Свой человек на небесах - Евфимия Пащенко

К изумлению Нины, священник не удостоил ее своим благословением.

— Ну, Нина Сергеевна? — спросил он тоном, который не сулил ничего хорошего.

— Что случилось, батюшка? — Нина Сергеевна искренне не понимала, что имеет в виду отец Олег.

— Не пытайтесь меня обмануть, — строго произнес священник. — Мне все известно. Что Вы на меня так смотрите? Кто посоветовал дочери той умершей старухи пригласить на похороны знахарку? Разве не Вы? В таком случае, почему Вы не остановили это кощунство? Ведь Вы же присутствовали на похоронах… Мало того: почему церковный дом всю неделю стоял закрытым? В итоге люди, пожелавшие удовлетворить свои духовные нужды, не имели возможности это сделать. Где Вы пропадали все это время?

Нина Сергеевна уже хотела рассказать батюшке о таинственных сновидениях покойной Надежды Ивановны, о просьбах отца Матфея очистить его отравленный источник, о ее поисках оного, зашедших в тупик по проискам втершейся к ней в доверие коварной знахарки… А еще — об услышанном вчера в «Пристани» и в аптеке. Пусть отец Олег убедится — она ни в чем не виновата. Пусть он узнает правду. Ведь кто-то же должен сказать ему правду…

Однако священник оборвал ее на полуслове:

— Что за чушь! И Вы думаете, я поверю в этот бред? Что? Как ты смеешь возражать батюшке? Да ты никто, ничто и звать тебя никак! Поняла? Убирайся отсюда! И чтобы духу твоего здесь больше не было!

Демонстративно отвернувшись от Нины, отец Олег прошествовал в дом. За ним последовали лихостровские старухи. Марфа шла последней. На пороге она обернулась, и с нескрываемым злорадством посмотрела на рыдающую Нину Сергеевну. После чего закрыла за собой дверь, для пущей верности заперев ее изнутри на щеколду.

А из окна стоявшего через дорогу приветливого зеленого домика с видом триумфатора наблюдала за происходящим бабка Лизавета…

С первым же рейсом «Лебедя» Нина Сергеевна уехала в город. Она даже не стала просить, чтобы ей вернули кое-какие вещи и книги, привезенные ею из города. Пропади все пропадом! Она не желает больше видеть ни этого проклятого острова, ни этого дома, ни этих злобных, лживых людей, думающих только о себе. Гори все это ясным пламенем!

Нина не подозревала, насколько пророческими окажутся эти, случайно брошенные ею слова…

…Уже который день Нина выходила из дома лишь раз в сутки — в магазин. Она не включала радио и телевизор, не отвечала на телефонные звонки. У нее просто не было сил делать это… не было сил жить. Да, прежде ее не раз обижали, и нередко — незаслуженно. Но она не ожидала, чтобы подобное могли сделать ее единоверцы. Тем более — батюшка. Ведь он же сам попросил Нину помочь ему в благом деле духовного просвещения жителей Лихострова! И вот чем все это кончилось… А ведь, как говорится: «конец — делу венец»… Но почему же столь благое дело увенчалось столь плохим концом?

В какой момент ей пришло на ум помолиться? Этого Нина не знала. После возвращения с Лихострова она не молилась ни разу. Ей казалось, что в этом больше нет смысла. Зачем молиться Тому, Кто должен был заступиться за нее? И, тем не менее, не сделал этого. Где же Его благость и справедливость? Почему? За что? Вопросы бессмысленны — Он не ответит ей…

Нина машинально прочла кафизму Псалтири. Потом, встав на колени, открыла Евангелие. Прежде она каждый день вычитывала по главе из Евангелия… На сей раз ей открылась седьмая глава Евангелия от Марка. Нина хорошо помнила ее содержание. Вот книжники и фарисеи спрашивают Спасителя, почему Его ученики нарушают предание старцев, не омывая рук перед едой? И Он отвечает… сперва им, а потом и недоумевающим Апостолам: «Неужели не разумеете, что ничто, извне входящее в человека, не может осквернить его? Потому что не в сердце его входит, а в чрево… Далее сказал: исходящее из человека оскверняет человека. Ибо извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы… злоба, коварство, непотребство, завистливое око, гордость, безумство, — все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека»[23].

И тут перед внутренним взором Нины словно разорвалась некая завеса. Она поняла — эти слова являются ответом и на ее «почему?», и на загадочные слова отца Матфея об «отравленных источниках». Ведь разве возможно сотворить Богоугодное дело тому, чье сердце отравлено злобой, гордыней, завистью и коварством? Увы, из отравленного источника может течь только яд…

Но теперь она знает это. Значит, все еще можно исправить. Завтра она позвонит отцу Олегу. И попытается объясниться с ним. Он непременно поймет ее… он должен ее понять. Тогда они вернутся на Лихостров. Но уже иными людьми. Не жестокими самовлюбленными гордецами, «ищущими своего» (1 Кор. 13, 5), а теми, кто во имя Господне пришел послужить несчастным лихостровцам, за годы гонений на веру привыкшим жить по волчьим законам безбожного мира. И не ведающим, что существует иной закон — закон Христовой любви… И, если над Лихостровом и впрямь тяготеет некое проклятие, они непременно снимут его и спасут остров.

Нина выглянула на улицу. Из окон ее дома на Набережной в закатном свете так хорошо был виден Лихостров, утопающий в зелени тополей! А над ним висела зловещая черная туча. Вероятно, к ночи разразится гроза. Зато каким же свежим и солнечным будет утро нового дня! Да! Завтра для всех их: для нее, для отца Олега, для лихостровцев — начнется новый день и новая жизнь. И в ней уже не будет места коварству, злобе, гордыне — только самоотверженная любовь, радость, надежда!

С этой надеждой Нина и заснула.

…Той ночью, во время грозы, в металлический флюгер «Пристани» ударила молния. И вскоре здание уже полыхало огнем. Вслед за тем пламя перекинулось на соседние дома, стоявшие под холмом.

Когда спустя два часа после начала пожара к Лихострову подошел пожарный катер, остров был объят пламенем…

Глава 8

Праведник или грешник?

Ту славу и силу, какую стяжали мы во время гонений и скорбей, утратили мы во время благоденствия.

Все началось, как обычно — с телефонного звонка.

— Здравствуйте, Нина Сергеевна! — послышался в трубке знакомый голос отца Александра. — А у меня к Вам дело…

По правде сказать, Нине Сергеевне совершенно не хотелось разговаривать с отцом Александром. В самом деле, что за бестактность — вспоминать о человеке лишь тогда, когда в нем возникла надобность? Ведь пошел уже третий месяц с тех пор, как новый Владыка Михайловский и Наволоцкий, епископ Михаил перевел отца Александра с его отдаленного прихода в Н-ском лесопункте в Успенскую церковь, стоявшую на окраине города Михайловска, посреди старого кладбища. Причем не просто перевел, а назначил тамошним настоятелем, вместо отца Богдана Л-цкого, подавшегося в одну из южных епархий к своему земляку, тамошнему Владыке Игнатию. Да, с тех пор пошел уже третий месяц. И тем не менее, за все это время новоиспеченный настоятель Успенского храма ни разу не удосужился пригласить бывшую коллегу к себе… или заглянуть к ней в гости… или просто позвонить ей. А ведь прежде, когда отец Александр служил в своей тьмутаракани, он звонил Нине Сергеевне всякий раз, когда приезжал в Михайловск, а нередко и наведывался к ней в гости. Что ж, не зря говорится: хочешь испытать человека — надели его властью. Как видно, и отец Александр не устоял перед этим искушением… Но с какой стати он вздумал звонить ей сейчас? Причем не только не ко времени, но еще и некстати: ведь она так устала после очередного рабочего дня, устала зверски, устала как собака… вдобавок, еще и злится на бывшего коллегу, как собака, так что, того и гляди, и вовсе рассобачится с ним. Невесело усмехнувшись собственному каламбуру, Нина Сергеевна подчеркнуто вежливо ответила в трубку:

— Да, я Вас слушаю, батюшка. Что Вам нужно?

— Нина Сергеевна, а можно, я к Вам сейчас приеду? — раздалось в ответ. Именно так, робко и жалобно, просил когда-то Нину Сергеевну в очередной раз подменить его на ночном дежурстве молодой врач Александр Н., будущий отец Александр. А Нина Сергеевна, подобно многим женщинам, была особой жалостливой. Вот и сейчас в ней вдруг проснулась жалость к бывшему коллеге…

— Хорошо, батюшка. Приезжайте. Я Вас жду, — ответила Нина Сергеевна. Тем более что ее потихоньку начинало разбирать любопытство: с чего бы вдруг настоятелю Успенской церкви срочно захотелось увидеть ее? Что случилось? Наверняка нечто важное. Но что именно?

Отец Александр был явно взволнован. Настолько, что, едва пригубив чаю и даже не соблазнившись своими любимыми сушеными финиками, сразу же приступил к рассказу:

— Прежде всего, Нина Сергеевна, простите, что я так долго не объявлялся. Но у меня было столько дел, столько дел! Этот храм… похоже, его лет десять не то что не ремонтировали, но просто-напросто не убирали! Иконостас покосился, иконы короедами источены, книги такие ветхие, что просто в руках рассыпаются! Пока ремонт делали, пока новые книги и утварь покупали… так незаметно два месяца и пролетело. Сейчас вот колокольню ремонтировать собираемся — на ней все балки прогнили, она только чудом до сих пор не рухнула. Дел невпроворот…