История Рима от основания Города - Тит Ливий

51. (1) До того как преторы отправились по провинциям, между великим понтификом Публием Лицинием и фламином Квирина Квинтом Фабием Пиктором возник такой же спор, как на памяти их отцов между Луцием Метеллом и Постумием Альбином109. (2) Этот последний, будучи консулом, отправлялся со своим сотоварищем Гаем Лутацием в Сицилию к флоту, а великий понтифик Метелл удержал его в городе ради богопочитания. (3) А на этот раз Публий Лициний не отпустил претора, собиравшегося на Сардинию. Борьба шла с большим упорством и в сенате, и в народном собрании: (4) обе стороны отдавали приказания, взимали заклады, назначали пени, взывали к трибунам и обращались к народу. (5) В конце концов требования богопочитания одержали верх, и фламину было приказано подчиниться решению понтифика, но по велению народа пеню с него сняли110. (6) В ярости из-за того, что у него отнята провинция111, претор попытался отказаться от должности, но сенаторы своим влиянием удержали его от этого и постановили поручить ему суд по делам иноземцев. (7) Так как число воинов, подлежавших призыву, было невелико, набор занял немного дней, после чего консулы и преторы отправились по провинциям.

(8) Потом появились и разошлись какие-то случайные слухи о событиях в Азии, неведомо кем принесенные, а еще через несколько дней в Рим прибыли надежные гонцы с письмом от командующего. (9) Весть была принята радостно и не столько как облегчение после недавнего страха – ведь царя перестали бояться уже после поражения, понесенного им в Этолии, сколько из-за старинной его славы – ведь когда римляне вступали в эту войну, он представлялся опасным врагом как из-за собственных его сил, так и потому, что в военных делах его наставлял Ганнибал. (10) Тем не менее, несмотря ни на что, в уже принятое решение об отправке консула в Азию не было внесено никаких исправлений и назначенные ему военные силы тоже не были сокращены из-за опасений, как бы не пришлось теперь воевать с галлами112.

52. (1) Вскоре в Рим прибыли: легат Луция Сципиона Марк Аврелий Котта с послами от Антиоха, царь Эвмен и родосцы. (2) О случившемся в Азии Котта доложил сначала в сенате, а затем, по приказу сенаторов, и перед народом на сходке. Было объявлено трехдневное молебствие и назначены к закланию сорок взрослых животных. (3) Потом сенату, первым из всех, был представлен Эвмен. Он кратко изъявил свою благодарность отцам-сенаторам за то, что они вызволили его с братом из осады и спасли их царство от Антиоховых козней; он также поздравил римлян с тем, что они столь успешно завершили войну на суше и море, (4) что разгромили, обратили в бегство и выгнали из собственного лагеря царя Антиоха, что изгнали его сперва из Европы, а потом и из тех азиатских земель, что по сю сторону Таврских гор. (5) Далее он заявил, что предпочитает, чтобы о заслугах его римляне узнали от собственных полководцев и легатов, а не из его напоминаний. (6) Все отнеслись к его словам с одобрением, но настаивали, чтобы он сам, оставив скромность, сказал, какую награду от сената и народа римского он счел бы справедливой, – сенат же поступит со всей возможной предупредительностью и щедростью и не пожалеет усилий, чтобы воздать царю должное. (7) На это Эвмен ответил: когда бы выбирать награду предложили ему другие, то он, будь у него возможность посоветоваться с римским сенатом, охотно воспользовался бы помощью этого высочайшего собрания, дабы избегнуть опасности предстать неумеренно алчущим либо нескромно просящим. (8) Но случилось, что именно сенат и собирается одарить его – так пусть же сам сенат и решает, как отблагодарить и его, и его братьев. (9) Эта речь отнюдь не остановила отцов-сенаторов в их настояниях, чтобы он говорил. Некоторое время продолжалось это состязание между великодушием и скромностью, каждая сторона отдавала решение другой с уступчивостью столь же обоюдной, сколь и непреклонной. Затем Эвмен покинул храм113. (10) Сенат же оставался при своем мнении, считая, что было бы нелепо, если царь приехал, не зная, к чему он стремится, на что рассчитывает; ведь сам он лучше других знает, что выгоднее для его царства, да и с Азией знаком он гораздо лучше, чем сенат. Итак, было решено снова позвать Эвмена и понудить его высказаться о своих чувствах и желаниях.

53. (1) Претор вернул царя в храм. Ему предложили говорить, и он начал так: «Отцы-сенаторы, я бы упорствовал в своем молчании, если бы не знал, что вскоре вы пригласите посольство родосцев, а уж когда оно будет выслушано, мне необходимо станет высказаться. (2) Эта речь будет для меня тем труднее, что в их требованиях вам не увидится ничего такого, что было бы направлено против меня или даже имело бы отношение к ним самим. (3) Они будут ходатайствовать за греческие города и скажут, что те должны быть освобождены. Но нет никаких сомнений, что, коль скоро они своего добьются, от нас окажутся отторгнуты не только те города, которые будут освобождены, но также и наши исконные данники114, (4) а у родосцев появятся по имени просто союзники, обязанные им великим благодеянием, на деле же подданные, зависящие от их власти. (5) И если попустят это боги, родосцы будут домогаться такого могущества, делая при этом вид, будто все это к ним не относится. Они скажут лишь, что такой образ действия достоин вас и соответствует вашим прошлым деяниям. (6) Вам следует быть осмотрительными, чтобы такими речами вас не ввели в заблуждение и чтобы некоторые из ваших союзников не оказались несправедливо утеснены, а другие вознесены сверх меры; больше того: чтобы те, кто поднял оружие против вас, не очутились в лучших условиях, нежели ваши союзники и друзья. (7) Что до меня, то в иных обстоятельствах я предпочел бы выглядеть скорей человеком, поступающимся своими правами в пользу другого, чем слишком упрямо настаивающим на них. Но вот в соревновании за вашу дружбу, за благорасположение к вам, за почести, от вас исходящие, я не в силах хладнокровно снести поражение. Это величайшее наследие, полученное мною от отца, который первым из всех115, кто живет в Азии и Греции, вошел в дружбу с вами (8) и до последнего своего часа сохранял ее с неизменной и незыблемой верностью. (9) Но не только душой он был предан и верен, но и участвовал во всех войнах, которые вы вели в Греции, и сухопутных и морских; поддерживал вас всякого рода припасами так, что никто из ваших союзников не мог с ним сравниться хотя бы отчасти; (10) наконец, он прямо на сходке, где убеждал беотийцев вступить в союз с вами, рухнул без чувств и вскоре скончался116. (11) Следуя по его стопам, я так и не смог ничего прибавить к той доброй воле и усердию, с какими почитал вас он, – так это и осталось непревзойденным. (12) Но и сама судьба, и обстоятельства, и Антиох, и война в Азии позволили мне превзойти отца в делах, в заслугах и в затрате усилий. (13) Антиох, царивший над Азией и над частью Европы, предлагал мне в жены свою дочь, тотчас вернул отложившиеся от нас города, давал твердые заверения расширить в будущем наше царство117, если я вместе с ним объявлю вам войну. (14) Я не стану похваляться тем, что никоим образом не погрешил против вас; скажу лучше о том, что достойно давнишней дружбы нашего дома с вами. (15) Сухопутными и морскими силами я помог вашим полководцам так, что со мной не мог сравниться никто из ваших союзников; я обеспечил подвоз припасов на суше и на море; где бы ни происходили морские сражения, во всех я участвовал; я не жалел трудов, не боялся опасностей. (16) Мне довелось претерпеть самое страшное, что бывает на войне, – осаду; я был заперт в Пергаме, и жизнь моя, и судьба царства висели на волоске. (17) А затем, когда меня вызволили из осады, главный город – оплот моего государства – был обложен Антиохом с одной стороны и Селевком – с другой, и тем не менее я, бросив свои дела, со всем флотом устремился к Геллеспонту, навстречу вашему консулу Луцию Сципиону, дабы помочь ему переправить войско. (18) После того как ваше войско ступило на землю Азии, я ни разу не оставил консула. Никто из римских воинов не находился в вашем лагере неотлучнее меня и моих братьев; ни единый поход, ни единая конная битва не обошлись без меня. (19) Я участвовал в них, сражаясь в строю, и твердо стоял там, где хотел меня видеть консул. Я, отцы-сенаторы, не спрошу: кто же может сравниться со мною услугами, оказанными вам в этой войне? (20) Я не посмел бы сравнивать себя ни с одним из народов и царей, какие у вас в почете. (21) Масинисса был вам врагом, прежде чем стать союзником. Оставалось ли его царство нетронутым? Мог ли он помочь вам своими войсками? Нет! Сосланный, изгнанный, потерявший все свое войско, бежал он в ваш лагерь с одною лишь турмой конницы. (22) И тем не менее вы не только возвратили ему отчее царство, но и добавили к нему богатейшую часть царства Сифакова, вы сделали его могущественнейшим среди африканских царей за то, что он преданно и ревностно воевал вместе с вами в Африке против Сифака и карфагенян. (23) Так какой же награды, каких почестей от вас должны бы удостоиться мы, никогда не бывшие вам врагами, а всегда только союзниками? (24) Отец, я, братья мои воевали за вас с оружием в руках, на земле и на море, не только в Азии, но даже и вдалеке от дома – в Пелопоннесе, в Беотии, в Этолии, против Филиппа, Антиоха, этолийцев. (25) Кто-нибудь может спросить: так чего же ты требуешь? Скажу, раз уж вы велите, а мне следует подчиняться. Отцы-сенаторы! Если римляне изгнали Антиоха за Таврские горы, имея в виду самим забрать эти земли, я не пожелал бы никаких других насельников и соседей, (26) ни при каких иных обстоятельствах будущность моего царства не видится мне более надежной и прочной. (27) Однако если вы намерены оттуда уйти и вывести свое войско, то осмелюсь сказать, что среди ваших союзников нет никого, кто оказался бы более достоин владеть добытым вами в войне, нежели я. (28) Да, конечно, великое дело – даровать свободу порабощенным городам. Если они не предпринимали против вас враждебных действий, я согласен – пусть будут свободны. Но если они держали сторону Антиоха, то не достойнее ли вашей мудрости и справедливости было бы уважить заслуженных ваших союзников, а не врагов?»