Русская ёлка: История, мифология, литература - Елена Душечкина

Впрочем, в журналах начала XX века печаталось множество сказок о жизни оживающих в рождественскую ночь ёлочных игрушек: о фарфоровых пастушках, испытывающих своих женихов; о гусарах, уходящих на войну с бурами; о пряниках, кормящих собою всех голодных и пр. [см., например: 237, 18-20]; о счастливой встрече на ёлке разлучённых в течение долгих лет Амура и Психеи, каждый из которых помещался в половинке ореховой скорлупы [411, 833-835]; о Медовой Сосульке, бравом Солдатике в мундире из блестящего шоколада; о маленькой Сахарной Куколке и прянике, изображающем Короля, и т.п. [89, 7-9]. Подобного рода сказочки были вариациями на темы произведений Гофмана и Андерсена, влияние которых на русскую литературу о ёлке было огромным. Вспомним, как В.В. Набоков в «Других берегах» пишет о читанных им в детстве книгах: «В рождественскую ночь проснулись игрушки и так далее» [266, 176].

В эти годы особенную популярность на праздниках ёлки (да и не только на них) приобрели «живые картины», представлявшие собой «немые» инсценировки популярных хрестоматийных стихотворений. Марина Цветаева пишет:

Сказав это слово («живые картины». — Е.Д.), — я дала эпоху. Это был расцвет девяностых годов, недалёкий канун Пятого… Недвижная группа из живых людей, окрашенная бенгальским — зелёным и малиновым — пламенем. Группа не дышит, улыбки застыли, пламя трепещет, догорает… Занавес.

Представление о разыгрывавшихся на домашних праздниках ёлки спектаклях и «живых картинах» дают мемуары Н.В. Розановой. Из-за комода, как вспоминает мемуаристка, появлялась девочка «с прелестным нежным личиком» и начинала изображать ангела:

На ней была надета длинная ночная рубаха и привязаны крылья за спиной из марли и проволоки, и она очень походила на тех ангелов, которых я видела на рождественских открытках, стучащих в двери бедняков с большими звёздами, приколотыми к жезлу.

И далее:

Лучше всех была Варя. Она представляла цариц, которых видела в театре. Надев полотенце на голову и что-либо длинное и спускающееся до полу, она произносила диалоги, и все её движения теряли вдруг обычную резвость и исполнялись с горделивым царственным спокойствием, а лицо просто горело вдохновением.

[355, 25-26]

Ёлки превращали рождественские каникулы в сплошную череду праздников. Гостей приглашали заранее, стремясь «занять» ближайшие к Рождеству дни: «Я получила несколько приглашений на праздники,так что первые дни были разобраны, и родители решили устроить у нас веселье на четвёртый день», — пишет Елена Скрябина о Рождестве 1913 года [392, 12]. Воспоминания обо всех пережитых в детстве ёлках сливались, перемешивались с описаниями ёлок в литературе, иногда запечатлеваясь в памяти как один прекрасный образ. Эти хранимые памятью впечатления влияли на образ ёлки в литературе, а «литературные ёлки», в свою очередь, отражались на восприятии реальных ёлок, что было верно подмечено Юрием Олешей:

Я не помню, чтобы у нас устраивали ёлку. Всегда наши радости по поводу ёлки были связаны не с ёлкой, устроенной у нас в доме, а с ёлкой у знакомых. Там, в чужом доме, бывали бал, дети, конфеты, торты. Впрочем, я, кажется, деру сейчас из стихов и рассказов… После Катаева, Пастернака мало что можно добавить к описаниям ёлки, Рождества.

Упомянув Катаева и Пастернака, Олеша, конечно же, имел в виду прекрасную главу «Ёлка» из повести Валентина Катаева 1936 года «Белеет парус одинокий» и знаменитые стихотворения о ёлке Бориса Пастернака.

Мемуары, которые я здесь использую, по большей части написаны людьми, выросшими в обеспеченных интеллигентских семьях. Документальных сведений о ёлках в других слоях общества, в городских семьях среднего и малого достатка гораздо меньше. Однако, судя по количеству продаваемых перед Рождеством деревьев, по информации в газетах, по фотографиям в журналах и, наконец, по литературным произведениям можно утверждать, что к рубежу XIX–XX веков начали устанавливать ёлки и проводить детские праздники в большинстве домов всех слоев городского населения.

Обычай этот наконец был принят и купеческими семьями. Консервативность психического склада этого сословия и принятый в этой среде образ воспитания не способствовали распространению ёлки. Однако постепенно, уступая настоятельным просьбам своих дочек, хотевших, чтобы и в их доме было «всё, как у людей», купцы начали устраивать у себя ёлки. Язвительные юмористы, для которых купеческий быт стал одним из постоянных предметов насмешек, публиковали сценки, в которых купеческая чета устраивает ёлку только потому, что «теперь это модно» и «во всех порядочных домах бывают ёлки» [224, 3]; скучающие на святках купеческие дочки умоляют отца пригласить на ёлку гостей, ссылаясь на праздники «в чужих домах» и говоря, что у них дома, «как в монастыре», и пр. В таких сценках «купеческие ёлки» изображаются как нелепость и безвкусна: «Жареным гусём пахнет, печёной ветчиной и лампадками в квартире богатого купца… К этому запаху примешивается и запах ельника от рождественской изукрашенной ёлки, стоящей в углу зала» [225, 64]. В этом сказывалась инерция уничижительного и презрительного отношения к купцам и их быту. Однако изредка встречающиеся воспоминания о ёлках выходцев из купеческих семей свидетельствуют о том же сентиментально-восторженном отношении к ним детей, какое известно нам по мемуарам людей из среды «образованной интеллигенции» [см., например: 126, 86].

Несмотря на сопротивление местных церковных властей, стали повсеместно проводиться ёлки и в сельских школах, в защиту которых выступил В.В. Розанов, сочтя вмешательство церкви посягательством на совершенно безвредный и к тому же доставляющий детям столько радости обычай. Писатель требовал от Святейшего Синода специального на то разрешения, говоря, что «запрещение ёлки в школе равнялось бы запрещению её полному, потому что не в избушке же крестьянской устраивать её для шестидесяти или ста учеников» [354, 153]. Организация праздника для крестьянских детей «на городской манер» считалась Розановым исключительно важным делом и рассматривалась им как «светлый момент» в их жизни:

И вот на этом мрачном фоне будничной жизни, не скрашиваемой даже праздниками, светлым пятном является рождественская ёлка. Стоит она в высокой комнате сельского школьного дома, вся разукрашенная и сияющая огнями. В тёмно-зелёной хвое её светлыми бликами лежат полосы огней и прячутся разноцветные сласти. А вверху горит золотая звезда.

Нормой становится устройство по городам общественных ёлок для детей. «Контингент их участников, — как пишут авторы «Очерков городского быта дореволюционного Поволжья», — мог быть самым различным — это могли быть дети, принадлежащие к одному какому-то сословию, бедные дети, дети со всего города без различия сословного звания и состоятельности родителей» [156, 172].

Широчайшее распространение получает устройство благотворительных ёлок для бедных детей, которые организовывались как разного рода обществами,так и отдельными благотворителями. Проведение «ёлок для бедных» в народных домах, в детских приютах всячески пропагандировалось и поощрялось, свидетельством чему являются заметки в периодической печати, рассказы о благотворительных ёлках, а также рисунки и фотографии в праздничных выпусках газет и журналов: «Ёлка в детском приюте» [271, 1089], «Ёлка в народном доме» [274, 1055], «Ёлка для бедных детей, взятых на улицах столицы, в доме С.-Петербургского градоначальника, 28 декабря 1907 г.» [275, 39] и др. Ежегодно устраивали ёлки для детей рабочих окраин столицы братья Альфред и Людвиг Нобели. После их смерти традиция этих ёлок, проходивших в Народном Доме на Нюстадтской улице, была продолжена. Об организации праздника ёлки для бедных детей Московским Обществом помощи бедным вспоминает М.В. Волошина-Сабашникова:

Мама участвовала в проведении таких праздников для детей нашего квартала, а мы с нашими друзьями помогали ей. В снятом для этого мрачном помещении рядом с пользовавшейся дурной славой рыночной площадью собирались дети бедняков. После популярной в народе игры с Петрушкой… зажигали свечи на большой ёлке. В соседней комнате раздавали подарки. Каждый ребёнок получал ситец на платье или косоворотку, игрушку и большой пакет с пряниками. Друг моего брата, принимавший участие в раздаче подарков, умел очаровать каждого, позволяя выбирать самому ребёнку, что ему нравится, и советуя взять такую материю, которая ему идёт. Такое отношение для этих детей было совсем необычным. Я тем временем играла с другими детьми у ёлки.