Интеллектуальный ресурс. Ядро экономики «Капитала 3.0» - Андрей Курпатов

Таким образом, прежняя связь между деньгами как эквивалентом стоимости и товаром как ценностью не существует более в принципе, это лишь пустынный мираж (экономисты, впрочем, придумали, как и ему придать вес: через так называемые «денежные агрегаты» – М1 М2, М3, L). Все пункты Марксовой доктрины, что мы, мол, возьмем все деньги и все товары, всё друг с другом соотнесем и что-то там получим, – не имеют к нашей экономической реальности абсолютно никакого отношения. Последний раз этот фокус провернул Шарль де Голль, заставив США обменять их макулатуру на золото, после чего ФРС задраила иллюминатор на своей подводной лодке навсегда, а в 1971 году президент Никсон официально сообщил, что всплытия более не последует. То есть реальность переменилась окончательно и бесповоротно: сейчас какая-то информация обменивается на какую-то информацию, а не товар на деньги, и уж тем более не товар на товар. Впрочем, и сущность последнего больше невозможно верифицировать – что там сам товар, а что технологии и «знаковость», заключенные в нем, и еще важнее – не становишься ли ты сам «товаром» (как «пользователь», «абонент», «подписчик», «зритель», «фанат», «заемщик» и т. д.) в момент покупки чего-либо (то есть не покупают ли тебя самого в тот момент, когда тебе кажется, что ты что-то приобрел)? Но откуда черпается вся эта распрекрасная «информация», ведь, в конце концов, какой бы она ни была, даже ее надо откуда-то вычерпывать? В реальности виртуальностей никаких проблем с этим, по понятным причинам, нет.

В современном мире все материальные ресурсы оценены в деньгах (коэффициенты к коэффициентам) – земли, их недра, вся движимая и недвижимая собственность, вся инфраструктура (включая дороги, мосты и прочие объекты), весь транспорт (наземный, железнодорожный, воздушный и водный), все производства, сельскохозяйственные насаждения и промысловые территории. А еще во всём этом есть и интеллектуальная собственность… Кроме того, измерены деньгами вода, леса, а также воздушные коридоры, радиочастоты и орбиты для спутников, не считая объектов и предметов культуры, стоимость которых несопоставима с их, грубо говоря, физической ценностью. Разумеется, все эти «товары» не могут быть одновременно выставлены на продажу (в противном случае они бы, буквально, ничего не стоили, а еще точнее, они бы имели катастрофическую отрицательную стоимость, обусловленную издержками владения, – посмотрите на цены на недвижимость в Детройте), однако все они вместе с тем существуют в упомянутых коэффициентах: наше финансовое состояние, равно как и финансовое состояние предприятий (а отчасти, и государств), определяется не из этой фактической – нулевой (или даже отрицательной) – стоимости, а из ложной – «рыночной». Впрочем, Найл Фергюсон куда лучше меня иллюстрирует этот глобальный обман в своем блестящем «Восхождении денег».

Стоимость компаний и ресурсов, а также соответствующих финансовых производных (взаимно друг друга умножающих) рассчитывается, как и наши с вами индивидуальные коэффициенты, по таким же фиктивным показателям: за основу берутся математические модели и абстрактные мультипликаторы, отражающие не фактическую стоимость «бизнеса», а будущую, т. е. еще не существующую стоимость (исходя из той прибыли, которая теоретически «должна возникнуть», но при данной оценке виртуально существует уже как бы сейчас). Эта механика расчетов, напоминающая финты фокусника со шляпой, позволяет собственникам соответствующих компаний и ресурсов весело сообщать «всем заинтересованным лицам», что их коэффициент заоблачен, а потому они готовы к следующей итерации роста – то есть к новому кредитованию. Так формируется «материальная база» для перманентной инфляции денежной массы, которая дальше с тем же успехом многократно реинвестируется в столь же фиктивные, по существу, ценности. И понятно, что эта «денежная масса» – не деньги, а информация о ситуациях, где каждый из нас есть такая «ситуация», такой мультиплицированный коэффициент.

Наконец, вверху всей этой «денежной» пирамиды находятся государства с их центральными банками, кредитно-денежной политикой, внешними и внутренними долгами, реинвестированными «фондами» и «резервами», эмиссиями национальных валют, валютными коридорами, социальными обязательствами, ГИФами и инвестициями в инфраструктурные проекты, военными бюджетами, инфляцией и формально-математически рассчитываемым ВВП – то есть представляют собой самые большие информационные пузыри, которые, так же как и мы с вами, простые граждане, находятся во взаимном сговоре. Причем именно государства и являются тем центром (центрами), который санкционирует и одновременно скрывает всеобщий самообман и гарантирует ничем не обеспеченный долг, захватывающий и мультиплицирующий будущие периоды – то есть фатально приумножающуюся инфляцию денег как таковых. В конечном итоге, хотя в обиходе мы и продолжаем пользоваться деньгами (как если бы они были таковыми), эти «деньги» из нашего обихода составляют лишь самую незначительную часть того, что считается деньгами – теми самыми, играющими друг с другом в математику «коэффициентами ситуаций». В общем, всё это один большой, точнее, даже не большой… Гигантский долг.

Но отставим чуть в сторону этот финансово-математический шабаш и вспомним о любимом Марксом товаре – «труде» нашем… Согласно основателю учения своего имени, труд в виде рабочей силы приобретался некогда капиталистом с тем расчетом, чтобы впоследствии получить с его помощью и присвоить себе возникшую «прибавочную стоимость». Однако же в ситуации, когда вся экономика производств определяется заемными средствами, реинвестированными в производство, а фактический доход работника – в значительной степени теми заемными средствами, который он получил в кредитных организациях, будучи просто трудоустроенным, считать его «рабочей силой» в прежнем понимании этого слова невозможно. Даже если «прибавочная стоимость» на каких-то производствах, по бумагам, и возникает, она полностью перекрывается фиктивной денежной массой совокупного долга, циркулирующей в обороте тех же предприятий. То есть при всем желании здесь нет никакого выхода ни в какую соотнесенную фактичность, а значит, и нет границ для инфляционной экспансии.

Похороны известного нам мира – мира «Капитала 2.0». Литургия

Думаю, что всё это объясняет, почему в 2008 году надо было читать не Маркса с Энгельсом, а Бодрийяра с Фукуямой. Обратимся к ним…

Жана Бодрийяра упрекают в парадоксальности и даже антинаучности взглядов, ведь концы с концами в его теориях, вроде бы как, не сходятся, причем драматически. Но именно в этом несхождении и состоит реальность, которую он описывает, – реальность «симуляции» и «симулякров». Здесь действительно одно с другим «не бьется» никак, но это именно тот самый случай, когда следует воскликнуть старорусское: «Неча на зеркало пенять, коли…». При всей своей странности эта бодрийяровская формула несхождения, а точнее даже – радикального расхождения теоретических концов, – и есть модель современной экономики «Капитала 2.0» (остается только удивляться гению Бодрийяра, описавшему эту реальность еще в 1972 году – то есть задолго до появления основных симптомов болезни): фактически речь идет о полной трансформации самой сути товара, что не позволяет думать о нем в прежней логике «обмена», «стоимости» и т. д.

С другой стороны, можно было бы, наверное, усомниться и даже возмутиться – мол, если реальность в действительности такова, то как вообще всё это расхлябанное безобразие держится на плаву? И именно на этот вопрос отвечает заряженный парадоксальным, хотя и объяснимым, американским оптимизмом Фрэнсис Фукуяма (объяснимым – потому что американским): всё дело в «доверии». К сожалению, политэкономическому таланту Фукуямы не хватает геополитической смелости – его исследования всегда тяготеют к региональности, а потому разрабатываемые им концепции вроде как касаются отдельно взятых сообществ внутри глобальной системы, а не системы как таковой. Однако если экстраполировать логику его политэкономии (а именно так он себя и рекомендует – как политэкономиста) с экономической системы на финансовую (тут, при всей странности этой формулировки, именно так и следует говорить), то ответ на вопрос о ржавом гвозде, на котором «всё держится», именно таков – доверие.

Понимаю, что ответ выглядит, мягко говоря, несерьезным – слишком уж велики ставки, но другого «гвоздя» у нас, к сожалению, нет, и судя по всему, Фукуяма прав (что оптимизма – особенно нам, россиянам, – тем более не прибавляет). Только прислушайтесь к сводкам экономических новостей – это слово, хоть и незаметно (слишком уж оно стало привычным), звучит в них постоянно: банки, компании и целые государства перманентно борются за доверие (которое непрестанно и невротично колеблется) вкладчиков, инвесторов, кредиторов и т. п., доверие к валютам фактически определяет современную геополитику, доверием живы и биржи, и фонды – в общем, вся современная экономика. Падение доверия и полный финансовый крах – это теперь фактически синонимы (если не тавтология). Сами по себе товары и деньги – без этого «секретного ингредиента» – уже более не стоят ничего, полный нуль. Вот почему современная валюта рынка – это не деньги, а деривативы того же самого «доверия» – в первую очередь кредитные рейтинги, в качестве эмитентов которых выступают международные агентства (Standard & Poor's, Moody's, Fitch Ratings и др.) и не международные тоже. Но это лишь верхушка айсберга, ведь есть еще и доверие – порождающее стоимость – к публикуемой финансовой отчетности, государственной статистике, заключениям аудиторских компаний, мнению всяческих комиссий (всё на свете лицензирующих и сертифицирующих), а также к научным исследованиям, социальным опросам и т. д. и т. п. в прогрессии. Но и это всё – лишь малая часть общей системы «Капитала 2.0», имя которому – «доверие».