Пусковой Объект - Михаил Грабовский

Оно иногда казалось Але мертвым памятником. На самом деле внутри него невидимо для постороннего глаза, кипела бурная жизнь. В лабиринте из тысячи ста шести помещений, сотен переходов и лестниц копошились тысячи людей разных возрастов, характеров и специальностей, как будто чья-то всесильная рука бросила и перемешала их в этом бетонном котле. Где-то там, в человеческом и техническом хаосе, находился со своей бригадой и ее Игорь. Когда Аля вспоминала о нем, это странное здание с высокой вентиляционной трубой казалось ей не таким уж нелепым и страшным.

Бригады механиков переодевались внизу, на нулевой отметке, в комнате отдыха, и отсюда группами и поодиночке расходились по многочисленным помещениям. Сами они пока не участвовали в работе. Строительство велось силами заключенных. Монтаж оборудования производился комплексными бригадами местных СМУ и спецбригадами заводов-изготовителей. Но контроль возлагался на будущих эксплуатационников. Они должны были хорошо знать техническую документацию и быть придирчивыми контролерами. На этой почве бывали и споры, и конфликты. И Игорю приходилось порой выслушивать в свой адрес отборный мат.

Но кое с кем из строителей он сошелся довольно близко, в основном, на почве одинаковых взглядов на исторические и политические события. Например, тощий, интеллигентного вида Виктор Обухов из Рязани оказался тонким знатоком теории социалистического строительства в отдельно взятой стране. Он считал „социалистический эксперимент” в нашей стране обреченным из-за общенародной глупости и нравственной неподготовленности человеческого материала — прежде всего, политических вождей и больших начальников. Но отдельные, в основном, негативные результаты эксперимента Виктор считал полезными для будущего человечества как кошмарное предупреждение о том, что идея, овладевшая массами, становится материальной силой, но превращается в свою противоположность.

Иногда Обухов любезно приглашал Игоря на перекур в свой „кабинет”, маленькую угловую комнатку между осями „Б” и „В”. В этом запущенном уголке никакие работы давно не велись, и вообще непонятно было его техническое предназначение. На двери была прибита дощечка с надписью „Посторонним вход воспрещен”. Игоря здесь всегда встречали вежливо и радушно. Его дружно приветствовали и торопливо-услужливо подставляли под зад самый высокий удобный камень или прочную стопку кирпичей: „Садитесь, пожалуйста”. Сразу же интересовались, как его здоровье, и наливали самую приличную эмалированную кружку черного напитка, который кипятился на самодельной электроплитке в алюминиевой кастрюле практически весь рабочий день. К Игорю относились как к большому другу, несмотря на то, что он сразу при первом посещении „кабинета” отказался приносить им в зону чай. Зато сигаретами угощал всех и всегда, вплоть до полного опустошения мятой пачки. Светлый отблеск на его личность падал непосредственно от колоритной и уважаемой фигуры Виктора. Уже полгода Обухов считался старшим в восьмой строительной бригаде и официально был назначен техническим секретарем вольнонаемного прораба Михаила Михайловича Сидорова. Последний воспринимался восьмой бригадой зэков как „главный начальник” и одновременно как „балда” и „козел”. Виктор, по их мнению, явно превосходил Михалыча по техническим знаниям и общей смекалке. Обухов позволял себе изредка поспорить с прорабом и предложить более рациональный план предстоящей работы. Одним словом, Виктор Обухов пользовался законным авторитетом в своей бригаде, тем более что это была уже его третья отсидка, за двойное убийство. Сам Виктор, как, впрочем, и остальные зэки, считал, что сидит ни за что, „из-за грубой ошибки следователя”.

Заходя к ним в гости, даже на короткий промежуток времени, Игорь грубейшим образом нарушал режимный Регламент организации работ в зоне. Начальник первого отдела Федор Григорьевич Мартюшев ежедневно без устали проводил по этому поводу устный инструктаж со всеми командированными и вновь принятыми на работу. Мартюшев был ветераном режимной службы, собаку съевшим на всевозможных запретах и регламентах. Юношей он проходил воинскую службу в охранном взводе одного из первых челябинских реакторов, еще в ту горячую пору, когда там непосредственное научное руководство осуществлял сам Курчатов. Видел Федор Григорьевич собственными глазами и своего кумира, Лаврентия Павловича Берия, который прилетал к ним с инспекцией. Мартюшев любил вспоминать, что Берия очень квалифицированно и быстро определял главных виновников аварий и бракоделов. Рассказывал Федор Григорьевич в узком кругу и такой забавный эпизод…

…Молоденький солдат, замерзающий в тридцатиградусный мороз на посту, чтобы согреться, решил потанцевать на плотном снегу русскую плясовую. Увлекся и не заметил приближения из-за угла здания группы начальников во главе с Лаврентием Павловичем. „Вот уж они все смеялись от души над этим танцором. Особенно Берия хохотал”. Правда, потом солдатика все-таки наказали, сослали на север, где он и сгинул в небытие. „Но в тот момент все хохотали до упаду”…

Федор Григорьевич после окончания службы прошел трудный и долгий путь от простого инспектора — через заочный техникум — до начальника режимного отдела. И все благодаря своему упорству. Он искренне считал эту работу самой важной, ответственной и творческой.

Сейчас, в Шевченко, его главным делом была организация „правильного порядка” в условиях использования многотысячного контингента заключенных. Говорили даже, что он собирается писать на эту тему то ли кандидатскую диссертацию, то ли просто научное исследование. Первая заповедь Мартюшева гласила: вступать в какой-либо контакт с работающими на зоне зэками — категорически запрещается! Действовать можно только через прорабов строительного треста.

Нельзя сказать, что Федор Григорьевич перестраховывался. „Случаи” действительно имели место. Порой рабочих втягивали в карточные игры „по мелочи” (просто так, для небольшого азарта), в которых вольным игрокам почему-то всегда в конечном счете не везло. Иногда зэкам удавалось вовлечь командированных интеллигентов в горячие политические или литературные диспуты, после которых у столичных гостей случайно исчезали наручные часы, меховые шапки или кожаные портфели с технической документацией. Бывали случаи, когда зэки навязчиво предлагали купить у них по бросовой цене всевозможные изделия их самобытного творчества: портсигары, шкатулки и ножи с красивыми рукоятками. Понятно, что все необходимые материалы для творчества зэки безжалостно вырезали и извлекали из монтируемого оборудования. Уследить за зэками и предотвратить кражи и поломки щитов и пультов было немыслимо. Однако и обойтись без трудового участия тысяч дармовых строителей было невозможно. Зэки тоже понимали, что им повезло: попали на теплый объект. И поэтому сами старались не переходить грань терпения администрации. Драки и убийства в зоне бывали, но это были их внутренние дела и разборки.

Федор Григорьевич заканчивал инструктаж обычно с патетикой, на нервном взлете:

— Ни в какие разговоры не вмешиваться! Ни на какие реплики не реагировать! Не будете соблюдать режим — вас же ограбят, изнасилуют, убьют и забетонируют где-нибудь под лестничной клеткой. И никто… ни одна ищейка не найдет вас в этом лабиринте. Понятно?

Однако Игорь своим неразвитым умом не вполне осознавал, за что его могут убить или забетонировать, и поэтому полностью доверял Обухову. В ответную благодарность за доверие бригада Виктора работала в производственных помещениях, которые курировал Игорь, значительно старательнее и аккуратнее, чем в остальных.

Зэки встречали Игоря в своей комнате отдыха заранее подготовленными вопросами:

— Когда планируется закончить монтаж?

— Когда их собираются выводить из зоны?

— Опережаем ли мы американцев по части быстрых нейтронов?

— А что случится, если корпус реактора треснет или, еще хлеще, разорвется пополам?

В некоторых вопросах Игорь сам был недостаточно силен, но всегда старался разъяснять толково, с заиканием, тут же рисуя техническую схему или субординацию подвернувшейся щепкой на пыльном бетонном полу. Зэкам импонировало, что Игорь разговаривает с ними как с равными, на полном серьезе. Во время беседы Игорь часто оглядывал лица своих учеников, пытаясь понять, насколько глубоко они схватывают новые технические знания. К его сожалению, чаще всего он видел перед собой бестолковые усталые лица, хитрые бегающие глаза и приоткрытые рты с желтыми одинокими зубами или беззубыми деснами.

Любимой темой зэков был разговор про вождя всех трудящихся, товарища Сталина, про его гениальный ум и великий талант руководителя. Все они были абсолютно уверены в том, что, если бы Сталин был сейчас жив, то этот паршивый реактор уже давно бы построили. Даже раньше запланированного срока.