«Русские – успешный народ. Как прирастала русская земля» - Александр Тюрин

Уже после избрания на Земском соборе царем Михаила Федоровича ногаи соединяются с атаманом Заруцким — тот вместе с пани Мнишек «всплывает» в Астрахани — и «хотят итти к Самаре», где в это время находится князь Д. Пожарский. В связи с этим весной 1614 г. правительство посылает на Волгу двух стрелецких голов, каждого с пятью сотнями стрельцов.

Один голова поставил острожек на устье реки Усы, другой — острог на южной стороне Самарской Луки, «где переволочатся с Волги на Усу реку». Им обоим кроме помощи Пожарскому предписывалось «проведывати всякими мерами про астраханских воров, и про воровских казаков, и про ногаи, и про всяких воровских людей, и если воров будет не много, то ему (голове)… на тех воровских людей приходити и над ними промышляти… рыбных ловцов от всяких воровских людей оберегати».

Власть бережет своих людей, не только рыбаков, но и ратников — и тех, и других мало — никаких призывов биться до последней капли крови.[280]

И в 1620-х гг. в среднем течении Волги повсеместно стоят «крестьянские дворы пустые от татарского разоренья». В дворцовой Кукарской слободе «кругом слободы острог, а на остроге три пищали затинных да в казне 10 ручных самопалов». Крестьяне полностью готовы к обороне своих жилищ, но обрабатывают лишь 30 четвертей земли, а вшестеро больше земли брошено и поросло «боровым большим лесом».[281]

Однако в защищенный чертой Тетюшский уезд перебираются люди с верхнего Поволжья. В Федоровском селе, где до Смуты было 18 дворов крестьянских и 7 дворов бобыльских, в 1616 г. насчитывается уже 107 крестьянских и 26 бобыльских дворов, да еще появляется три починка.

Средневолжские черноземы по-прежнему влекут крестьянство, которое хорошо ощущает разницу между ними и супесями-суглинками верхового Поволжья, Новгородчины, Москвы и т. д.

Идет переселение из верхнего Поволжья в низовое, к Самаре, Саратову, Царицыну. Например, в 30 верстах от Чебоксар, на правом берегу Волги, у впадения Верхней и Нижней Сундырки, появляется село Сундырь — в вотчине Крутицкого митрополита Сильвестра. В его окрестностях растут починки, состоящие в основном из бобыльских дворов.

На Самарской Луке, при Михаиле Федоровиче, построены два острожка. На реке Усолке, где бьют соляные ключи, купец Надей Светешников ставит котлы-салды для выпаривания соли. Пашенная земля принадлежит здесь Саввиному монастырю.

Смута оставила массу оскудевших и просто нищих помещиков, некоторые из них кормились «христовым именем», то есть подаянием.[282]

В царских жалованных грамотах этого времени пишется, чтобы землевладельцы со своих крестьян не брали «через силу, чтобы тем мужиков своих из поместий и из вотчин не разогнать», грозя в противном случае отнятием поместья и вотчины.

Монастыри стали еще более привлекательны для переселенцев, уходящих от мелких разоренных помещиков.

Хозяйственное положение монастырей было лучше, чем у служилых людей, так сказать, по определению. Освобождение от податей и наличие большого числа рабочих рук, в том числе наемных работников («монастырских детенышей»), позволяло монастырям энергично заниматься заимкой новых земель.

Село Борисоглебское Преображенского монастыря в начале XVII в. имело менее 20 дворов и платило оброк монастырю менее 5 руб. В середине века здесь живет 127 оброчных бобылей, вносивших около 100 руб., причем не только с пашни, но еще и с ремесел, преимущественно кожевенных и плотничьих.

За 40 лет значительно увеличилась крестьянская пашня «от лесной росчисти» во всех деревнях, относящихся к этому селу.

Так, деревня Борискова, обрабатывавшая в 1603 г. силами 11 крестьян 56 десятин земли и имевшая «лесу непашенного полторы версты», к середине века силами 31 крестьянина распахала уже 636 десятин. И, вероятно, в помощь крестьянам были неучтенные рабочие руки из числа людей, поселившихся на их дворах. В крестьянских общинах росло число захребетников, соседей и подсоседников, маскирующихся чужим тяглом («у которых своих дворов нет, живут в соседех»). Крепкий хозяин принимал захребетника на свой двор или даже в свою избу, кормил его в обмен на помощь в работе. Обычно, чуть встав на ноги, захребетник переходил в бобыли, платил небольшой бобыльский оброк. И уже потом, когда у него подрастали дети, при поддержке общины и землевладельца становился крестьянином.

Общины были заинтересованы в новых членах, выделяли им землю (усадебную, пашенную и угодья), старались предоставить некоторую материальную помощь.

Такие же процессы шли и в посаде, и в стрелецких слободах.

К середине XVII в. почти исчезли в писцовых книгах описания пахотных лесов, перелогов и «зарослей». Вместе с иссушением болот уменьшалось количество источников, падал уровень воды в небольших реках, уменьшалось количество водяных мельниц. К тому же и изменение климата выражалось в снижении средних годовых температур и уменьшении осадков.

В южную часть Закамского края приходили люди из Перми, которые жаловались в челобитной, что «у них де у Пермич место подкаменное, студеное, хлеб не родится, побивает мороз по вся годы». Переселялись туда крестьяне с Вятки, как, например, в 1626 г. целой общиной «Попов с товарыщи» стали «жити на пашне, на льготе, на Чалне» при впадении ее в Каму. В Чалнинском починке в 1643 г. насчитывалось 118 крестьянских и бобыльских дворов, а в 1651 г. — втрое больше. Починок становится селом с полным самоуправлением, денежный и хлебный оброк оно платит дворцовому приказу по «крестьянским сказкам, а не по мере».

Как и прежде, соседство с немирными кочевниками требовало от крестьян участия в оборонных мероприятиях. Так, в Тетюшском уезде надо было высылать с 10 дворов по человеку «с пищальми, с саблями и со всяким боем». Поволжское крестьянство было хорошо вооружено властями, да и, видимо, обучено ратному делу. В крупных европейских государствах того времени оружие крестьянам не доверяли.[283]

В Казанском уезде правительство обратило внимание на те места по Каме, которыми ногаи пользовались для перехода с луговой стороны на правую, нагорную. На одной из переправ, со времен царя Ивана, стоял Лаишевский город, а вот Анатошский перевоз с 1620-х гг. сторожили вооруженные крестьяне из ближайшей деревни. Назвали ее соответственно Сторожевой.

Вместе со сведением лесов уменьшалась их защитная роль, поэтому государство должно было прибегать к новым оборонительным мерам. На левых и правых притоках Свияги, Карле и Килне возникли укрепленные слободы, которые населили полковыми казаками.

Симбирская и Закамская черты

В 1648 г. на правом берегу Волги от нового города Симбирск началась постройка протяженной черты в юго-западном направлении. Она состояла из полос, где в несколько рядов шли рвы и валы, которые в лесных массивах сменялись засекой.

Строили черту шесть лет — с числом занятых работников от 3,3 до 4,9 тыс. человек.

На дистанции от Симбирска до Инсара встало 8 острогов.

В Инсар перешла часть темниковских жителей. Переселенцы, обосновавшиеся в городе, получали жалованье на дворовое строение — 4–5 руб. и огнестрельное оружие.

На новой черте селили казаков, переведенных из Тетюш, Лаишева, Арска, Карлинской слободы.

Поселившихся здесь мордвинов прибирали в казачью службу, татар — в «государеву конную службу».

За Инсарским острогом черта тянулась и дальше на юго-запад до соединения с Нижне-Ломовскими укреплениями, которые входили в состав Козлово-Шацкой черты.

Черноземная правая сторона Поволжья, ограниченная с севера Тетюшской засекой, а с юга новой Симбирской чертой, стала базой для раздачи земли помещикам, как русским, так и представителям поволжских народов. Получив землю, последние были заинтересованы не меньше русских в ее защите от вторжений кочевников.

Помещик XVI и XVII в. был щитом, мечом и рабочей лошадью фронтира — без него невозможно было защитить плоды любой созидательной деятельности от хищничества кочевых степняков и разбойничьих шаек. Без него на фронтире не удержалось бы никакое оседлое население, да и просто эта земля была бы потеряна.

Помимо исполнения гарнизонной службы много служилых людей было задействовано на сторожах, которые в Поволжье обычно располагались на возвышенных местах.

Им предстояло следить за тем, чтобы «воинские люди в Симбирску и к… Симбирской черте на русские и на мордовские деревни безвестно не пришли и дурна какого не учинили и уездных людей не повоевали, и не побили, и в полон не поймали».

В степь за черту направлялись разъезды и станицы — для «проведывания вестей про неприятельских воинских людей».

К середине XVII в. до Камы добираются калмыки (монголы-ойраты). За предыдущие 40 лет они перекочевали с берегов Ишима и Тобола на верховья рек Яика и Ори, а в 1630-е гг. их кибитки появились между Яиком и Волгой. Здесь калмыки принялись грабить ногаев, отчего те двинулись на правый берег Волги. Одни шли в Крым, другие умоляли о спасении астраханских воевод.[284]