Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре - Евгений Елизаров

В интересующем же нас аспекте европейской истории это обстоятельство обнаруживает вещи, как правило, не замечаемые исследователями. Дело в том, что большая часть плебеев, как уже говорилось, является клиентами своих богатых сограждан. Клиента же связывали с патроном вовсе не долговые, но сакральные обязательства. Он находился не просто под покровительством сильного, но принимал его родовое имя, что (не только формально) делало его членом патрицианской семьи; более того, ими становились и дети и дети его детей. А это значит, что даже «отцы» плебейских семейств, казалось бы, будучи самостоятельными распорядителями жизнью собственных домочадцев, одновременно являются младшими членами семьи своего патрона, и вынуждены во многом подчиняться законам его «дома». Это делает характеристику плебейской семьи противоречивой и двойственной. С одной стороны, она предстает как совершенно самостоятельное образование, формально равное семье любого римского патриция, с другой – как структурная часть патрицианской фамилии.

Это сложное переплетение отношений накладывает свои обязательства на всех. Дело в том, что, как и во всякой другой, существуют обязанности paterfamilias по отношению к младшему члену семьи и встречные долженствования домочадца. Клиенты обязаны поддерживать своего патрона на выборах, служить под его началом на войне, выкупать из плена, выполнять его поручения, делать ему маленькие подарки. В свою очередь, патрон должен предоставлять своим клиентам средства для жизни, защищать в случае судебных разбирательств, выкупать членов их семей, попадающих в зависимость. Все это обеспечивается древним сакральным правом: вероломный патрон подлежал наказанию: «Пусть будет предан богам подземным, [то есть проклятию], тот патрон, который причиняет вред [своему] клиенту»[234], – гласит один из законов XII таблиц. Кстати, по верованиям римлян, даже после смерти его ждала весьма незавидная участь: в царстве мертвых стезя клятвоотступника расходилась с той, по которой шли праведники; Сивилла, сопровождающая Энея, указывает герою на распутье:

…левой дорогойЗлые идут на казнь, в нечестивый спускаются Тартар,[235]

куда попадают

…те, кто при жизни враждой родных преследовал братьев,Кто ударил отца, или был бесчестен с клиентом…[236]

Ясно, что и вероломный клиент не может остаться без осуждения, а значит и его обязывают к исполнению долга перед патроном не только светские нормы.

Выполняя ли заказ своего патрона, собственной ли инициативой, клиенты оказывают дополнительное давление на его соперников и тем существенно усиливают его влияние на жизнь социума. Здесь уже говорилось о соперничестве вооруженных клиентских банд Клодия и Милона. Добавим, что этим же инструментарием в политической борьбе пользовались и куда более известные Гракхи и их противники. Впрочем, через полтора тысячелетия Макиавелли в своей «Истории Флоренции» будет писать, в сущности, о том же. Словом, это было в обычаях собирательного понятия патриархального «дома». Поэтому в политической жизни государства вес семьи, составной частью которой являются клиенты, отнюдь не равен ресурсам ее собственного ядра, но определяется также и всей массой клиентелы.

Впрочем, даже отстаивая собственные интересы, которые касаются бесплатных государственных раздач, младшие члены патрицианских фамилий, как правило, работают на своего же патрона, то есть на благо их общего маленького патриархального «государства в государстве». Ведь львиную долю доходов от новых военных захватов получает именно господин. Так что и здесь соблюдается, с одной стороны гармония интересов сословий, с другой – внутрисемейное согласие. А значит, относиться к конфликтам между патрициями и плебеями исключительно как проявлениям классовой борьбы, все равно, что видеть во внутрисемейных раздорах только борьбу «борьбу нового со старым» там, где речь идет о столкновении отцов и детей, и только столкновение женского бесправия с мужской диктатурой, где бранятся муж и жена. И то, и другое, конечно же, имеют место, но абсолютизация совершенно неуместна.

4.1.4. Вклад в культуру

Именно патриархальная семья становится лоном великой гуманитарной культуры Греции и Рима.

На первый взгляд это утверждение может показаться необоснованным. Ведь известно, что и в Греции и в Риме художники (объединим этим собирательным словом и собственно художников, и философов, и политических мыслителей, словом всех творцов) очень часто происходят из совершенно иной среды – среды иностранцев и вольноотпущенников, которые дышали воздухом отнюдь не патриархального дома. Но дело вовсе не в художнике, его происхождение – это слишком тонкая материя, чтобы о ней можно было составить сколько-нибудь отчетливое представление. Патриархальная семья создает главное – публику, без которой невозможно никакое искусство, никакое творчество.

Она, вспомним уже приводившуюся здесь мысль Аристотеля, предоставляет свободнорожденному (и, что в Греции и Риме то же самое, рожденному для свободы) не обремененный заботой о насущном досуг. Пусть не каждый из тех, кому выпадает счастье «наслаждаться миром и пользоваться досугом», способен самостоятельно «создавать прекрасное», значительная их часть все же воспитывается вполне профессиональными ценителями чужих творений.

Никакой художник невозможен без тонко чувствующей публики, любое художественное откровение обречено на умирание в глубинах индивидуального духа, если нет диалога мастера со всеми теми, к кому, собственно, он и обращается. Знаковая природа художественного произведения предполагает его прочтение; без этого оно не существует, как не существует гипотетический объект, который в принципе недоступен наблюдению. Вошедший в физику двадцатого столетия как критерий существования, закон принципиальной наблюдаемости, согласно которому существовать – значит находиться во взаимодействии с чем-то, вполне применим к любому знаку, а следовательно, и к произведению искусства. Прочтение же последнего опирается на собственное видение мира тем, кому адресован посыл мастера. При этом личный мир адресата отнюдь не тождествен тому, в котором живет художник, в любом знаке отражается не только личность того, кто его порождает, но и индивидуальность зрителя. «Нет ничего пагубнее для эстетики, как игнорирование самостоятельной роли слушателя. Существует мнение, очень распространенное, что слушателя должно рассматривать как равного автору за вычетом техники, что позиция компетентного слушателя должна быть простым воспроизведением позиции автора. На самом деле это не так. Скорее можно выставить обратное положение: слушатель никогда не равен автору. У него свое, незаместимое место в событии художественного творчества; он должен занимать особую, притом двустороннюю позицию в нем: по отношению к автору и по отношению к герою»[237].

Да, эта публика немногочисленна, но ведь во все времена культура была достоянием немногих, и во все времена этих немногих было достаточно для формирования духовного облика народов. Впрочем, дело не только в публике. Художник нередко находится в те же клиентских отношениях со своим патроном. Имя одного из таких клиентов, Марциала, уже упоминалось нами, имя другого, покровителя искусств Мецената, давно уже стало нарицательным. Да и через полторы тысячи лет уже упомянутая здесь «История Флоренции» подобным же клиентом, «покорнейшим слугой Никколо Макьявелли», будет посвящаться такому же патрону, «Святейшему и блаженнейшему отцу, господину нашему Клименту VII», а его «Государь» – Лоренцо Медичи.

Таким образом, экономический, политический, военный, культурный облик социума того времени формирует прежде всего большая патриархальная семья, единый организм, контуры которого не всегда поддаются точному определению. Все его фрагменты, выступающие как зародыш современной нуклеарной ячейки, играют роль театральных статистов, без которых нет искусства, но которым не остается никакого места в его истории. Конечно, пример патриархальной империи Иова применим далеко не к каждой фамилии античной Европы, но в любом случае перед нами куда более масштабное и фундаментальное образование, чем это обнаруживает анализ его юридических форм.

4.2. Начало перемен

4.2.1. Смена юридических форм брака

Вместе с тем следует иметь в виду, что на стадии развитой государственности этот могущественный и влиятельный организм существует только благодаря земле, которой он владеет. Земля же достается далеко не всем. Поэтому общее число фамилий, сохранивших свою патриархальную структуру, невелико. В начале имперского периода это не более нескольких тысяч римского нобилитета. Знать великого города составляет собой весьма замкнутый круг патрицианских и виднейших плебейских семейств, сюда входят только те, кто имел в своем роду консула. Это сословие сформировалось к началу III века до н. э. Только они имели доступ к высшим ступеням государственной иерархии; практически никому, кто не входил бы в этот узкий круг фамилий, пробиться к консульской должности было невозможно.