Крушение столпов - Морис Дрюон

В тот момент, когда Анатоль Руссо решил подписать условия займа, он узнал, что Стринберг внезапно уехал в Цюрих. Финансист обосновался в Дольдере, в роскошной резиденции, расположенной над городом и заливом. Руссо приказал дозвониться до Дольдера. Но Стринберга там уже не оказалось – он переехал в Брюссель, в «Метрополь». Руссо предупредил Шудлера; Шудлер направил гонца, которому понадобилось двое суток, чтобы определить, что Стринберг живет в «Рице».

– Но он не может быть в «Рице», я бы знал об этом, – сказал Шудлер, получив сообщение.

– Да нет, в лондонском «Рице». Правда, послезавтра он должен вернуться в Брюссель.

Все носились за Стринбергом по Европе, как послы Светлейшего гонялись из замка в замок за Людовиком XI во времена странствующей королевской власти.

Шудлер со своей трясущейся рукой, в фетровой шляпе, сев на поезд, сам отправился в Бельгию, где виделся со Стринбергом, и привез Руссо формальное подтверждение, что условия займа могут быть подписаны через неделю.

Стринберг держит слово. Через неделю большой концертный «Плейель» был поднят в апартаменты на третьем этаже отеля на Вандомской площади, за несколько часов до приезда финансиста. Вечером у него состоялась весьма продолжительная встреча с Руссо. Выходя с совещания, премьер-министр казался столь же удовлетворенным, как в день его вступления в должность. Стринберг подписал свои уточненные обязательства и увез скрепленные подписью Руссо взаимные обязательства французского правительства.

Руссо повел Стринберга ужинать в известный во всем мире ресторан на улице Руайяль, где каждый мог их узнать. Премьер-министр был так доволен, что даже пригласил начальника своей канцелярии Дюпети пойти вместе с ними. Финансист, как обычно, пил только минеральную воду.

На следующее утро Стринберга нашли в ванной комнате мертвым со вскрытыми на запястье венами.

Стринберг был человеком чистоплотным: он предусмотрительно уселся в шезлонг и опустил руку в биде.

Ни в одной из комнат нигде ничего не валялось – ни каких-либо бумаг, ни паспорта, – только в камине лежала разворошенная кучка пепла.

В ходе расследования полиции и вскрытия выяснились тем не менее некоторые любопытные вещи. Прежде всего, что вскрытию вен лезвием для бритья предшествовало вливание сильной дозы наркотика, смешанной с вином. Далее, что покойный много лет назад перенес ампутацию левой стопы и носил протез. Эта ампутация, объяснявшая прихрамывание Стринберга и его вечные ботинки на шнуровке, позволила сделать и другое открытие.

Разведка и Служба наблюдения за иностранцами, наведя справки в своих архивах, сумели установить волнующее и очевидное сходство – в той мере, в какой это возможно на основе описаний тридцатипятилетней давности, – между покончившим с собой миллиардером и активным социалистом-революционером латышского происхождения, незаконным сыном барона фон Стрюдберга, который разъезжал обычно по разным странам, в том числе и по Франции, под именем своего отца, и получившим в 1895 году известность как террорист, подложивший бомбу у дворца наместника в Варшаве. Бомба взорвалась раньше времени, унеся ногу юного революционера.

То, что у Стринберга не бывало связей с женщинами, могло в какой-то мере объясняться страхом раздеться перед ними.

Социалист-революционер Стрюдберг после покушения исчезает навсегда. Больница? Тюрьма? Его похищение группой товарищей? Никаких сведений.

Стринберг появился в Осло лишь в 1913 году в том обличье, какое ему и пришлось сохранять вплоть до самоубийства на Вандомской площади. Он приехал тогда из Северной Норвегии, уже обладая известным состоянием или по меньшей мере известным влиянием, приобретенным благодаря удачным деловым операциям. Между прочим, он основал нечто вроде рыболовецкого кооператива и тотчас занялся строительством и снаряжением судов, которые стал поставлять упомянутому кооперативу. Говорили также, что первый свой кредит он получил по подложному документу – по распоряжению на открытие кредита, которое сам же сфабриковал, подделав подпись одного банкира, о чьей смерти ему удалось узнать, и представив бумагу в банк за несколько часов до того, как там узнали о кончине.

Размышляя над картой Севера, можно было получить удовольствие, вообразив маршрут авантюриста, и представить себе мытарства, которые после неудачного покушения претерпел будущий миллиардер в лапландском безмолвии. Какие профессии ему пришлось перепробовать? Какие физические испытания преодолеть? Какая яростная жажда жизни и победы над ней поддерживали его на протяжении восемнадцати лет?

Официально Стринберг значился по национальности норвежцем.

Но вот еще один странный факт: генеральный консул Норвегии, тотчас предупрежденный о самоубийстве, так и не мог увидеть тело.

Когда дипломат примчался в отель на Вандомской площади, труп, незаметно вынесенный на тележке для чемоданов, был уже увезен полицией. Впрочем, никто из персонала отеля его не видел. Секретарша, обнаружившая тело, поставила шофера и другого слугу на страже у двери до прибытия инспекторов полиции. Консул бросился в институт судебно-медицинской экспертизы: шло вскрытие. Когда он опять туда приехал, тело уже увезли в крематорий, согласно, как предположили, воле покойного, которая никогда и ничем не подтвердилась. Консульство получило лишь небольшой ящик, который следовало переправить в крепость на Балтике.

Полицейские службы получили из канцелярии премьер-министра строжайшее предписание соблюдать тайну. Была представлена официальная версия, согласно которой финансист умертвил себя в припадке неврастении. Вечерние газеты, стремившиеся накормить читателей романтической похлебкой, терялись в догадках и вынуждены были помещать над второстепенной информацией броские заголовки: «Соседи сверху до четырех часов утра слышали звуки рояля…» или же: «Что содержал в себе загадочный звонок из Брюсселя?»

Однако нельзя было скрыть, особенно от оппозиционных газет, что глава правительства в тот самый вечер ужинал со Стринбергом.

Руссо пребывал в негодовании и тревоге. Напрасно его уверяли, что Стринберг сжег все бумаги, его ужасала одна мысль о том, что кто-то мог выкрасть документ, который он составил накануне, и превратить его в орудие против Руссо.

– Мерзавец, мерзавец, он обвел меня вокруг пальца, – повторял он. – Да! Первое мое впечатление было верным. Так я и знал: как только я увидел этого человека…

Но Стринберг не собирался «обводить вокруг пальца» Руссо: во всем, что касалось их сделки, он был совершенно честен по той простой причине, что фонды, обещанные им французскому правительству, в основном предназначались сообществам потерпевших. Благодаря закупочным кооперативам, к которым Стринберг пристегнул сообщества, он предполагал сделать крупные заказы материалов для своих лесопилок в Финляндии, своих сталелитейных заводов в Швеции, своих стекольных заводов в Чехословакии, для того чтобы освободить склады, где образовалось опасное скопление грузов, и вновь наладить работу в цехах, которые перепроизводство обрекло на остановку. И разве не предусмотрел он даже огромного ввоза мальков из своих норвежских садков, чтобы снова населить «опустевшие реки».

Незатейливые умы могли бы задаться вопросом, почему Стринберг так настойчиво стремился выстроить сложную цепь операций, замкнуть гигантское кольцо, вместо того чтобы устроиться на природе, где-нибудь на берегу большой реки (которые он так любил), повторяя себе, что воды, текущие мимо него к морю, испаряясь, образуют тучи, а те проливаются на землю дождем.

Но, по-видимому, плоды труда человеческого, как и плодородие земли, существуют лишь благодаря одним и тем же беспрестанно повторяемым движениям, конечный результат которых растворяется в начале.

И вдруг приходит день, когда гроза превращает дождинки в град, побивающий посевы, или оползень перегораживает реку и она затопляет долину.

Деньги, которые Стринберг собирался одолжить Франции, нужно было где-то взять. Он попросил их у бельгийского правительства, которое в свою очередь запросило гарантии. Стринберг предложил долговые обязательства итальянского правительства. Это была секретная операция, настолько секретная, что только бельгийский министр финансов и управляющий банком Бельгии видели эти документы. А потом случайно, мимоходом, какой-то мелкий клерк обнаруживает, что у Стринберга никогда не было долговых обязательств итальянского правительства. Встревожившись, но не веря этому, бельгийское правительство проводит тайное расследование и обнаруживает, что бумаги фальшивые.

«Таинственный звонок из Брюсселя» как раз и сообщал об этом.

Вот что мог установить Робер Стен, прежде чем об этом узнал сам Руссо, в то время как курсы акций на всех европейских и даже американских биржах зловеще падали.