Сюрприз под медным тазом - Дарья Калинина

– Потом тихонечко с ним дома поговоришь. Объяснишь, что так нельзя.

Слава чуть не плакал от эмоций:

– Если он до семидесяти лет дожил и сам не понял, как нужно себя вести, думаете, мои слова его вразумят?

Тетя Маша отнеслась к исчезновению мужа гораздо ровней.

– Если Толя уехал в город, значит, мы уже ничего поделать не можем. Его выбор и его решение.

Это заявление, сделанное подчеркнуто спокойным голосом, не мешало тете Маше звонить каждые десять минут на домашний телефон. Потом она догадалась позвонить соседке, у которой были ключи от квартиры и которая любезно согласилась сходить к ним домой и проверить, не появлялся ли дядя Толя дома. Спустя какое-то время соседка перезвонила и сообщила, что его нету. И вообще, непохоже, чтобы он дома появлялся.

– Значит, не уехал, – решила тетя Маша. – Значит, тут где-то прячется.

– Может, к друзьям завернул?

– К каким друзьям? – слишком быстро возразила тетя Маша. – Скажете тоже! Друзья у Толи все перемерли.

– Может, на кладбище к ним поехал.

А вот этот вариант тетя Маша не стала отвергать. Более того, она задумалась.

– Про кладбище Толя вообще-то говорил, – призналась она. – Он изначально предлагал Славе сначала к деду Коле заехать. Да Слава не согласился.

Дед Николай был отцом трех дедов, трех братьев – Толи, Пети и Вити. Саше он приходился прадедом. И Саша сызмальства заучил, что прадед у него герой. Дед Коля прошел всю войну, служил в артиллерии, дослужился до капитана и встретил победу на берегах Одра. Рассказы о его фронтовых подвигах стали семейными преданиями. Особенно память деда Коли возвеличилась в семейном кругу после того, как его имя было найдено внуками на сайте «Подвиг народа», где черным по белому были перечислены все его боевые награды с кратким, но емким перечнем того, за что Купцов Николай Иванович был награжден тем или иным орденом.

«Невзирая на огонь яростно сопротивляющегося противника, капитаном Купцовым было обеспечено бесперебойное снабжение артиллерийскими снарядами, что позволило нарастить силам Красной армии огневую мощь и осуществить переправу через реку Одер в кратчайшие сроки».

И маленький Саша, слушая рассказы взрослых, так и представлял рвущиеся над головой прадеда снаряды, взлетающие в небо комья земли, стоны раненых – своих и чужих, между которыми пробираются полуторки, до самого верха нагруженные ящиками с артиллерийскими снарядами, которые уже через несколько минут полетят на головы фашистов.

Саше даже казалось, что он и сам сейчас, спустя много десятков лет чувствует запах пороха и раскаленного докрасна металла стволов орудий. Интересно, а что чувствовал сам прадед? Страх? Гордость за самого себя и свою Отчизну? Или им владела та же мысль, которая прочно засела в головах у всех, кто сражался рядом с ним: «Вперед! Не дать врагу опомниться! Любой ценой вперед, ни шагу назад!»

Потому что назад отступать им всем было некуда. Позади них была Россия.

Глава 2

Прадед был похоронен на маленьком сельском кладбище, которое располагалось неподалеку от садоводства. Ну хотя, как неподалеку? Полчаса туда на машине ехать все же было надо. Конечно, найти 9 Мая во второй половине дня трезвого человека, способного сесть за руль, было равносильно чуду. Но такое чудо в семье Купцовых имелось.

– Я могу сесть за руль, – вызвался Саша, чувствуя на себе восхищенные взгляды женской части общества и недовольные мужской.

– Ты уверен?

– На сто процентов!

И Саша совсем не хотел выпендриваться. Он и впрямь был способен сесть за руль. С самого утра он всего лишь пригубил рюмку, символически помянув тем самым павших в боях предков. И больше к спиртному он не притрагивался, налегая на лимонады и соки. Ну что поделать, не любил Саша выпивку. Да и Барон очень уж подозрительно начинал принюхиваться, стоило хозяину выпить. А наутро так таращил и закатывал свои выразительные глазищи, что Саше прямо совестно становилось так мучить своего пса.

С того момента, как Саша взял в руки рюмку, прошло изрядно времени. И даже тот малюсенький хмель давно из Саши выветрился. Что там здоровенному полнокровному парню какие-то десять-пятнадцать граммов водки, организм давно их переработал. И теперь ни один гибэдэдэшник не мог бы придраться к выхлопу из мощной Сашкиной груди.

До кладбища было ехать всего ничего. И когда в этот предзакатный час они подъехали к невысокой оградке, сердце у Саши екнуло. Принаряженные пестрыми венками могилки были видны еще издалека. Вот и могила деда, почти у самой ограды. Могильный памятник сверкает в лучах солнца. Ясно, что полированный гранит помыли совсем недавно. В цветнике чьей-то заботливой рукой убраны все упавшие листья, пожухшая прошлогодняя трава и прочий мусор. Земля взрыхлена грабельками, причем бороздки совсем свежие. Земля даже еще не успела подсохнуть.

– Странно. Вроде бы никто из наших не говорил, что ездил на могилу к деду Николаю.

И впрямь, основное утреннее недовольство дяди Толи как раз и заключалось в том, что сын не согласился завернуть к кладбищу. Слава руководствовался вполне логичными соображениями, что отрезок дороги к кладбищу был не ахти в каком состоянии. Что весна в этом году выдалась поздняя. И что дорога еще толком не просохла. Впору увязнуть и засесть днищем в грязюке.

– На Троицу съездим. Дед Коля нас поймет.

Так же рассудили и прочие родственники. Никто из них не обмолвился, что заезжал к деду Николаю и бабе Ане, похороненной тут же. Ее могила располагалась слева от могилы мужа. Прабабушка Аня намного пережила своего мужа-героя. И хоронили ее уже на памяти Саши. Но сейчас ее могила оставалась неприбранной. Если у деда Николая был полный порядок, то могилка бабушки Ани выглядела так, как и должна была выглядеть после длинной зимы. Слежавшиеся листья, потускневший гранит памятника. И никаких свежих цветов!

Но у деда Николая цветы были. Значит, кто-то тут был. А кто? Ведь пока дядя Толя переживал, как же там дед останется неухоженным, когда у всех вокруг будут свежие цветы и венки, никто из родичей не утешил его, сказав, что уже побывал на могилке и почтил память предка. Может быть, Витя с Сережей заглянули? Они приехали поздней остальных. Но покосившись на братьев, Саша понял, что и они пребывают точно в таком же недоумении, как и он сам.

– Кто это тут побывал?

– Разве не вы? – удивился Саша.

– Не по-нашему прибрано! – возразил Витя.

А Сережа ткнул пальцем в большой букет, собранный из крупных аляповато ярких цветов, который красовался сейчас в изголовье у самого памятника.

– Искусственные цветы у нас для могил никогда не брали. Живые всегда сажаем.

Саша покачал головой. В каждой семье есть свои традиции. И их семья тоже не была исключением. Были у них свои традиции во всем. В церемонии застолья. В ритуалах праздников. Это же касалось и ухода за могилками. Да, на своих могилах Купцовы всегда сажали живые цветы. И на могиле у деда Коли, сколько себя помнил Саша, всегда цвели ландыши, незабудки и какие-то маленькие розовенькие цветочки, напоминающие колокольчики. Они прятались в ажурной листве и выглядели очень мило и трогательно.

Конечно, не обходилось и без искусственных цветков, как же без них. Тетя Маша всегда говорила:

– Живые цветы им сажаем, потому что предки живы для нас, они живут в нашей памяти. А искусственные цветы – они мертвые, потому что все-таки, как ни крути, а предки наши уже не с нами.

И поэтому весной или осенью, когда живые цветы еще спали, в могилку для оживления картины втыкали несколько искусственных цветков. Но именно, что несколько, а не целую охапку. И это были скромные цветочки. И к тому же искусственные цветы старательно маскировали живой зеленью, чтобы казалось, что это настоящие цветочки выросли тут посредине холодной осени. А чтобы вот такой откровенно искусственный букетище притащить, который даже фотографию на памятнике закрывает и надпись частично, в этом Саше чудилось что-то постороннее и чужеродное.

– Дядя Толя, что ли, тут похозяйничал?

Оставалось признать, что букет и прочее – это дело рук оторвавшегося сегодня от их коллектива дяди Толи. Задумчиво наклонившись, Саша поправил цветок в необычайно пышном и ярком букете, собранном из подсолнухов почти в натуральную величину, алых маков и чего-то наподобие лилий, которые больше напоминали колокола.

И выпрямляясь, вдруг услышал:

– А что это у тебя на рукаве?

Сережа указывал на непонятно откуда взявшееся пятно. Саша прикоснулся к пятну. Оно пахло растворителем и пачкало пальцы.

– Краска! – осенило его. – Свежая краска! Кто-то совсем недавно покрасил оградку.

Теперь было ясно, кто бы тут ни побывал, этим кем-то вряд ли мог быть дядя Толя. У того при себе не было ни кисточек, ни краски, ни прочего необходимого для такой работы инструмента. Да и чего греха таить, не любил дядя Толя лишний раз руками работать. Он все больше языком молол. И всякий раз как-то так получалось, что другие работали, а дядя Толя сидел рядышком, балагурил, либо поучал, как надо работать, а еще чаще критиковал и обещал, что сейчас им покажет, но почему-то слова своего никогда не держал.