Разгром 1945. Битва за Германию - Алексей Исаев

Наступления в мартовской грязи серьезно потрепали наиболее ценные объединения 1-го Белорусского фронта – 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии. Обе они требовали срочного пополнения людьми и техникой. Но наиболее серьезной потерей в Восточно-Померанской операции было время. Синхронного наступления 1-го и 2-го Белорусских фронтов на Одере не получилось. Завершив разгром данцигско-гдыньской группировки противника, войска 2-го Белорусского фронта в период с 4 по 15 апреля 1945 г., выполняя директиву Ставки Верховного Главнокомандования № 11 053, совершали комбинированный марш на 250–350 км. Когда к исходу 16 апреля войска К.К. Рокоссовского только занимали исходное положение для наступления, 1-й Белорусский фронт уже сражался за окутанные дымом Зееловские высоты.

Часть третья

«КРЕПКИЙ ОРЕШЕК». ВОСТОЧНАЯ ПРУССИЯ

Катастрофа армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии в августе 1914 г. стала предвестником крушения Российской империи. На волне патриотического подъема, охватившего общество с началом Первой мировой войны, гибель армии стала для многих настоящим ледяным душем.

Однако дело было не только и не столько в исторической памяти. Само географическое положение Восточной Пруссии заставляло советских стратегов задумываться о ее месте в будущих сражениях. В конце декабря 1936 г. – начале января 1937 г. была проведена показная игра на картах в Академии Генерального штаба на тему: «Ведение фронтовой наступательной операции на Западном театре военных действий. Прорыв подготовленной обороны противника». Противниками Красной Армии по сценарию игры были Германия и Польша. Проводилась игра под руководством командующего Белорусским военным округом И.П. Уборевича. В ходе этой игры отрабатывалось отражение контрудара мощной группировки немецких войск из Восточной Пруссии.

Маршал Тухачевский в июне 1937 г., уже будучи арестован, в своих показаниях с горячностью доказывал опасность со стороны Восточной Пруссии. Он описывал ход военной игры так: «Уборевич, увлекшись наступлением на Брест-Литовском направлении, подставил свой фланг и тыл в районе Гродно под удар немцев из Восточной Пруссии. Положение было выправлено вмешательством главного руководителя военной игры». Таким образом, от разгрома войска Красной Армии в Белоруссии спасло вмешательство руководства игры. В реальной войне такого верховного арбитра, разумеется, не было бы. Ради того, чтобы избежать опасного контрудара, Тухачевский был готов пойти на крайние меры. Он считал возможным даже «повторить Бельгию», т. е. сделать то же, что в 1914 г. предприняли германские войска при наступлении на Францию – вторглись в Бельгию. Тухачевский предлагал осуществить это и в отношении одного (Литвы) или всех (Эстонии, Латвии и Литвы) прибалтийских государств. Это позволило бы нанести удар по Восточной Пруссии и избежать нависания над флангом советских войск к северу от Полесья. В связи с этим становится понятно, что действия СССР летом 1940 г. по присоединению стран Прибалтики имели своей целью не столько увеличение числа республик, но и сугубо военные причины.

«Зубы дракона» в Восточной Пруссии.

К концу 1944 г. ни о какой «Бельгии» уже не было и речи. Территория Прибалтики была почти что очищена от германских войск. Тогда, в 1914 г., немцам удалось нанести поражение русской армии за счет несогласованности действий 1-й армии Ренненкампфа и 2-й армии Самсонова. Первая наступала северо-восточнее Мазурских озер, вторая – юго-западнее. Маневрируя по внутренним линиям, немцы сначала сосредоточили силы против одной армии, затем против другой и добились в итоге значимого успеха. Ключом к успеху, таким образом, становилось строгое согласование действий двух ударных группировок.

Все те же факторы, о которых думали красные маршалы и командармы в середине 30-х и генералы царской армии в начале века, сохранились в 1945 г. Василевский вспоминал: «Восточнопрусскую группировку гитлеровцев нужно было разгромить во что бы то ни стало, ибо это освобождало армии 2-го Белорусского фронта для действий на основном направлении и снимало угрозу флангового удара из Восточной Пруссии по прорвавшимся на этом направлении советским войскам»[85]. Проблема, разбиравшаяся Уборевичем и Тухачевским, как мы видим, снова стала предметом анализа и обсуждения при разработке оперативных планов в 1944–1945 гг.

Замысел Восточно-Прусской операции заключался в том, чтобы отсечь группу армий «Центр» от остальных сил немецкой армии, прижать ее к морю, расчленить и уничтожить. Отсечение группы армий «Центр» от главных сил немецко-фашистских войск возлагалось на 2-й Белорусский фронт, который должен был нанести глубокий удар с нижнего течения р. Нарев в общем направлении на Мариенбург. В полосе севернее Мазурских озер в общем направлении на Кёнигсберг наносили удар войска 3-го Белорусского фронта. Войска левого крыла 1-го Прибалтийского фронта (43-я армия) имели задачу содействовать наступлению 3-го Белорусского фронта.

В соответствии с этим замыслом Ставка Верховного Главнокомандования поставила задачи фронтам.

3-й Белорусский фронт, командующим которого был генерал армии И.Д. Черняховский, в составе шести общевойсковых армий, двух танковых корпусов и одной воздушной армии[86] получил задачу: разгромить тильзитско-инстербургскую группировку противника и не позднее 10-12-го дня операции овладеть рубежом Немонин, Норкиттен, Даркемен, Гольдап. В дальнейшем фронту предстояло развивать наступление на Кёнигсберг по обеим берегам р. Прегель. Главный удар силами четырех общевойсковых армий и двух танковых корпусов фронту предстояло нанести из района севернее Шталлупенена в общем направлении на Велау. Одна общевойсковая армия с танковым корпусом оставалась во втором эшелоне для наращивания усилий на направлении главного удара после прорыва обороны противника. Для обеспечения флангов ударной группировки фронту указывалось частью сил наступать на Тильзит, а из района южнее Шталлупенена – на Даркемен.

Всего в составе шести армий и фронтовых частей 3-го Белорусского фронта насчитывалось 480 129 человек. С учетом тыловых частей и учреждений, а также ВВС в подчинении Черняховского к началу операции было 708 600 человек. Средняя численность стрелковой дивизии фронта составляла 6 тыс. человек. 3-й Белорусский фронт располагал 839 танками и 433 САУ, 4548 орудиями калибра 76 мм и выше, 1618 противотанковыми пушками и 4490 минометами калибром 82 мм и 120 мм.

Противником 3-го Белорусского фронта была 3-я танковая армия под командованием Эрхарда Рауса. Этот немецкий военачальник австрийского происхождения сделал достаточно быструю карьеру в вермахте. К началу 1945 г. он относился к тем, кто исповедовал тактику вывода войск с первой оборонительной линии из-под удара советской артиллерии. После этого предполагалось давать бой на второй линии обороны.

Сам Раус не заблуждался относительно достоинств и недостатков новой тактики. В своих воспоминаниях (точнее, очерках для американцев, написанных в плену) он писал: «Тактика оборонительных зон, которую успешно применила 1-я танковая армия под Львовом, не использовалась другими соединениями, так как условия для ее успешного использования встречались редко. Поэтому большинство командующих армиями резонно сомневались в ее практичности. Кроме того, общая стратегическая ситуация ухудшалась так быстро, что уже никому не хотелось заниматься экспериментами. Во второй половине 1944 года мы редко получали достаточно времени для строительства многочисленных позиций, обучения и подготовки войск. Самым пылким адептам этой тактики приходилось бороться со всеми этими сложностями, однако они добивались успеха»[87].

Брошенная в Восточной Пруссии САУ «Штурмгешюц».

Новая тактика, разумеется, не отменяла традиционные средства обороны. К таковым относились, в частности, подвижные резервы. Однако Восточную Пруссию не миновала общая тенденция по изъятию танковых соединений для борьбы за Венгрию. Начиная с Рождества 1944 г. Венгрия стала просто «идеей фикс» фюрера. Туда был направлен IV танковый корпус СС Гилле из-под Варшавы, из 3-й танковой армии Рауса была изъята 20-я танковая дивизия. Вместе с тем нельзя не отметить, что Раус несколько сгущает краски, оценивая возможности своих войск. Так, он заявляет: «В Восточной Пруссии в январе 1945 года 3-я танковая армия имела только 50 танков и около 400 артиллерийских орудий при полном отсутствии авиационной поддержки»[88]. В 50 танков он оценивает численность техники переданной ему незадолго до начала советского наступления 5-й танковой дивизии. В действительности на 1 января 1945 г. 5-я танковая дивизия насчитывала 32 Pz.IV (+1 в краткосрочном ремонте), 40 Pz.V «Пантера» (+7), 25 Pz.Jag.IV(+7), 310 БТР (+25) и 9 самоходных противотанковых орудий. Численность личного состава дивизии (более 15 тыс. человек) практически полностью соответствовала штату. Боеспособность 5-й танковой дивизии оценивалась в наивысший балл – «I». Это означало, что она пригодна для любых наступательных действий, не говоря уж об обороне. До этого она была в резерве 4-й армии, и непонятно, почему ее боеспособность должна была заметно снизиться в период очевидного затишья на фронте в начале января 1945 г. Ранее числившаяся в резерве Рауса 20-я танковая дивизия имела оценку боеспособности «II/I», т. е. несколько ниже вновь прибывшей замены.