяние другого мира, посланцем которого приехал Барбюс.

Неподалеку от отеля «Атене-Палас», где он остановился, банда фашистских хулиганов с ножами и дубинками напала на Барбюса и его спутников. Рабочие и студенты отбили нападение. Кровавая стычка на улице Бухареста могла произойти лишь при попустительстве властей.

Барбюс возвысил свой голос против душителей балканских народов, и мир услышал его.

Документальная книга «Палачи» — это крик боли и гнева. В ней список злодеяний, истязаний и убийств, сатирические портреты «национального героя» Румынии, палача лейтенанта Моррареску, душителей болгарского народа Цанкова и Ляпчева.

Жизнь призывала Барбюса быть судьей в каждом отдельном случае. И как судья, нелицеприятный и суровый, он записал факты предфашистского разгула, чудовищного террора в порабощенной Бессарабии, самой многострадальной — в семье балканских народов. Она вновь пережила трагедию того народа, из которого вышел свободный стрелок Вильгельм Телль. Повторились и трагедия и фарс, воспроизведенные когда-то Фридрихом Шиллером.

Барбюс приводит выдержки из приказа капитана Димитриу, начальника гарнизона Эдинце в северной Бессарабии:

«Население Эдинце должно приветствовать румынских офицеров следующим образом:

1. Каждый прохожий должен остановиться, повернуться лицом к начальнику и с приветливой улыбкой быстро снять головной убор и сделать глубокий поклон до земли.

2. Чтобы научить население строгому выполнению настоящего приказа, на улицах города в различные часы дня будут проносить мою фуражку, и все обязаны приветствовать ее, согласно пункту 1 настоящего приказа».

Ослушавшихся вешали, расстреливали на месте или подвергали зверским пыткам в тюрьмах.

Барбюс подымает завесу над самыми зловещими тайнами века: у власти в Румынии стоят злейшие враги народа; они милуют уголовных преступников, но нет пощады борцам за справедливость.