Власть и наука - Валерий Сойфер

"Нарком земледелия Союза тов. ЯКОВЛЕВ поручил Президиуму Академии С.Х. наук им. Ленина взять под особое наблюдение работы по яровизации в нынешнем году для оказания максимального содействия в проведении этих опытов...

Прежде всего сообщите выздоровел ли тов. ЛЫСЕНКО? как проводятся массовые опыты по яровизации; как проводится исследовательская работа; какие нужны экстренные меры, чтобы провести работы?

Прошу телеграфировать или непосредственно мне или в особо трудных случаях тов. ЯКОВЛЕВУ о том, что необходимо сделать.

...Если Вы заняты, то прошу поручить кому-либо из ответственных работников, ведающих яровизацией сноситься непосредственно со мною" (55).

Еще до отъезда на конгресс в США, Николай Иванович, как он обещал в письмах Лысенко и Степаненко (56), съездил в мае 1932 года в Одессу, заразился окончательно идеей яровизации и писал оттуда своему заместителю в ВИР'е -- Н.В.Ковалеву:

"Работа Лысенко замечательна. И заставляет многое ставить по-новому. Мировые коллекции надо проработать через яровизацию..." (57).

Таким образом, Вавилов очередной раз показывал, что работу Лысенко он ставит столь высоко, что готов свое детище -- мировую коллекцию сортов -- пропустить через "сито" яровизации. Лысенко на Конгресс не поехал, но и в его отсутствие, выступая на Конгрессе с пленарной речью, Вавилов высказался о работах Лысенко следующим образом:

"Замечательное открытие, недавно сделанное Т.Д.Лысенко в Одессе, открывает новые громадные возможности для селекционеров и генетиков... Это открытие позволяет нам использовать в нашем климате тропические и субтропические разновидности" (58).

Из Америки Вавилов еще раз пишет Н.В.Ковалеву о волнующей проблеме:

"Сам думаю подучиться яровизации" (59).

По завершении Конгресса Вавилов выступил с несколькими лекциями в США, побывал в Париже (60) и опять характеризовал работу Лысенко как выдающуюся, пионерскую, имеющую огромное значение для практики:

"... сущность этих методов, которые специфичны для различных растений и различных групповых вариантов, состоит в воздействии на семена отдельных комбинаций темноты, температуры, влажности8. Это открытие дает нам возможность использовать в нашем климате для выращивания и для работы по генетике тропические и субтропические растения... Это создает возможность расширить масштабы выращивания сельскохозяйственных культур до небывалого размаха..." (61).

Возвратясь из зарубежной поездки, Вавилов публикует 29 марта 1933 года в газете "Известия" пространный отчет о ней, где пишет:

"Принципиально новых открытий... чего-либо равноценного работе Лысенко, мы ни в Канаде, ни САСШ (Северо-Американских Соединенных Штатах -- В.С.) не видели" (62).

Разбирая важнейшую для себя проблему новых культур, Вавилов в 1932 году пишет в книге того же названия:

"Физиологические опыты Алларда, Гарнера, Н.А.Максимова, Т.Д.Лысенко и других исследователей, а также проведенные нами географические опыты показали большое значение в вегетации различий районов по длине ночи (фотопериодизму)" (63),

хотя ни в одной из опубликованных работ Лысенко даже упоминаний о подобных опытах нет и, следовательно, Вавилов просто приписал Лысенко научные достижения, о которых тот и слыхом не слыхал.

В следующий раз Вавилов похвалил работы Лысенко в начале декабря 1933 года на Коллегии Наркомзема СССР. Корреспондент газеты "Социалистическое земледелие" А.Савченко-Бельский подробно описал это заседание:

"Третьего дня в НКЗ СССР тов. Лысенко сделал доклад о яровизации.

На столе длинный ряд снопиков пшеницы. Снопы лежат попарно. В одном -- высокие стебли, тяжелый колос, полновесное зерно. В соседнем чахлые растения, полупустые колоски, щуплые зернышки.

...В тех снопиках, где колос тучен, растения яровизированы...

Снопики... тов. Лысенко ярче диаграмм, убедительнее цифр доказывали, каким мощным оружием в борьбе с засухой и суховеем является яровизация" (64).

Конечно, выставленные снопики могли поразить воображение корреспондента. Но у любого здравомыслящего человека не мог не возникнуть вопрос, насколько же повышает урожай яровизация, если столь зримы отличия колосьев на вид. И если вспомнить, что даже по словам Лысенко, превышение урожая от яровизации составляло в лучшем случае 10-15%, то становится очевидным, что заметить на глаз столь незначительные отличия в массе колосьев было никак нельзя. Значит, нужно допустить, что Лысенко нарочито преувеличивал пользу яровизации и, помалкивая о гибели многих растений на участках, засеянных яровизированными семенами, отбирал для демонстрации своих достижений лучшие по виду колосья на опытном поле и худшие на контрольном и формировал из них снопики для заседания коллегии.

Ничем иным, как тягой к преувеличениям, можно объяснить эти уловки Лысенко. В то время он преувеличивал пользу от яровизации, произнося слова, которые позже напрочь забыл и никогда уже не употреблял:

"У меня есть цифры по Северному Кавказу. В отдельных колхозах яровизация... дала примерно 6-8 ц дополнительного зерна с га... Я считаю, что мы можем получить... УДВОЕНИЕ урожая в отдельных случаях... И если до сих пор это еще не сделано, то в значительной мере здесь вина земельных органов" (/65/, выделено мной -- В.С.).

На подобные непроверенные и неподтвержденные авансы, так же как на ссылки о вольных или невольных вредителях в земельных органах, могли клюнуть люди, плохо разбирающиеся и в растениеводстве, и в науке вообще. Тем не менее, присутствовавший на заседании Вавилов ни в чем не усомнился и, даже более того, указал на новую область, где якобы с успехом можно было применить лысенковскую яровизацию, а именно на ускорение работы по выведению сортов, то есть направление, в котором сам Вавилов постоянно обещал властям срочно добиться решающих успехов. Вавилов говорил:

"До сих пор селекционеры работали на случайных сочетаниях. Сейчас работы тов. Лысенко открывают совершенно новые, невиданные возможности для селекции, потому что мы можем и должны вести работу с такой целеустремленностью, какая раньше не мыслима была в селекционной работе.

В свете работ тов. Лысенко нужно круто повернуть, перестроить селекционную работу" (66).

20 декабря 1933 года газета "Соцземледелие" еще раз использовала авторитет Вавилова для поддержки мифа о том, что яровизация способна удваивать урожай. Если на Коллегии Наркомзема речь шла о пшенице, то теперь выяснялось, что того же результата можно достичь и для хлопчатника. Из заметки в газете следовало, что Лысенко удалось привлечь Вавилова для поездки летом 1933 года на Северный Кавказ в район Прикумска, где они вдвоем осмотрели посевы хлопчатника, выполненные промороженными (яровизированными) семенами (67), и оказалось, что будто яровизация дала удвоение (!) сбора хлопка, и потому сразу же за упоминанием фамилий Вавилова и Лысенко шел текст, набранный жирным шрифтом:

"Двести процентов повышения урожая самого ценного доморозного хлопка-сырца и 36 процентов повышения общего урожая обязывают к скорейшему продвижению яровизации на хлопковые поля колхозов и совхозов" (68).

Этот "успех" с хлопчатником был очень важен. Задание расширить посевные площади под этой культурой, чтобы дать стране дешевый и надежный путь выхода из иностранной зависимости в ценном сырье, поступило лично от Сталина. Поэтому за решением проблемы хлопчатника и земельные и партийные органы следили особенно пристально. Конечно, такая крупная удача, да еще приправленная ссылкой на самого известного в стране эксперта в вопросах растениеводства -- академика Вавилова, не могла пройти мимо взора руководства страны.

О правомерности тезиса о том, что именно Вавилов методично выводил Лысенко в лидеры советской науки, говорят и другие обнаруженные в архивах факты. Актом особого расположения Вавилова к агроному Лысенко стали повторявшиеся несколько раз попытки выдвинуть последнего в академики. В 1932 году Вавилов подписал письмо Президенту Всеукраинской Академии наук А.А.Богомольцу, в котором сообщил о своей поддержке в выдвижении Т.Д.Лысенко в члены этой академии (69). Однако это инициативное предложение не сработало. Коллеги в том году возразили.

В следующем, 1933 году, обращаясь в Комиссию содействия ученым при Совнаркоме СССР, которая рассматривала кандидатуры для присуждения премии имени В.И.Ленина -- высшей в СССР премии за достижения в области науки и техники (во времена сталинского правления -- в 1948 году -- премию имени Ленина заменили Сталинской премией, а после смерти Сталина премию его имени стали именовать государственной, а Ленинские премии восстановили как самостоятельные), Вавилов писал (16 марта 1933 года):

"Настоящим представляю в качестве кандидата на премию в 1933 году агронома Т.Д.Лысенко.