Клюква со вкусом смерти - Наталья Хабибулина

Степан Спиридонович, отказавшись ужинать, немедленно поехал на пасеку к Дубовику. Тот посвятил участкового во все подробности дела. Кобяков, в свою очередь, рассказал о том, что удалось сделать им.

– Я иду завтра с вами, – безапелляционно заявил Андрей Ефимович. – Уж, коль нашлось начало тропы – найдётся и конец. А сидеть не могу – время не ждет.

– Я, тоже, пожалуй, пойду, – Поленников вопросительно посмотрел на Дубовика. – Здесь для меня никаких заданий не будет? А то ведь неизвестно, что вас там ждёт.

– Запретить не могу. За помощь благодарен. Только, как со здоровьем?

– Ничего, выдержу! Давай, мать, собирай-ка нас, – он энергично потер руки, обращаясь к Лидии Семёновне.

– О, вскинулся, старый жеребчик! – засмеялась женщина, но выполнять просьбу мужа отправилась тотчас же.

В этот момент в дом Поленникова ворвалась седая женщина. Держа цветистый платок в руках, она, обмахиваясь им, буквально, упала на табурет, стоящий у порога.

Все с удивлением смотрели на неё, она же, тяжело дыша, не могла сказать ни слова.

– Пантелеевна, что случилось? С Витькой что-то? – Лидия Семёновна протянула нежданной гостье стакан с водой.

– С Витькой… Арестовал его этот… ваш… Посадил в каталажку… – женщина едва перевела дух. – Сказал – в город увезёт, судить будут!.. Помогите! Не виноват парень! Не виноват! А он и слушать не желает!.. – она с мольбой протянула руки к Дубовику.

– Так, успокойтесь и представьтесь, а то я не могу понять, о ком идёт речь, – он положил руку на её плечо.

– Суркова я, Глафира Пантелеевна, мать Витьки, ну, с которым вы разговаривали, – женщина с мольбой смотрела на подполковника. – Витька сказал, чтобы я к вам шла… Витька, ну, этот, что с Тонькой…

– А-а, ну, теперь всё понятно, – кивнул Дубовик. – И в чем его подозревают? За что задержали? Следователь объяснил? – уже понимая, о каком парне говорил Калошин.

– Сказал, что он Верку Кокошкину убил, чтобы, значит, та Тонькиному мужу в армию не написала про них с этой… – Суркова хотела сказать грубость, но сдержалась, только досадливо сплюнув. – И её, как соучастницу, что ли… И Галя просила за племянницу… Похороны ведь у них, а Тонька там… – проговорила она отрывками.

Кобяков негромко выругался, Поленников лишь покачал головой. Все понимали, что Моршанский в очередной раз «рубит лес».

Дубовик, справившись с досадой, постарался успокоить Суркову:

– Пока ваш сын ни в чем не признался, его никто не арестует. Его просто задержали до выяснения обстоятельств. А пока следователь будет разбираться, я вам обещаю: мы найдём настоящего преступника. – Он погладил женщину по плечу под старенькой плюшевой жакеткой: – Идите домой и ни о чем не беспокойтесь.

Когда за Сурковой закрылась дверь, продолжили сборы на болота, возбужденно обсуждая Моршанского, не стесняясь при этом в выражениях.

Герасюк, увидев своих товарищей, весело замахал кепкой.

Трейгера же их появление обрадовало мало: после вчерашнего насильного возлияния он жестоко страдал от похмелья.

Герасюк попытался было предложить несчастному болотоведу глоток водки для поправки здоровья, но тот лишь хмуро отмахнулся, прикладывая к голове смоченный в мутной воде платок. Но когда все расположились у костра и принялись обедать, Трейгер, в конце-концов, вынужден был согласиться на глоток коньяка, приняв фляжку из рук Дубовика.

Но этот глоток оказался убойным для тщедушного мужчины, и он с младенческой непосредственностью забрался в палатку и уснул там сном праведника.

Вынужденная остановка позволила остальным участникам «болотной» экспедиции обсушиться и обсудить все насущные вопросы.

– Скажи, Степан Спиридонович, – обратился Андрей Ефимович к участковому, – вы можете сказать, кто из управленцев имеет возможность в течение дня отлучаться из конторы без объяснения причин?

Кобяков помялся, обдумывая вопрос.

– А, по-моему, так там все днём в разбегах, – наконец ответил он. – Председатель – само собой, на месте не сидит никогда. Нинка – машинистка, так та то приказы по бригадам разносит, то вместо посыльной за кем-нибудь бежит, телефонограммы принимает и, если срочно, ищет председателя. Девчонка серьёзная, не болтушка. Ситникова… Та, как и председатель, всегда в делах, среди народа. Она – партиец до мозга костей. Непорядка не выносит, женщина серьёзная, если вы поняли. Главный агроном? Ну, тот-то, тем более, всегда в бегах.

– Что за человек?

– Трудно о нем сказать однозначно. По работе Баташов его хвалит, а так… высокомерный, что ли?..

– Воевал?

– И награды даже имеет. Но вот когда с мужиками за рюмкой водки вспоминаем войну, он демонстративно уходит.

– Почему? Не интересовались?

– Кто-то из мужиков говорил, что какая-то страшная история у того с войной связана. Но точно не скажу.

– Вот как? Интере-есно… Н-да… А бухгалтер ваш, поэт-самоучка?

– Тот редко отлучается, но тоже бывает. У нас ведь деньги по бригадам развозят – Баташов запретил людей дёргать с работы. Бывает, что и я Загоскина с деньгами вожу. Ну, и бумажки какие-то подписывает, сам и носит их. На склад ходит с ревизией, да мало ли… Мужик, как будто, в работе ответственный, никаких нареканий от Баташова я не слышал. А только всё хихоньки да хаханьки. Подозреваю, что с женой своей дома всем кости перемывает.

– Да, тип не из приятных… – кивнул Дубовик. – А заместитель Баташова? Кто он? Что он?

– Петров Валерий Иванович. Мужик вроде здоровый на вид, а бюллетенит частенько. – Кобяков незаметно поморщился. – Медсестра наша ему свояченицей приходится, вот и думаем мы с Денисом Осиповичем, что иногда симулирует наш товарищ Петров. Как будто честолюбив, рвётся в верха, а работать не любит.

– Это точно, – вступил в разговор Поленников. – Тезисы произносить он мастер! Распоряжения отдавать. Как какая-то директива сверху спускается, он сразу внедряет её в жизнь, без обсуждений, перед районным и областным начальством выслуживается – будь здоров! Баташов не привык жаловаться, но мужику нелегко с таким заместителем. Но скажу, Андрей Ефимович, прямо: если подозреваешь его, то «в молоко». Жидковат этот Петров для сильных поступков.

– Я уже понял, – кивнул Дубовик, – но пока каждого не проверю лично – не успокоюсь. Беда нашего расследования в том, что у нас нет ни одного подозреваемого. Мысли, конечно, есть, но пока «сырые»…

Кобяков кивал с пониманием, рассказывая о своих односельчанах, которые, так или иначе, могли заинтересовать подполковника.

– Сторож Верёвкин, Иван Захарович, он же истопник, в правлении вертится постоянно. Мужик угрюмый, неразговорчивый, но ничего плохого за ним не замечал. Сторонится всех, но это, по-моему, от характера.

– Слушай, Петр Леонидович, – Андрей Ефимович повернулся к Герасюку, – а ведь ты с этим мужиком провел ночь. Как он тебе показался? О чем говорили?