Время ненавидеть - Измайлов Андрей

– Синюха! Слышал? – направляет «Брежнев» прыщавого на кухню. – Разумный компромисс… Видите, Галина Андреевна, во всем возможен разумный компромисс. Не так ли?

Старо как мир, а действует. Из двух зол надо выбирать меньшее. Но помнить, не забываться, что меньшее – оно тоже зло, даже если убеждает, что желает тебе только добра. Я помню, я не забываюсь, но куда деваться, деваться-то куда!

Где была моя голова, когда я их впустила в квартиру?! Где-где! Там же, где вот тот самый… гаечный ключ. Психологически объяснимо и оправдано. Еще Мыльников семь лет назад зазывал в свое «дворянское гнездо» и прокручивал кошмарики по «видику» (По-моему, Мыльников был в Питере самым первым владельцем «видика». Нет, вторым! Первым был тот, у кого его изъяли, превратив в конфискат). Так вот, всяческие «Челюсти», «Кинг-Конги», а потом и «Ужасы на улице Вязов» – они до визга страшили, до немоты… Но! Только пока страшилища оставались за кадром, пока только атмосфера сгущалась и нагнеталась. А стоило акуле, горилле, когтистому Фредди объявиться и… ф-фуф! Даже некое облегчение наступало. Тоже кошмарик, но куда более терпимый. При том, что акула по-прежнему жрет пловцов, горилла рушит небоскребы, Фредди сечет в капусту все, что под его когтистую руку попадает.

Потому и впустила. Атмосферка моими страшилищами, моей парочкой сгущалась и нагнеталась по всем правилам. И когда открыла и прыщавый с порога запел «Бо-о-ояре, а мы к вам пришли! Дорогие, а мы к вам пришли!», а «Брежнев» тут же заткнул напарника «Синюха! Одно из пяти!..» и предупредительно осведомился: «Галина Андреевна?..» (мол, впустите?), – впустила. С чувством глубокого удовлетворения, облегчения, чуть ли не с возгласом: «Сколько вас можно дожидаться?!».

Дождалась! Акула по-прежнему жрет, горилла рушит, Фредди сечет в капусту. А ОНИ, перестав быть абстрактно-ужасными ИМИ, сидят и чин-чином оговаривают условия почетной сдачи. Не впусти я их, кошмарики продолжались бы и продолжались. А теперь – хоть кончится все это. Чем кончится, чем?! Сама знаешь, Красилина: внутренне уже вызрела.

– Видите, Галина Андреевна, во всем возможен разумный компромисс… Ох, если бы вы знали, как я от него устаю! – кивнул в сторону кухни. – А лоток ваш никуда не денется. Мы, как вы понимаете, сами заинтересованы в том, чтобы вам его вернуть. У вас снова будет возможность реализовывать свой товар. А у нас…

– … отстригать у меня десять процентов? – упрямлюсь саркастически.

– Пятнадцать, – миролюбиво уточняет «Брежнев».

– Па-а-ачему это пятнадцать? С какой-такой стати?! – чуть язык не прикусила от ненависти к себе: ишь возмутилась! А на десять процентов выходит, согласна? А, Красилина?

– Большие накладные расходы с вами, Галина Андреевна. Сами посчитайте. Сбор данных – информация нынче недешево стоит. Погрузка, перевозка, доставка… теперь еще обратная погрузка, перевозка, доставка. Оперативные действия… Наконец престиж: слухи, сами знаете, разносятся молниеносно. Сегодня вы заупрямились, а мы вам даже процент в назидание не повысили, – завтра кто-нибудь другой заартачится, решив, что мало чем рискует, в крайнем случае те же десять процентов, а то и вовсе отстанут. Не отстанем, Галина Андреевна, не отстанем. Просто из чувства самосохранения обязаны все учитывать и контролировать. Все мы живем в социалистическом обществе. Социализм – не только строй цивилизованных кооператоров. Социализм – еще и учет и контроль. Помните?

– Вы же грабители! – не возмущенно, а констатирующе говорю я, оттягивая неминуемое.

– Грабь награбленное… Не мы изобрели, а все то же общество. Не нам менять… – разводит он руками сокрушенно и тоже констатирующе. – Сколько с вас государство содрало за патент? А налог с оборота какой? А СЭСу вы сколько в лапу дали? А вы знаете, что постановление готовится по кооперативам, по индивидуалам, вообще по новому налогообложению? Кто же больший грабитель? Нельзя жить в государстве и быть свободным от него, кажется, так. Помните?

На редкость политически подкованный шофер! Вождей шпарит с листа!

– Мы ведь, Галина Андреевна, с вами еще по-божески. Годик предоставили, чтобы вы могли основательно на ноги встать, стабилизироваться, оценить свои возможности. Мы-то их давно оценили. Что такое в конце концов для вас пятнадцать процентов? Пустяк, не пустяк, но вполне приемлемая цифра.

– Отъемлемая… – еще и шучу, оттягивая неминуемое.

– Как угодно… – покладист, дальше некуда.

– И если я скажу «нет?» – дразню себе нервы, оттягивая неминуемое.

– Тогда, Галина Андреевна, остается одно…

– Из пяти! – оскорбляюще подхватываю. – Или я соглашаюсь, или четыре раза по морде, да?

– Зачем вы так, Галина Андреевна? – обижается он за фирму. – Вы не могли не заметить, что в отношении вас никаких насильственных мер мы не не предпринимали. И не предпримем. У нас есть масса других рычагов, вы могли бы заметить.

– Заметила, заметила! Человека чуть не убили! – обвиняю, оттягивая неминуемое.

– Ваша вина, Галина Андреевна, только ваша вина. Во-первых, мы предупредили, что приставать к замужней женщине недостойно настоящего джентльмена. Думаю, Вадим-Василич нам был бы только благодарен, узнай он об э-э… эксцессе.

– Не надо меня Вадим-Василичем шантажировать! – злорадствую. – Гоните в шею ваших информаторов, они вам устаревшие сведения поставляют. Я уже год в разводе, и мне наплевать с высокой горки на Вадим-Василича и его эмоции.

– Знаем-знаем, Галина Андреевна! А также знаем, что ему, напротив, не наплевать. Отнюдь не наплевать. Он вас по-прежнему нежно лю…

– Вон отсюда!!!

– … бит. Зачем же вы так, Галина Андреевна? Судя по вашему настроению, все неоднозначно в нашем запутанном мире. Успокоились? Тогда я продолжу свою мысль, которая вам почему-то кажется знакомой…

– Кого? – суется из кухни в комнату на звук прыщавый с невпопадным вопросом.

– Вон отсюда!!! – отвожу я душу на мордовороте. – Марш на кухню!

– Да пошла ты! – огрызается он.

– Синюха! Одно из пяти… – напоминает «Брежнев», подавшись из кресла.

– Кого! Ка-а-ав-во?! – будоражится прыщавый, но усовывается назад.

– Вы всегда в паре работаете? – перевожу я тему.

– Ох, если бы вы знали, как я от него устаю! – обреченно жалуется «Брежнев». – Но ничего другого не остается. Иногда он незаменим.

– Например, человека покалечить, чуть не убить, да? Нанимать чужого, наверное, дорого? Ну, для этих, как вы сказали? Оперативных действий.

– Не-ет, не в том дело. Между прочим, не так дорого, как может показаться. Ну, сколько… Человеческая жизнь – от пятисот до тысячи. Рублей. Ваш нынешний месячный заработок в самый неудачный период. Вот и считайте.

– Угроза? – надменно бравирую, оттягивая неминуемое.

– Галина Андреевна, что вы в самом-то деле! – устало отмахивает он. – Мы же с вами интеллигентные люди.

– Особенно ваш… м-м… коллега.

– Вы жестоки к людям, Галина Андреевна! (Мне это нравится! Я – жестока! Я!) – Надо принимать их такими, какие они есть. За каждым – судьба. Между прочим, бывший сокурсник. Подавал немалые надежды. И чемпион Союза. Спорт и не таких губил. Банальнейшая история! А я, видите, подобрал. Не пропадать же ему совсем. Да, не сахар. Но существует, даже мыслит. По-своему. Он – тоже объективная реальность, данная нам пусть в неприятных, но ощущениях. Милосердней надо быть к людям, Галина Андреевна, милосердней.

– Вчера вечером вы наглядно показали, что у вас слова с делом не расходятся.

– Ваша вина, Галина Андреевна! Опять только ваша вина. Зачем было про «черный пояс» придумывать? Угроза? – передразнивает он мою интонацию. – Так что Синюха только защищался. С опережением. В строгом соответствии с недавней государственной доктриной: мы, конечно, никогда первыми не нападем, но наш удар может быть упреждающим. У нас ведь на Руси еще с Петра Великого повелось. Помните? Если к тебе приближается супротивник, превосходящий силою, с явным, а такижды тайным, но разгаданным намерением ударить, ударь первым, поелику потом поздно бысть. Помните? Между прочим, целиком и полностью укладывается в тринадцатую статью: необходимая оборона.

– А в девяносто пятую или сто сорок восьмую ваши действия никак не укладываются? Целиком и полностью? – пугаю, оттягивая неминуемое.

– О-о, Галина Андреевна! Уважаю, уважа-аю. Подготовились, проконсультировались. Тогда должны знать, что нет, никак. Ясно?! – вдруг рявкает. Не чтобы устрашить, а внутри, видать, задело. Даже из кресла выскочил.

– Ка-ав-во-о? – прыщавый тут как тут.

– Синюха! Одно из пяти!.. – отсылает он напарника обратно жестом того самого медного Петра-великого.

– Да пошли вы! – снова усовывается.

– Что за кличка, фу! Он же тоже человек. Тем более сокурсник. Милосердней надо быть к людям милосердней! – отыгрываюсь для вящего самолюбия. – Мы же с вами интеллигентные люди. Не так ли? Вы, кстати, что заканчивали? Философский? Исторический? Или…