Лубянка. Подвиги и трагедии - Николай Лузан

Так, собственно, и произошло с Павлом Анатольевичем. За время его отсутствия очередная партийная метла принялась вычищать «замусоренные враждебным элементом» органы государственной безопасности. Новый назначенец Сталина, бывший член Центральной комиссии по чистке партии, заведующий отделом руководящих партийных органов ВКП (б) Ежов в короткий срок жестоко и безжалостно расправился со своим предшественником Ягодой, обвинив его, а с ним и всю верхушку НКВД в очередном «террористическом заговоре против т. Сталина», а затем взял в ежовые рукавицы органы и всю страну. Начавший давать сбои ГУЛАГ пополнился миллионами новых безвинных жертв, и северные стройки снова ожили.

Волна репрессий докатилась и до святая святых — разведки. Вследствие этого работа центрального аппарата и его оперативно‑боевых звеньев, закордонных резидентур, оказалась парализованной. Вновь назначенные начальники и оперативные работники порой не успевали вскрывать сейфы и принимать дела, как уже попадали в черные списки «врагов народа», число которых с каждым новым днем росло, словно снежный ком, и затем отправлялись в камеры внутренней тюрьмы. В отделах и управлениях наркомата проводились бесконечные партийные собрания и заседания парткомов, на которых будущие жертвы «срывали маски» и с исступлением клеймили очередных «врагов народа».

В эту чудовищную воронку был втянут и Павел Анатольевич. Произошло это вскоре после представления коллективу 5‑го отдела (ИНО) ГУГБ НКВД СССР нового начальника В. Деканозова, сослуживца Берии еще по работе в Закавказской ЧК, занявшего кресло очередного «врага народа» Пассова. В своем вступительном слове он пообещал беспощадно бороться с врагами, проникшими в советскую разведку, а дальше все пошло по накатанной колее. Бывшие подчиненные Слуцкого, Шпигельглаза и Пассова спешили откреститься от них и засвидетельствовать свою преданность новому назначенцу партии. В те минуты их, видимо, занимала одна и та же мысль: не оказаться следующими в списке «врагов народа». И здесь совершено неожиданно для Павла Анатольевича прозвучала его фамилия.

Первым в него бросил камень старый сослуживец, которого он знал еще по работе в ОГПУ Украины, А. Гукасов. Перед этим он, как и положено, покаялся, что не разглядел в своих бывших начальниках «замаскировавшихся врагов», заклеймил их позором и затем вдруг обрушился с обвинениями на Павла Анатольевича. То, что говорил Гукасов, трудно назвать даже абсурдом. Он напомнил присутствующим про дружеские связи Судоплатова с разоблаченными «врагами» Шпигельглазом и Слуцким, про то, что в Москву его выдвинул не кто иной, как другой «враг народа», Балицкий (до 1933 года являлся руководителем ГПУ на Украине, а затем заместителем председателя ОГПУ СССР. В 1937 году был репрессирован. — Прим авт.). Не оставил он без внимания пассивное участие Павла Анатольевича в стенной газете отдела, разоблачавшей «врагов народа», и усмотрел в этом пособничество им. Что в тот момент двигало Гукасовым? Видимо, страх, так как за ним самим, с точки зрения новых чистильщиков органов, водился грешок — связи с разоблаченными «врагами» в НКВД Украины. Но, наверное, не только страх, но и указание нового начальника, Деканозова, начавшего самоочищение отдела. Новая метла спешила вымести «затаившихся врагов» и блеснуть наверху хорошей отчетностью, но делала это более тонко, чем при Ежове, когда вниз просто спускалась разнарядка: сколько и какой категории изменников, террористов и вредителей необходимо вычистить.

Вслед за Гукасовым и другие сотрудники принялись соревноваться в обличении дежурной жертвы. Спасая себя, они искали рядом крайнего и припомнили Павлу Анатольевичу все:

«преступную связь» с бывшим начальником ИНО Слуцким; старую дружбу с семьей Соболь, в свое время рекомендовавшей его на службу; пассивное участие в работе редколлегии стенной газеты, клеймившей на своих страницах «врагов народа».

В приступе шпиономании они припомнили ему пребывание в плену в течение нескольких дней у генерала Шкуро. При этом никого не интересовало, что добровольцу Красной армии Павлику Судоплатову тогда шел всего тринадцатый годок. Это уже было не важно. Не имело значения даже то, что совсем недавно, смертельно рискуя, он выполнил важнейшее задание Советского правительства и ликвидировал второго по важности после Троцкого врага — лидера ОУН Коновальца. Система требовала новых жертв, а кто, как не он, выдвиженец «врагов народа» Балицкого и Слуцкого, подходил на эту роль. Заработала хорошо налаженная и знакомая ему схема уничтожения человека, которая еще до ареста морально и психологически ломала свою жертву.

Впоследствии в своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы» (стр. 98) он так вспоминал об этом:

«Я чувствовал себя подавленным. Жена тоже сильно тревожилась, понимая, что над нами нависла серьезная угроза. Мы были уверены, что на нас уже есть компромат, сфабрикованный и выбитый во время следствия у наших друзей. Но я все‑таки надеялся, что, поскольку был лично известен руководству НКВД как преданный делу работник, мой арест не будет санкционирован. В те годы я еще жил иллюзией, что несправедливость может быть допущена к члену партии лишь из‑за некомпетентности или в силу простой ошибки…»

Вскоре он понял всю наивность своих заблуждений и с горечью признавал:

«Это была целенаправленная политика. На руководящие должности назначались некомпетентные люди, которым можно было отдавать любые приказания. Впервые мы (с женой) боялись за свою жизнь, оказавшись под угрозой уничтожения нашей же собственной системой».

А она напоминала о себе каждый день и каждый час, когда Павел Анатольевич приходил на службу. Тревожный шепоток об очередном аресте знакомых или сослуживцев, гулявший по коридорам, все более сгущал атмосферу вокруг него. В те дни, по его признанию:

«Я приходил на работу и сидел у себя в кабинете за столом, ничего не делая. Новые сотрудники не решались общаться со мной, боясь скомпрометировать себя. Помню, что начальник отделения Гаранин, беседуя со своим заместителем в моем присутствии, переходил на шепот, опасаясь, что я могу подслушать».

Горечью и досадой на своих соратников пропитаны эти строки. Но Павел Анатольевич не упрекает их в слабости, поскольку каждый выживал как мог, и скромно умалчивает, чем это грозило семье. Теперь не только его судьба, но и жизнь жены висели на волоске. Исключение из партии для сотрудника органов безопасности в то время было равносильно смертному приговору ему самому, а родственникам, в лучшем случае, грозило ссылкой. В своих воспоминаниях и выступлениях на телевидении и в прессе он скупо упоминает об этом. Поэтому пусть за него говорят документы. Пожалуй, ничто так правдиво и наглядно не передает дух того времени и драматизм положения самого Павла Анатольевича, как строчки из протокола заседания 5‑го партколлектива ГУГБ НКВД. В них следует внимательно вчитаться, чтобы лучше понять, что тогда происходило в стране и жизни советских людей.

заседания партийного комитета

5‑го партколлектива ГУГБ НКВД

от 23 ноября 1938 года

СЛУШАЛИ:

Персональное дело т. П. А. СУДОПЛАТОВА

Т. ЛЕОНЕНКО зачитывает обвинения, предъявляемые к т. СУДОПЛАТОВУ, о его путаных ответах при заполнении анкетных данных, о связях с ныне разоблаченными врагами народа: ГОРОЖАНИНЫМ (чекист из плеяды Дзержинского, видный сотрудник советской разведки, репрессирован в 1937 году по делу о заговоре в НКВД УССР. В свое время рекомендовал П. Судоплатова для работы в центральном аппарате НКВД. — Прим. авт.) — троцкистом, подписавшим «платформу 83», которого СУДОПЛАТОВ знает по работе в ГПУ УССР; с СОБОЛЬ (кадровая сотрудница ИНО, близкий друг семьи Судоплатовых, репрессирована в 1938 году — Прим. авт.) — ныне разоблаченным врагом народа, по рекомендации которой СУДОПЛАТОВ пришел работать в ИНО; с КАМИНСКИМ (видный советский разведчик, совместно с П. Судоплатовым принимавший активное участие в противодействии разведывательно‑подрывной деятельности ОУН, репрессирован в 1938 году. — Прим. авт.) — врагом народа, лучшим другом СУДОПЛАТОВА; с БЫСТРОЛЕТОВЫМ (видный советский разведчик, с 1920 года находившийся на нелегальной работе в странах Западной Европы, репрессирован в 1937 году. — Прим. авт.) — врагом народа, компрометирующий материал о котором СУДОПЛАТОВ скрывал в течение долгого времени.

Т. ЛЕОНЕНКО сообщает об использовании СУДОПЛАТОВЫМ служебного положения для получения из‑за границы вещей для себя и своей жены под видом оперативных надобностей уже в сентябре 1938 года.