Если бы Берию не убили... Вечная память! - Сергей Кремлёв

При этом показательно вот что…

Хотя формальными руководителями СССР после смерти Сталина стали Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов, Председатель Совета Министров СССР Георгий Маленков и секретарь (с осени 1953 года — Первый секретарь) ЦК КПСС Никита Хрущёв, никому и никогда не приходила в голову мысль говорить о «Ста днях» кого-то из упомянутой выше троицы.

А вот о «Ста днях» Берии говорят и пишут как его недоброжелатели, так и те, кто оценивает его объективно, то есть — положительно. Уже это показывает подлинный масштаб Берии — полностью самобытной фигурой в «команде» Сталина был только он.

Распределение новых обязанностей между членами этой «команды» произошло на совместном заседании Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР 6 марта 1953 года. Заседание прошло на следующий день после дня официальной кончины Сталина и санкционировало «ряд мероприятий по организации партийного и государственного руководства»…

15 марта открылась 4-я сессия Верховного Совета СССР, которая одобрила решения, принятые 6 марта, и придала им силу закона.

Ворошилов заменил на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР Шверника, «рекомендованного» председателем ВЦСПС.

Председателем Совета Министров СССР вместо Сталина стал Маленков, его первыми заместителями: Берия, Молотов, Булганин и Каганович.

Сегодня порой утверждают, что Берия совершил хитрый ход — первым из членов Президиума ЦК КПСС предложил избрать Председателем Совмина Маленкова, и тому ничего не оставалось, как назвать фамилию Берии первой, предлагая кандидатуры своих первых заместителей.

Но спрашивается — а кому же было быть в Совмине СССР «первым среди равных», если не Берии, который в первую голову «тянул» Совмин ещё при живом Сталине? Кого другого мог предложить Маленков в «рабочие лошади» Совмина вместо Берии?

Сейчас нередко пишут о том, что, как до смерти Сталина, так и — особенно — после его смерти, для высшего советского руководства были характерны разного рода интриги. По отношению к непосредственно «команде» Сталина это, конечно, неверно. А точнее — почти неверно, а почему «почти» я скажу чуть позже.

В целом во времена зрелого Сталина, то есть — довоенного Сталина, подавившего внутренних врагов социализма, его ближайшее окружение не было приучено интриговать и бороться за власть, потому что дополнительная власть тогда давала не «пироги и пышки», а «синяки и шишки». И даже поздний Сталин начала 50-х годов никого из своих соратников лбами намеренно не сталкивал. И не в натуре Сталина было подобное, и не в духе тогдашней власти.

Однако сама смерть Сталина стала результатом интриги. И именно поэтому я чуть выше поставил слово «почти»…

Увы, единственный, но ловкий и умело замаскировавшийся интриган в «команде» Сталина всё же был. И это был Хрущёв. Все последующие события в политической жизни СССР это убедительно доказали. Причём Хрущёв после смерти Сталина сумел вовлечь в свои мелкие шкурные делишки и остальных бывших сталинских соратников — кроме Берии, против которого Хрущёв и вёл свой подкоп.

Вопрос о якобы интригах в сталинских «коридорах власти» запутан сегодня донельзя как недобросовестными, так и некоторыми добросовестными, но плохо понявшими суть того времени историками. Пример последних — Юрий Жуков, автор книг «Иной Сталин» и «Сталин: тайны власти». Не вдаваясь в анализ его воззрений, просто скажу здесь, что неправомерный подход приводит Юрия Жукова к объяснению процессов в период незадолго перед смертью Сталина и вскоре после смерти Сталина исключительно «интригами» разных «группировок».

Многоходовыми интригами и жаждой власти, а не принципиальными соображениями, объясняет Юрий Жуков и поведение Лаврентия Павловича Берии весной и летом 1953 года.

Как уже было сказано выше, с уходом Сталина интриги в среду высшего руководства СССР привёл Хрущёв. То есть интриги начались-таки. Однако их характер сегодня искажается, а масштабы раздуваются.

Конечно, на персональном составе руководящей группы и перераспределении обязанностей, произошедших 6 марта 1953 года, сказались как объективные потребности ситуации, так и личные симпатии или антипатии.

Переплетаясь, объективные и субъективные факторы программировали, увы, появление в будущем в высшем руководстве СССР неких «блоков». Но в период между смертью Сталина и арестом Берии никаких жёстких «группировок» ещё не наблюдалось — раскол был впереди. А общий характер послесталинских кадровых и управленческих перемен был во многом обоснованным и разумным.

Так, было вполне логичным, что МВД и МГБ вновь объединялись в одно Министерство внутренних дел под рукой Берии — единственного профессионального чекиста среди всех последних крупных соратников Сталина.

Логичными были назначение Маленкова председателем Совмина и даже Ворошилова — Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

Достаточно оправданным был и возврат вместо многочисленного Президиума ЦК, избранного после XIX съезда, к такому «урезанному» составу Президиума ЦК, который фактически повторял старое Политбюро.

Первый «послесталинский» Президиум составили: Маленков, Берия, Молотов, Ворошилов, Хрущёв, Булганин, Каганович, Микоян, Сабуров, Первухин. Кандидаты в члены: Шверник, Пономаренко, Мельников, Багиров.

Такой возврат к узкому составу позволял обходиться без особых споров. Все друг друга хорошо и давно знали, а сплочённость в сложный период в жизни СССР дорогого стоила.

Но вот Молотов вновь стал министром иностранных дел вместо Вышинского, заменившего Молотова в МИДе в марте 1949 года. Такой «ренессанс» Молотова мог быть как-то оправдан в том случае, если бы Вышинский сохранил пост первого заместителя министра. Однако Андрея Януарьевича — дипломата сильного и жёсткого, отправили «к чёрту на кулички» — постоянным представителем СССР в ООН. И это уже явно было проявлением личных антипатий Молотова.

При этом Молотов, не имея натуры прожжённого интригана, в интригу мог быть втянут в силу хотя и тщательно скрываемой, однако наличествующей у него политической амбициозности (в житейском смысле Вячеслав Михайлович был, напротив, весьма скромен).

Ещё более справедливым было такое утверждение в отношении Микояна, под рукой которого объединили Министерства внешней торговли и торговли. У Микояна были поводы завидовать Берии, а уж Молотов ему завидовал и вовсе нехорошо — в том сегодня оснований сомневаться нет. В такой зависти тоже крылась опасность схода Молотова с принципиальных позиций и перехода его на позиции деляческие.

Булганин сменил на посту Военного министра маршала Василевского, перемёщенного в первые замы, а вторым заместителем был назначен возвращённый с Урала маршал Жуков, тоже потенциально не чуждый интриг. Берия рассчитывал на его поддержку, но будущее показало, что маршал предпочёл поддержать Хрущёва.

О Хрущёве в совместном Постановлении от б марта 1953 года было сказано следующее:

«Признать необходимым, чтобы тов. Хрущёв Н. С. сосредоточился на работе в Центральном Комитете КПСС, и в связи с этим освободить его от обязанностей первого секретаря Московского Комитета КПСС».

В дни перед убийством Сталина, к которому Хрущёв оказался несомненно причастным, «Мыкыта» явно терял доверие Сталина — недаром в своих воспоминаниях Хрущёв так настойчиво пытался доказать обратное.

Не мог Хрущёв пользоваться особым авторитетом и у своих давних коллег по управлению. Можно было ожидать, что он пока что будет работать в ЦК за неимением лучшей кандидатуры, а тем временем управленческий «тандем» «Берия — Маленков» по факту переведёт стрелки принятия решений из ЦК в Совмин — как это и предполагал сделать Сталин.

Явное деловое и любое другое превосходство Маленкова и Берии над Хрущёвым и отсутствие теплоты в отношениях Хрущёва со всеми остальными членами высшего руководства, казалось бы, гарантировало успех такой управленческой реформы.

Тут всё было разумным с позиций укрепления социализма, но Берия, как и ранее Сталин, веривший Хрущёву как коллеге, не мог и в голову взять, что для Хрущёва имеет значение лишь укрепление его личных позиций.

И Берия, уверенный в том, что давние товарищи всегда поддержат его разумные предложения, к тому же лежащие во многом в русле задумок товарища Сталина, ринулся навстречу своим «Ста дням»…

Чем же они были отмечены?

Под знаком чего прошли?

Все основные инициативы Берии уже многократно и неоднократно перечислялись и описывались — в том числе и мной в моих прошлых книгах. На каждой из «знаковых» инициатив Лаврентия Павловича («знаковыми», впрочем, были практически все они) я остановлюсь более подробно в соответствующих главах. Сейчас же просто о них напомню…