Смутная пора - Николай Задонский

– А все-таки чудное дело вышло, братушки, – тихо сказал кто-то из булавинцев. – То мы с атаманом Кондратием супротив царя стояли, а то вроде за него в бой идем…

– За матку-отчизну, а не за царя! – сурово поправил Колодуб. – Ежели мы шведов и ляхов не осилим, они весь народ заполонят!..

– Гляди, гляди! Пошли шведы-то! – закричали казаки.

– О господи, сила их какая… великая…

Шведская пехота под начальством генералов Рооса и Спарре выполняла приказ короля. Русские не выдержали напора. Первый и второй редуты пали. Вступившая в дело русская конница генерала Рене была смята. Самого генерала, тяжело раненного в бок, насилу спасли от плена.

Заметив замешательство русских, граф Пипер, с позволения короля, двинул в помощь пехоте кавалерию генерала Крейца. Но главнокомандующий фельдмаршал Реншильд, враждовавший с графом, пришел в ярость от такого вмешательства и начал ссору с Пипером. В угоду фельдмаршалу король отменил приказ.

Царь Петр, зорко следивший за действиями неприятельских частей, увидев, что корпус генерала Рооса несколько оторвался от центра шведской армии, приказал Меншикову с десятью конными полками атаковать этот фланг.

И вот, развернувшись веером, дружно вынеслась стройная русская конница, охватывая с трех сторон растерявшихся от неожиданности шведов.

Меншиков скакал в первых рядах. Его рослая, статная фигура в зеленом генеральском мундире была хорошо приметна Петру, по озабоченному лицу которого скользнула усмешка:

– Бахвал… меры не знает…

Вдруг лошадь князя споткнулась. Зеленый мундир исчез из поля зрения. Лицо Петра передернулось легкой судорогой.

– Немедля пошли казачью сотню, – хрипло и отрывисто сказал он стоявшему рядом фельдмаршалу Шереметеву. – Накажи следить за князем… Ежели ранен, принесть сюда… Ежели жив, пусть держится опасливей… Ежели…

Но не успел Петр досказать свою мысль, как зеленое пятно генеральского мундира выплыло вновь.

Под князем убило лошадь. Отделавшись ушибом, Меншиков пересел на коня одного из драгун. Передняя цепь кавалерии, обогнав князя, уже рубила не успевших выстроиться шведов.

– К лесу тесни их, к лесу! – кричал Меншиков, врезаясь в гущу схватки.

– Ваше сиятельство… Ваше сиятельство… Сдаются они, – сказал кто-то сзади.

– Некогда возиться! Бей всех к чертовой матери! Пущай помнят!..

– Знатные персоны, ваше сиятельство, – произнес тот же голос.

Тут Меншиков заметил на опушке леса большую группу спешившихся шведских офицеров, выкинувших белый флаг.

Это генерал Шлиппенбах со всем своим штабом сдавался на милость победителей.

Отправив в тыл пленных и четырнадцать захваченных знамен, князь хотел двинуться в погоню за бежавшими к Полтаве остатками разбитого корпуса, но его остановил подъехавший ординарец:

– Вас требует государь. Остальное приказано довершить генералу Ренцелю.

Меншиков злобно выругался, но ослушаться не решился. Вернулся к Петру.

– Я бы их всех забрал, ваше величество, а мне ходу не дают, – досадливо ворчал князь. – Эх, мне бы еще пехоты тысяч пять. Ей-богу, я б их всех смял…

– Больше побеждает искусство и разум, нежели храбрость и пустословие, ваше сиятельство, – сурово оборвал его царь.

– Да я так только… к слову сказал… – смутился Меншиков.

– Ладно. Будешь со мной. Дела нынче всем хватит.

И, взглянув в глаза любимца, Петр не выдержал, расхохотался:

– Посмотри на кого похож. Весь в грязи да кровище. Морду обмой…

Было девять часов утра.

Русская пехота, выведенная за линию траншей, стояла в непосредственной близости от главных сил шведской армии.

Генерал Боуэр, назначенный на место раненого Рене, спешно приводил в порядок конницу. Генерал Брюс заканчивал осмотр артиллерии. Петр в сопровождении Меншикова, фельдмаршала Шереметева, генералов Аларта, Белинга и свиты объезжал войска, делая последние указания к генеральной баталии.

Лицо Петра дышало решимостью и отвагой. Круглые, чуть выпуклые, красивые глаза его глядели строго и торжественно.

У одного из полков Петр остановился.

– Воины! – раздался его далеко слышный голос. – Вот пришел час, который решит судьбу отечества. Вы должны помышлять, что сражаетесь не за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество… А о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия в благоденствии и славе для благосостояния вашего…

А перед шведскими полками, окруженный двенадцатью драбантами и двадцатью четырьмя гвардейцами, появился Карл. Носилки его везли лошади. Узнав о поражении войск генерала Рооса, король едва сдерживал душившую его злобу и, казалось, не мог понять важности минуты, не мог найти слов ободрения для своих войск. Он по-прежнему не верил в силу и мужество русских, считая поражение случайностью, но все же утренняя бодрость была потеряна. Сделав несколько незначительных указаний, король молча кивнул головой генералу Левенгаупту, давая знак начать наступление.

Войска сошлись. Генеральная баталия началась…

XVIII

Тем временем Мазепа, находившийся в королевском обозе, переживал ужасные минуты.

Надежда – схватить короля, выдать его Петру и новым предательством заслужить себе прощение – рухнула еще несколько дней назад, когда Чуйкевич, Лизогуб и ряд полковников, обещавших содействие в этом деле, неожиданно сбежали в петровский лагерь, уведя с собой несколько верных казачьих сотен. К тому же Карл, словно почуявший тайный умысел старого гетмана, внезапно переменил к нему отношение, не спрашивал, как бывало, его советов, часто отказывал в приеме, окружил старика своими гвардейцами, назначенными якобы для почетного караула.

Мазепа ясно понимал, над какой пропастью он стоит. Правда, закончись бой победой шведов, Мазепа мог еще рассчитывать на возврат былого могущества… Но какие там расчеты! Какая там победа! Разве не видел он разницы между умным упорством Петра и мальчишеской самонадеянностью Карла? Разве не отдавал себе отчета в том, что безрассудная храбрость шведов все равно, как бурная волна о скалу, разобьется о стойкое мужество народа, защищавшего свою отчизну?

– Отчизна… где теперь моя отчизна? – горько усмехнулся предатель.

С холма, где он находился, открывался чудесный вид. Красавица Ворскла, сделав некрутой излом у Полтавы, блеснув серебром своих вод, чуть-чуть отклонялась в сторону и, скрываясь в камышовых зарослях, убегала в лес, плотным полукольцом подходивший с севера. Правей, широко и необозримо, раскинулось желтое море поспевавших хлебов, лежали тучные земли Украины. Виднелись тополи у хуторов, и далекие церквушки, и застывшие мельницы-ветрянки… Хорошо знакомы старику эти богатые, красивые места. Вот и речка Коломак, воды которой были свидетелями торжества Мазепы. Здесь, предав своего благодетеля гетмана Самойловича, он получил булаву из рук подкупленного им Голицына… Вот там должна быть Диканька, хутор казненного Кочубея… Вот там… Нет, лучше не вспоминать. Душно от этих мыслей. А вот, вот это страшное поле, подернутое густыми слоями дыма, копоти и пыли. Только раскаты орудийных выстрелов и тяжелый сплошной гул доносятся до гетмана.

– Дядя! Надо отступать! – прервал думы старики подъехавший Андрий Войнаровский.

– Разве… уже… конец? – вздрогнул Мазепа. Лицо Андрия покрыто потом и пылью. В глазах явная неприязнь к дяде. Голос дрожит от обиды и скрытой злобы.

– Шведы не выдержат. Русские двинули казачью конницу… Здесь нам опасно…

– Да, опасно, опасно, – заторопился старик. – Надо скорей… укладывать… Прикажи запрягать багажные телеги.

Спотыкаясь и озираясь по сторонам, он побежал к шатру, где стояли десятки сундуков с золотом и дорогими вещами.

В это время из ближнего леса вылетела казачья сотня. Впереди, по-казацки пригнувшись к шее коня, дико гикая, мчался седобородый старик.

– Це Мазепа! Мазепа проклятый! – кричал он, – Живым его визмемо, хлопцы…

Но не доскакали казаки до шатра. Выбежавший из-за пригорка шведский батальон охраны встретил их огнем. Сбитый тремя пулями, обливаясь кровью, совсем недалеко от шатра упал старик. Собрав все силы, он приподнялся, и страшный, предсмертный хрип вырвался у него из груди:

– Хай от вика и до вика живе и славится, ридна отчизна… Хай на вик сгине род твой, Мазепа, и буде имя твое самым последним, бранным словом на земле, убийца, предатель и кат[39] народа!

Приподняв полотняный край шатра, дрожащий и жалкий, слушал эти слова Мазепа, и старая кровь его, казалось, совсем оледенела от страха и ужаса.

– Кто этот старик, дядя? – спросил вошедший в шатер Андрий.

– Казацкий батько… Семен Палий… – чуть слышно отозвался Мазепа.

Андрий отвернулся и, закрыв лицо руками, заплакал…

… А бой еще кипел.

Заметив в центре русской пехоты серые мундиры и полагая, что это полк рекрутов, король послал против них свою гвардию. Но он ошибся. В центре стояли не рекруты, а Новгородский пехотный полк, который стойко защищался.