Икона и Топор - Джеймс Биллингтон

Самый многообещающий путь к установлению в России авторитарного национализма может дать обновленный вариант евразийского движения. Возникшее после Первой мировой войны в среде русской эмиграции как консервативная альтернатива большевизму, это движение толковало понятие русской национальной принадлежности расширительно, включив в нее как азиатские, так и европейские элементы и особо подчеркивая стародавнюю, замешанную на панславянском самомнении, идею о том, что Запад пребывает в состояний окончательного упадка, а Россия — на подъеме. Ожившее в сочинениях Льва Гумилева, единственного сына двух великих поэтов, Анны Ахматовой и Николая Гумилева, новое «евразийство» внушает мысль о том, что обладающий «пассионарностью» народ, каковым является и народ русский, всегда одолеет те народы, сила которых коренится лишь в вещах материальных.

Новой русской журналистике присуща тенденция язвительно осмеивать мысль о том, что географическое положение России, соединившей в себе два континента, означает, что «Евразия» объединяет лучшие особенности культур этих континентов. Журналисты предлагают для этой нарождающейся самобытности, сочетающей в-себе как раз худшие элементы культуры обоих континентов — азиатский деспотизм и европейское упадочничество, — другое название: «Азиопа».

Второй, менее политизированный, путь к возрождению национальной гордости состоит во всемерном восстановлении былых достижений русской культуры, подразумевающей русско-тюркскую самобытность, основу которой составляет само происхождение язычников дохристианской поры. Полное усвоение и прославление разнообразных творений русской культуры, созданных во втором тысячелетии, за время существования писаной истории России, позволило бы так обогатить и расширить диапазон «русскости», что она стала бы крепким фундаментом более открытой и плюралистической демократии.

Под конец советского периода молодой монах Симон возродил иконопись как акт богослужения, расписав к празднованию тысячелетия русского христианства самый старинный из московских монастырей, Свято-Даниловский, фресками, выполненными в древней манере. И именно этот возродивший традицию человек возглавил движение, имевшее целью достичь в посткоммунистической России экуменической общности с другими христианами. Престарелые митрополиты и епископы, которых за их приверженность к дисциплине в советском духе иногда обозначают общим словом «Митрополитбюро», осудили его. Тем не менее многие молодые люди, также воодушевляемые традиционными для России чувством природы и поисками веры, пытаются отыскать западные модели создания более единого и управляемого общества.

Все эти подспудные силы, которые, как мы видели, привели к изменениям в русской истории, теперь, на заре нового тысячелетия, все чаще соединяются в опыте работающей среди простых людей молодежи. И все эти три силы гармонично слились в жизни и облике человека, в последние десять лет прошлого тысячелетия ближе всех подошедшего к тому, чтобы стать совестью России: Дмитрия Лихачева.

Лихачев был ведущим авторитетом по старинной русской культуре монастырской Москвы и одновременно — последним из живых представителей космополитической культуры предреволюционного Санкт-Петербурга. Он видел и большевистскую революцию 1917 г., и торжество демократии в августе 1991-го — и выступил перед Зимним дворцом (на сцене первого из событий) на самом многочисленном в России митинге, в поддержку демократии. В таких его последних трудах, как «Заметки о русском» и «Поэзия парков», он негромко, но страстно отстаивал «культуру экологии», равно как и «экологию культуры». Лихачев пережил долгий, начавшийся в 1928 г., срок заключения в первом из созданных тоталитаризмом XX в. лагерей смерти — на Соловецких островах. Десять лет спустя, в период сталинских чисток, Лихачев чудом избежал расстрела, жертвы которого отбирались совершенно произвольно, и с тех пор его преследовала мысль о том, что вместо него, дабы набрать нужное число казнимых, взяли кого-то другого. Он считал главным своим жизненным долгом говорить от имени этой безымянной жертвы. Делая это, он заново утверждал идею христианства об искупительной ценности страданий невинных людей.

Когда Михаил и Раиса Горбачевы в стремлении укрепить свою легитимность, помогая академику Дмитрию Лихачеву, учредили Советский культурный фонд, который ему предстояло возглавить, они неосознанно возродили давнюю практику, согласно которой неограниченная власть обращается во времена испытаний к носителям неприкрашенной истины — подобно тому, как цари обращались к юродивым и пророчествующим сектантам. Лихачев ответил тем, что принялся в замечательной череде писем внедрять в сознание носителей политической власти нравственные начала. Он просил Патриарха восстановить путем покаяния чистоту Русской Православной Церкви и тем самым замолить грех имевшего место в позднюю советскую эру раболепного служения государственной власти. Он настаивал, чтобы Ельцин прекратил войну в Чечне, чтобы лично присутствовал при перезахоронении останков последнего царя и тем самым ознаменовал завершение столетия насилия и раздора в жизни России.

Работая над книгой и над серией телепередач «Лики России» (1988), я сосредоточил особое внимание на пяти художниках, которые представлялись мне отчетливо русскими: на Рублеве в живописи, Растрелли в архитектуре, Гоголе в литературе, Мусоргском в музыке и Эйзенштейне в кино. И лишь впоследствии мне пришло в голову, что ни одного из них нельзя с уверенностью назвать этнически чистым русским. О национальности Рублева нам ничего не известно, однако ближайшим его соратником был Феофан Грек, и вполне вероятно, что и сам он происходил из греков или южных славян. Растрелли был итальянцем, Гоголь — украинцем, Мусоргский — отчасти татарином, а Эйзенштейн — отчасти евреем, отчасти балтийским немцем.

Никто не говорил о многонациональной природе русской культуры настойчивее Дмитрия Лихачева, великого пропагандиста особенностей этой культуры. Мне никогда не забыть его программной речи на состоявшемся в Москве в 1990 г. Международном конгрессе преподавателей русского языка и литературы, в которой он уподобил Древнюю Русь своего рода этническому плавильному котлу посреди степей, или высказанного им в тот же день сдержанного неодобрения китчевой манере, в которой были представлены однообразно одинаковые русские народные танцы. Во время нашей последней под конец столетия долгой беседы он говорил о необходимости создания как универсальной библиотеки, которая сделала бы культурное наследие каждого народа достоянием всех остальных, так и межнационального Балтийского университета, каждый факультет которого располагался бы в одной из стран этого региона. Проявленная им в последние месяцы жизни готовность помочь мне в качестве сопредседателя «Открытого мира», образовательной программы Библиотеки Конгресса для русских руководителей, имела решающее значение для успешного развертывания этой новой программы обмена в первые летние месяцы 1999 г. Письма, которые он получал от молодых людей со всех концов России, помогли сориентировать нашу программу на внушающие надежду силы, созревающие, по его наблюдениям, в провинции.

Возможность поддержки определенной общей культурной самобытности в среде действующих в Российской Федерации центростремительных сил немало зависит от роли, которую станут играть в будущем аудиовизуальные средства массовой информации, в значительной мере заменяющие, по части предоставления информации нации в целом, средства печатные. Стоит отметить и важное значение фильмов Сергея Бодрова, противостоявшего усилиям националистов по восхвалению войны в Афганистане («Возвращение домой») и в Чечне («Кавказский пленник»). Телевидение, более всех преуспевающее и общедоступное, ближе всего подошло к унификации культуры, показывая ожившие сатирические карикатуры на политических деятелей или внезапно разбогатевших и зачастую коррумпированных «новых русских».

Энергия и притягательность нового журнализма породили враждебность не желающих расставаться со своими позициями политических и экономических лидеров, что привело к целому ряду не раскрытых и поныне заказных убийств. Если в ранний советский период существовало «поколение, убивавшее своих поэтов», то ранняя постсоветская эра грозит породить поколение, убивающее своих журналистов. Однако пришедшееся на начало нового века развитие Интернета, похоже, гарантирует дальнейшее расширение доступа к внешней информации, способного обойти любые попытки централизованного контроля и облегчить дальнейший рост духа критицизма, столь существенного для открытого общества.

В основе «Встречи рубежей», цифрового интернетовского проекта, осуществляемого совместно Библиотекой Конгресса и российскими Национальной и Государственной библиотеками, лежит идея о том, что между экспансией России на Восток и Америки на Запад существует много общего. Материалы, рассказывающие о строительстве трансконтинентальных железных дорог, о разработке природных ресурсов, об отношениях новых поселенцев и коренного населения, о многом другом, — эти материалы могут облегчить взаимопонимание двух прежних противников со столь различным историческим прошлым у каждого.