История Рима от основания Города - Тит Ливий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
30. (1) И вот уже сразу повсюду вступили в сражение все корабли. Со стороны римлян сражались восемьдесят кораблей, из коих двадцать два были родосскими. (2) Неприятельский флот состоял из восьмидесяти девяти судов. У них были самые крупные корабли – три гексеры и две гептеры. Крепостью судов и доблестью воинов римляне сильно превосходили врага, а скоростью хода, искусством кормчих и опытностью гребцов уступали родосцам. (3) И все же наибольший страх внушали врагам те суда, что несли перед собою огонь. То единственное, что у Панорма спасло их из окружения, теперь послужило главнейшим средством для добывания победы. (4) Ибо царские корабли в страхе перед надвигавшимся на них огнем уклонялись от столкновения носами, отчего не могли поражать неприятеля своими таранами и подставляли под удары бока; (5) если же кто и шел на столкновение, то на него тут же перекидывался огонь, так что они больше опасались пожара, чем сражения. (6) Но, как и всегда на войне, важней всего оказалась воинская доблесть, – прорвав вражеский строй в середине, римляне развернулись и напали с тыла на царские суда, сражавшиеся с родосцами. В мгновение ока были окружены и стали идти ко дну Антиоховы корабли и в середине, и на левом крыле. (7) Нетронутое еще правое крыло было перепугано более гибелью товарищей, чем опасностью для себя. Наконец, увидев, что другие суда окружены, а преторский корабль Поликсенида, оставив союзников на произвол судьбы, поднимает паруса, они поспешно подняли малые передние паруса и устремились в бегство. Ветер как раз благоприятствовал тем, кто плыл в Эфес. В этой битве царский флот потерял сорок два корабля, из них тринадцать были захвачены и попали в руки врагов, (8) а остальные сгорели или пошли ко дну. (9) У римлян два корабля пришли в негодность, и еще несколько получили пробоины.
Одно родосское судно было захвачено врагом благодаря достопримечательной случайности: оно пробило тараном сидонский корабль, якорь которого от удара выпал и зацепился изогнутым зубцом за нос другого корабля, словно железной лапой. (10) Тут родосцы засуетились, пытаясь оторваться от врага, но натянувшийся якорный канат, запутавшись в веслах, снес их с одного борта. Ставший вдруг беспомощным корабль был захвачен тем самым судном, которое он поразил. Вот как происходило в основных чертах морское сражение у Мионнеса.
31. (1) Антиох был перепуган этим поражением. Считая, что он не сможет защищать свои отдаленные владения, лишившись господства на море, царь приказал вывести гарнизон из Лисимахии, рассудив, что там он может быть перебит римлянами. Как показало время, этого делать не следовало. (2) Дело в том, что Лисимахия была в состоянии не только отразить первый натиск римлян, но и выдержать осаду в течение целой зимы, да еще вконец измотать осаждающих – можно было бы тянуть время, а между тем искать случая, чтобы заключить мир. (3) Но после поражения на море царь не ограничился сдачей врагу Лисимахии – он также снял осаду с Колофона и отступил в Сарды. (4) Оттуда он послал в Каппадокию к Ариарату68 с просьбой о подкреплениях. Стремясь собрать войско побольше, он рассылал гонцов, куда только мог, и уже с одной только мыслью – решить все в открытом бою.
(5) После морской победы Эмилий Регилл пошел с флотом к Эфесу. Выстроив корабли перед гаванью, он тем самым как бы заставил врага окончательно признать, что тот уступает господство на море. Затем префект двинулся к Хиосу, куда держал путь от Самоса еще до морского сражения. (6) Починив там корабли, поврежденные в бою, он отправил Луция Эмилия Скавра с тридцатью судами к Геллеспонту, чтобы помочь в переправе войска, а родосцам, почтив их частью добычи и украсив их корабли морскими трофеями69, велел возвращаться домой. (7) Но родосцы с присущей им неутомимостью решили сперва перевезти войско консула; лишь сослуживши и эту службу, они наконец вернулись на Родос. А римский флот от Хиоса переправился к Фокее. (8) Этот город расположен на дальнем краю морского залива и вытянут в длину. Его окружают стены в две с половиной мили длиной, боковые стены идут на сужение как бы клином. У горожан это место называется Ламптер70. (9) Здесь ширина – тысяча двести шагов, и отсюда в море почти что по середине залива тянется коса длиной в милю, деля его, точно чертой, пополам. Доходя до узкого входа в залив, она образует две (по ту и другую сторону от себя) безопаснейших гавани. (10) Та, что южнее, именуется Навстатмон, ибо вмещает огромное число кораблей; другая находится у самого Ламптера.
32. (1) Когда римский флот занял эти надежные гавани, претор решил, что, прежде чем приступать к стенам с лестницами или осадными приспособлениями, следует отправить посланцев, дабы вызнать настроения старейшин и должностных лиц. Найдя их непоколебимыми, он начал приступ сразу в двух местах. (2) Одна из частей города была застроена неплотно. Много места в ней занимали храмы богов. Подведя в этом месте таран, претор начал расшатывать стены и башни. (3) Затем, когда для защиты этого участка сбежалась толпа горожан, таран был подведен и к другой части стен, (4) и вот уже здесь и там стали рушиться стены. Когда они обвалились, римские воины рванулись вперед прямо через груды развалин, (5) а другие продолжали взбираться на стены по лестницам. Однако горожане защищались с невиданным упорством. Ясно было, что основные надежды они возлагали не на стены, а на оружие и доблесть. (6) Опасность, угрожавшая солдатам, заставила претора остеречься, не позволить им, забывшим об осторожности, броситься под яростные удары людей, обезумевших от отчаяния. И он велел трубить отступление. (7) Но даже по окончании битвы горожане не предавались отдыху, но все сошлись отовсюду для укрепления стен и сооружения завалов там, где все лежало в развалинах. (8) К ним, поглощенным этим занятием, явился от претора Квинт Антоний. Попеняв им за упрямство, он дал понять, что римляне не меньше их озабочены тем, чтобы не продолжать бой до гибели города; (9) если они захотят отказаться от своего безумства, то у них будет возможность сдаться на тех же условиях, на которых ранее они отдали себя под покровительство Гая Ливия71. (10) Услышав это, горожане вытребовали себе пять дней на размышление и попытались тем временем выяснить, можно ли надеяться на помощь от Антиоха. Лишь после того, как отряженные к царю послы принесли известие, что никакой помощи от него не будет, горожане открыли ворота, получив сперва заверения в отказе от враждебности. (11) Когда знамена были внесены в город и претор объявил о своем желании пощадить сдавшихся, со всех сторон поднялся крик, что это постыдно: фокейцы, эти вечно вероломные союзники72, эти вечно непримиримые враги, не должны избежать наказания! (12) По этому крику, словно по знаку претора, воины рассыпались по городу и принялись грабить. Сперва Эмилий протестовал и отговаривал их, твердя, что разорять можно не сдавшиеся, но лишь захваченные города, да и там решение должен принимать полководец, а не солдаты. (13) Но убедившись, что ярость и алчность сильнее приказа, он, разослав глашатаев по городу, повелел всем свободным гражданам сойтись к нему на форум, дабы не подвергнуться насилию. И во всем, что зависело от самого претора, он сдержал слово: (14) фокейцам были возвращены город, поля и собственные законы. Поскольку уже приближалась зима, он выбрал фокейскую гавань для стоянки флота.
33. (1) Примерно в это же время консул73, миновавший уже пределы эносцев и маронейцев, получил известие о поражении царского флота у Мионнеса и об уходе гарнизона из Лисимахии. (2) Последнее обрадовало его гораздо больше, чем победа на море, особенно когда римляне прибыли на место и их принял город, переполненный всякого рода припасами, будто специально подготовленными к приходу войска. А ведь римляне именно здесь ожидали для себя крайней нужды и тягот, считая, что город придется осаждать. (3) Войско на несколько дней остановилось, давая возможность подтянуться обозам и больным: множество их, измученных недугом и долгой дорогой, было оставлено по крепостям всей Фракии. (4) Когда все подошли, римляне снова тронулись в путь через Херсонес и достигли Геллеспонта. Заботами царя Эвмена там все было приготовлено для переправы, и она прошла так, словно все побережье было замирено: никто им не препятствовал, каждый корабль стоял на страже в отведенном месте и не было никакой суеты. (5) Конечно, это воодушевило римлян: они считали, что переход в Азию дастся им в тяжелых боях, и вот неприятель сам уступил переправы. (6) Затем войско некоторое время стояло лагерем у Геллеспонта, ибо на время похода пришелся праздник выноса священных щитов74. (7) На эти же дни Публию Сципиону пришлось отлучиться от войска – он был жрецом-салием, и праздничное священнодействие прямо касалось его. Отлучка Публия Сципиона тоже стала одной из причин задержки – он должен был догнать войско.
34. (1) Случилось так, что в эти же дни в лагерь явился посол Антиоха византиец Гераклид с разговором о мире. (2) Большую надежду на достижимость мира внушила Антиоху задержка и медлительность римлян – ведь он-то предполагал, что, достигнув Азии, они сразу же двинутся скорым ходом к царскому лагерю. (3) Гераклид решил, прежде чем к консулу, обратиться к Публию Сципиону, да так и поручил ему царь. Антиох и надеялся всего больше на Публия: великодушный и пресыщенный славой, этот муж был вполне доступен мольбам – (4) всем народам было известно, каков он был победителем и в Испании, и потом в Африке, но главное: его сын был в плену у царя. (5) О месте, времени и обстоятельствах его пленения, как и о многом другом, писатели повествуют по-разному. Одни рассказывают, как в начале войны, направляясь морем из Халкиды в Орей, он был окружен царскими кораблями; (6) другие утверждают, будто это случилось уже после перехода в Азию, когда он с отрядом конников-фрегелланцев75 был послан в разведку к царскому лагерю, но оттуда навстречу им вылетела конница, и римляне начали отступать; Сципион в этой суматохе свалился с коня и был вместе с двумя другими конниками схвачен и доставлен к царю. (7) Доподлинно известно только, что если бы даже у Антиоха был мир с римским народом и узы личного гостеприимства связывали бы его со Сципионами, то и тогда юноша не мог бы быть окружен большей лаской и заботой, чем те, каких он удостоился. (8) Именно поэтому посол дождался возвращения Публия Сципиона, а когда тот прибыл, явился к консулу и попросил выслушать то, что ему поручено передать.