Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить - Дженкинс Филипп

С конца V века в церкви Римской империи существовало пять великих патриархатов: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Формально эта структура получила признание в 451 году, тем не менее представление о великих престолах, обладающих патриаршей властью, восходит к концу IV века. Хотя это будет незначительным анахронизмом, иногда я буду называть патриархом епископа, облеченного соответствующей властью, даже если речь идет о времени, предшествовавшем формальному признанию данного титула.

Поскольку все события, о которых идет речь в данной книге, относятся к христианской эпохе, у меня не было нужды уточнять, когда они произошли: «до нашей эры» или после. Таким образом, я просто пишу «431 год», а не «431 год н. э.».

1. Суть дела

Пусть те, кто разделяют Христа, будут рассечены мечом, да разделят их на части, да сожгут их живьем!

В 449 году самые выдающиеся отцы христианской церкви собрались в Эфесе, городе в Малой Азии, чтобы обсудить насущные богословские проблемы. В критический момент залом овладела толпа монахов и солдат, которые заставили епископов подписать чистые листы бумаги, на которых позже победители поместили свои вероучительные положения. Этот документ содержал нападки против константинопольского патриарха Флавиана, одного из трех-четырех наиболее влиятельных священнослужителей христианского мира. Толпа монахов с криками «Убить его!» набросилась на Флавиана и так сильно его избила, что он скончался несколько дней спустя. Это было столь вопиющим насилием, что окончательные победители в споре объявили этот собор незаконным. Его назвали Latrocinium – «Разбойничьим собором»[8].

Позднее в истории христиане не раз применяли насилие, особенно против иноверцев, но в данном случае противные стороны по многим пунктам были согласны между собой. Они читали то же Писание, придерживались одних и тех же представлений о церкви и иерархии и согласно верили, что Иисус Христос был воплощенным Богом, вторым лицом Святой Троицы. Но они яростно спорили о природе Христа. Враги Флавиана с их армией монахов верили в единую природу Христа, где преобладала божественная часть. Им казалось, что партия Флавиана, отвергшая эту истину и провозгласившая две природы, предала самую суть христианства. Они в буквальном смысле считали, что Флавиан разделил Христа на части[9].

Современного человека ставит в тупик такая жестокость, вызванная, казалось бы, рядовым философским спором. Это спор, как кажется нам, о самых утонченных определениях – таких же причудливых, как знаменитый диспут о количестве ангелов, умещающихся на головке булавки. Что здесь могло вызвать столь отчаянную ненависть? Фактически за этим спором стоит один парадокс, стоящий в самом центре христианской веры. Христиане должны верить в то, что их Бог в полном смысле слова человек и в полном смысле божество, но при таком раскладе слишком легко поместить центр тяжести в одну или другую сторону. Либо мы считаем Христа только Богом, и тогда он уже лишен человеческих свойств, не причастен нашему человеческому опыту и становится божеством на небесах вроде Зевса или Тора; либо мы так сильно выделяем человеческую сторону, что отвергаем божественный элемент и ставим под сомнение воплощение. Мы также можем проповедовать Христа, обладавшего двумя природами и двумя сознаниями, в буквальном смысле нечто шизофренически расщепленное. Противники Флавиана – несправедливо и неверно – видели грех патриарха именно в этом, и их жестокость была реакцией на то, что он нанес великое оскорбление Сыну Божьему.

Жестокость, вызванную спорами о Христе, как и любые гонения и насильственные обращения, оправдать невозможно

Эту жестокость, как и любые гонения и насильственные обращения, оправдать невозможно. Но древние христиане правы в том, что страстно относились к этому вопросу, хотя они и применяли сомнительные средства. Главный предмет спора отнюдь не походил на философские тонкости, но речь шла о важнейшем вопросе для идентичности христианства и для развития веры на протяжении его дальнейшей истории. Споры о Христе имели и имеют последствия, причем они влияют не только на религию, но и на политику и культуру[10].

Битвы за Иисуса

В первые века христианства существовала мощная тенденция делать Христа более божественным и небесным. Во всех религиях самые первые пророки и основатели оказываются на высоком пьедестале. Будда, обращаясь к ученикам с последними словами, велел своим последователям не полагаться ни на каких внешних спасителей, но через несколько веков Будда стал божественным существом из иного мира, так что его останки окружили почетом и чуть ли не поклонялись им как самостоятельной святыне. Перед христианами также постоянно стояло искушение превратить Христа в божественную личность, свободную от всего человеческого. Когда христианство становилось законной верой и господствующей религией в империи, верующие обычно начинали воображать себе небесного судью или правителя вселенной, всевластного pantokrator, который взирает на людей с купола грандиозной базилики, так что крайне трудно увидеть в нем что-либо человеческое.

В недавние годы слишком человеческие образы Христа воспламеняли ярость в тех, кому трудно себе представить, что он погружен в мирские заботы. В 1980 году образ Иисуса, имеющего жену и детей, вызвал обвинения в богохульстве в адрес фильма «Последнее искушение Христа». Многих людей исполняет негодованием сама мысль о том, что основоположник христианства мог испытывать человеческие страсти и слабости, сомневаться в своем призвании или мучительно думать о своей миссии. Человеческая сексуальность относится к тем вещам, которые никак невозможно соединить с чисто божественным существом. Христос ходит среди людей как некий божественный турист[11].

И тем не менее, на протяжении веков другие христиане боролись за то, чтобы сохранить человеческий лик Иисуса, и помещали его на поверхность земли и в среду людей. Отчасти это объясняется распространенной потребностью людей в доступном божестве, в том, кто понимает нашу жизнь и слышит наши молитвы. И даже там, где Христа помещали в недостижимую для людей сферу, появилась его замена в виде любящей Марии, девы и матери. Тем не менее образ Иисуса как человека ярко представлен в Новом Завете. Верующие никогда не могли забыть о жителе Галилеи, который страдал от физических мук, который знал сомнения и искушения, который стал братом и образцом для страдающих людей. Они знали, что Иисус плакал[12].

На протяжении двух тысячелетий христиане снова и снова пытались решить вечный конфликт между христологией сверху и христологией снизу, но именно во время соборов V века споры шли о самой сути христианства. В некоторые десятилетия той эпохи могло показаться, что церковь неизбежно откажется от веры в человеческую природу Христа и будет смотреть на него исключительно как на божественное существо[13].

Образ Иисуса как человека ярко представлен в Новом Завете

Если оставить в стороне детали, эта история достаточно проста. За всеми богословскими спорами стояла борьба между великими патриархатами – Александрийским и Антиохийским, – а Константинополь был здесь главным полем битвы. Антиохия подчеркивала реальность человеческой природы Христа; Александрия отвергала любые формулировки, которые отделяли человеческое от божественного. В 20-х годах V века монах Несторий, ставший архиепископом Константинополя, привез с собой сюда антиохийское учение, а за этим последовала катастрофа. На Первом Эфесском соборе 431 года Несторий был осужден за то, что учил доктрине двух природ, разделявших божественное и человеческое[14]. (См. приложение к данной главе «Великие соборы церкви».)