Кризис власти - Ираклий Церетели

Поводом к Вашему заблуждению явился, вероятно, мой рассказ Вам о том, что в решительную минуту июльских событий я, разговаривая с т. Троцким, сказал ему, что считал бы бедствием и вступлением в неизбежное поражение, если бы власть оказалась тотчас же в наших руках, на что т. Троцкий, который всегда был гораздо более меня решителен и уверен в победе, отвечал мне, что, по его мнению, это вовсе не было бы так плохо, что массы, конечно, поддержали бы нас.

Все это говорилось только в виде взвешивания ситуации в частной беседе в горячий исторический момент.

Очень прошу Вас принять во внимание это мое письмо при окончательном редактировании Вашей истории, дабы Вы сами не впали и других не ввели в заблуждение.

30. III.20 года

Нетрудно заметить, что опровержение Луначарского по существу не противоречит смыслу его беседы с Сухановым. Из этого опровержения видно только, что большевики намеревались не прямо захватить в свои руки власть, а сначала вынудить советскую демократию завладеть властью, после чего они надеялись без труда стать хозяевами этой власти.

Результатом этой политики и явились события 3–4 июля, когда улицы Петрограда были залиты кровью, а попыток прямого захвата власти со стороны инициаторов этих событий не делалось.

Эта двойственная позиция руководителей вооруженного восстания отражалась, конечно, деморализующим образом на настроении демонстрантов.

Вернувшись утром 4 июля в Петроград, Ленин отправился в дом Кшесинской, к которому в это время подходила многотысячная демонстрация кронштадтских матросов.

В воспоминаниях Флеровского и Подвойского указывается, что эти матросы были в недоумении относительно задач демонстрации, для которой их вызывали. С одной стороны, их звали на демонстрацию вооруженную, имевшую целью установить Советскую власть. С другой стороны, эту демонстрацию устроители называли мирной и никаких указаний боевого характера не давали.

В связи с этим прибытием матросов для участия в выступлении в Петрограде следует отметить одно характерное обстоятельство. Вызывая матросов, так же как и воинские части, на улицы Петрограда, большевики имели, конечно, в виду вооруженную демонстрацию. Когда несколько правых большевиков, поддержанных также Троцким, предложили принять меры, чтобы мирная демонстрация была действительно мирной, и потому оговорить в призыве, что солдаты должны явиться без оружия, это предложение было решительно отвергнуто большинством ЦК. Руководители большевистской партии не только не запрещали выход с оружием, но прямо это рекомендовали. Когда в Кронштадте было получено предложение ЦК большевиков привести в Петроград для участия в демонстрации как можно более значительную массу матросов, представители матросских организаций решили запросить ЦК, должны ли они явиться с оружием или без оружия. Демьян Бедный в статье «Штрихи» (Сталин. Сборник статей к пятидесятилетию со дня рождения, М., 1930. С. 149–150) в следующем виде передает разговор по этому поводу кронштадтцев с представителем ЦК Сталиным:

«Накануне июльского выступления в 1917 году в редакции „Правды“ днем сидим мы двое: Сталин и я. Трещит телефон. Сталина вызывают матросы, кронштадтские братишки. Братишки ставят вопрос в упор: выходить им на демонстрацию с винтовками или без них? Я не свожу глаз со Сталина. Мне смешно. Меня разбирает любопытство: как Сталин будет отвечать – о винтовках! По телефону!

Сталин тоже как-то смешно, и лукаво до последней степени сморщил лицо, погладил свободной рукой усы и говорит:

– Винтовки?.. Вам, товарищи, виднее!.. Вот мы, писаки, так свое оружие, карандаш, всегда таскаем с собою… А как там вы со своим оружием, вам виднее!..

Я в бешеном восторге катался со смеху по дивану.

Ясное дело, что все братишки вышли на демонстрацию со своими „карандашами“!».

Подойдя к дому Кшесинской, матросы единодушно стали требовать выхода к ним Ленина, чтобы от признанного вождя большевиков получить ясные указания о задаче вооруженной демонстрации. Ленин вместо себя выслал Луначарского, который от прямого ответа о целях манифестации уклонился и, как передает Подвойский, «попробовал развернуть перед матросами всю картину хода революции». Этот уклончивый ответ вызвал большое недовольство матросов, которые стали кричать, что время разговоров прошло, нужно указать на действия. Луначарскому пришлось свою речь скомкать, и тогда к возбужденным матросам вышел на балкон Ленин. Но и Ленин уклонился от прямого ответа и произнес довольно туманную речь о необходимости продолжать борьбу за установление в России Советской власти с верой, что эта борьба увенчается успехом, и призывал к бдительности и стойкости.

Эта нерешительность действий Ленина вовсе не означала, что будто бы он, как утверждает Подвойский, не одобрял июльского вооруженного выступления. Если бы Ленин держался этого взгляда, он бы с момента приезда в Петроград приложил все усилия, чтобы ликвидировать начатое выступление еще до того момента, когда выяснилось полное его поражение. Ленин говорил перед кронштадтцами уклончиво, чтобы в случае провала вооруженного выступления снять с партии ответственность за его организацию.

После этой речи Ленина многотысячная вооруженная толпа матросов отправилась к Таврическому дворцу, чтобы убеждать то самое советское большинство, которое Ленин и его сторонники обличали в предательстве интересов народных масс, – убеждать взять целиком в свои руки власть и организовать диктаторское социалистическое правительство.

Перечитывая теперь воспоминания большевистских участников демонстрации 3–4 июля, легко видеть, как эти колебания руководителей июльского выступления отражались на настроении его рядовых участников: все они отмечают отсутствие в манифестирующих группах воодушевления и энтузиазма людей, знающих, зачем они вышли с оружием в руках на улицы столицы. Флеровский, один из возглавлявших колонны шествовавших матросов, пишет, например:

«Печать серьезной сосредоточенности лежала на черных матросских колоннах. „За власть Советов!“… Заставить соглашателей подчиниться народной воле, разорвать с буржуазией… А как это будет, никто ясно не представлял, и эта неясность создавала настроение тревоги» (Пролетарская революция. 1926. № 54. С. 77).

То же настроение недоумения и тревоги царило среди демонстрировавших рабочих и солдат. 4 июля, когда после прибытия в Петроград кронштадтских матросов манифестация достигла кульминационного пункта, делегаты большевистской части 54 петроградских заводов и фабрик были направлены на заседание Исполнительных Комитетов, происходившее в Белом зале Таврического дворца, и излагали здесь свои требования, путаясь в противоречиях, которые заключались в их упреках и требованиях. Ни одна из этих делегаций не могла объяснить, как могли они одновременно и объявлять политику советского большинства неприемлемой для революционных народных масс, и добиваться передачи власти в руки советского большинства. В сущности, все они стремились к передаче власти большевистской партии, но имели директиву ни в коем случае не формулировать этого требования, а обращаться к демократическим Советам с требованием, чтобы они сами организовали диктаторскую власть. Поэтому самые фанатически настроенные делегаты манифестантов, выступавшие на заседании Исп. К-тов, совершенно терялись, получая от представителей Исп. К-тов реплики с отказом принять навязываемую им политику, и покидали собрание в сознании бесцельности такого выступления.

Когда же ожесточенные толпы манифестантов, собравшихся перед Таврическим дворцом, пытались переходить от слов к действиям и арестовать министров-социалистов, в которых они усматривали главных противников установления Советской власти, то они видели, что больше всего такие действия пугали их признанных лидеров, представителей большевистской партии.

Я уже отметил два таких «покушения» на арест министров-социалистов в первый вечер выступления, когда среди демонстрантов господствовало еще довольно благодушное настроение. Совсем другой характер носила попытка ареста члена правительства В. М. Чернова, когда улицы Петрограда уже были обагрены кровью и среди участников демонстрации стали ярко проявляться ожесточение и ненависть к «соглашателям», отвергавшим их требования.

Попытка ареста Чернова была произведена около 3 часов дня кронштадтскими матросами, пришедшими со своими большевистскими плакатами к Таврическому дворцу. Чернов вышел к матросам, чтобы обратиться к ним с речью. Он им сказал, что кадетские министры ушли из правительства, так как они не захотели осуществлять демократическую программу, выработанную правительством по соглашению с Советами. «Об этом уходе, – сказал Чернов, – мы не жалеем, скатертью им дорога». Тут Чернова стали перебивать из толпы: «А почему вы этого не говорили раньше? Почему вы с ними сидели в правительстве?» Эти крики возбудили толпу, возгласы становились все более и более враждебными и делали невозможным для Чернова продолжать речь. После нескольких безрезультатных попыток успокоить толпу Чернов крикнул им, что если они не хотят его слушать, то он не станет с ними говорить, и повернулся, чтобы вернуться во дворец. Тогда несколько матросов схватили его за руки и усадили в стоявший перед дворцом автомобиль, чтобы увезти с собой как арестованного.