Первая мировая. Во главе «Дикой дивизии». Записки Великого князя Михаила Романова - Владимир Хрусталев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великий князь Михаил Александрович свой 36-й день рождения отметил 22 ноября 1914 г. в бивуачной обстановке Великой войны. Вдовствующая императрица Мария Федоровна в этот день записала в дневнике: «Господи, огради моего дорогого Мишу»[190].
Кстати сказать, своей жизнью в этот период рисковал на фронте не только великий князь Михаил Александрович, но случалось такое и с самим императором Николаем II. В качестве примера вернемся к событиям на Кавказе.
На Кавказском театре военных действий за период Великой войны, последовательно сменяя друг друга, командовали: генерал от кавалерии, граф И.И. Воронцов-Дашков (30 августа 1914 – 23 августа 1915), генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич (23 августа 1915 – 2 марта 1917), генерал от инфантерии Н.Н. Юденич (3 марта – 3 апреля 1917), генерал от инфантерии М.А. Пржевальский (3 апреля – 11 сентября 1917), генерал-лейтенант И.З. Одишелидзе (2 октября 1917 – 28 февраля 1918) и генерал-майор Е.В. Лебединский (декабрь 1917 – май 1918).
1 ноября 1914 г. на базе Кавказского военного округа весьма спешно начала развертываться Кавказская армия. Ее командующим назначался генерал-адъютант, граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков (1837–1916), начальником штаба – генерал-лейтенант Николай Николаевич Юденич (1862–1933). Армия занимала полосу фронта от Черного моря до озера Урия протяженностью 720 километров.
15 ноября 1914 г. разведывательные отряды 1-го Кавказского армейского корпуса, с ходу заняв пограничные горные рубежи, спешно начали выдвижение на Эрзерум. На следующий день границу перешли главные силы корпуса. Спустя два дня контратакованные частями 9-го и 11-го турецких корпусов, они, опасаясь обхода своего правого фланга, по приказу командующего армией отошли к границе. Лишь углубившийся на 20–30 км Эрзерумский отряд, сформированный из подходивших подразделений 4-го Кавказского армейского корпуса, ночной атакой сумел занять высоты в районе Алашкерт. С приходом в конце ноября суровой зимы с многочисленными снегопадами боевые действия практически прекратились[191].
3 декабря 1914 г. в командование 3-й турецкой армией вступил сам военный министр Энвер-паша (1881–1922). Это означало, что впереди предстояли ожесточенные бои. В Стамбуле и Берлине, вероятно, рассчитывали, что Россия не сможет бросить на Кавказский фронт сколько-нибудь значительные подкрепления.
Сарыкамыш – опорный пункт на дороге в Эрзерум и штаб-квартира в Карсском уезде Карсской области, у восточной подошвы Саганлугского хребта (на территории современной Турции). Именно здесь в конце 1914 – начале 1915 гг. развернулись упорные сражения.
Русские войска отбили атаки турок, а 16 (29) декабря 1914 г. отбросили их и перешли в контрнаступление. 20 декабря (2 января) русские войска заняли Бардус, а 22 декабря (4 января) окружили и взяли в плен весь 9-й турецкий корпус. Остатки 10-го корпуса, воспользовавшись некоторыми промахами русских, отступили на исходные позиции. Так Кавказская армия перенесла военные действия на территорию Турции.
Именно в этот тревожный период Кавказский театр военных действий посетил император Николай II.
Известно, что императорский поезд во время войны преодолел с Государем Николаем II около ста тысяч верст. Он неожиданно появлялся в самых отдаленных уголках фронта. Так, например, с 20 ноября по 12 декабря 1914 г. состоялась поездка царя по южным губерниям России и Кавказу. Он, в частности, посетил цитадель Карса и район Сарыкамыша, где лично участвовал в награждении боевыми Георгиевскими крестами отличившихся воинов.
Император Николай II не представлял себе жизни без армии. Он любил и часто присутствовал на парадах и военных смотрах, что поднимало боевой дух полков.
«Кончился смотр… Сколько разговоров среди “молодых” солдат про впечатления этого незабываемого для них дня! Сколько писем разносилось по глухим деревушкам – к старикам родителям, к женам с описанием царского смотра; про царя, царицу, наследника-цесаревича и великих княжон, которых удостоился видеть и слышать их сын или супруг…»[192]
Уважение к ратной службе солдата осталось у императора Николая II на всю жизнь. Возможно, этим можно объяснить, что при восшествии на престол он отказался от очередного воинского звания и распорядился снять со своих парадных портретов услужливо и спешно нарисованные художниками генеральские погоны, оставшись в своем прежнем чине полковника. Конечно, это не означало, что Николай II не мечтал о славе. Его поступок был искренним, но оказался опрометчивым. Милое, казалось бы, желание остаться после смерти отца в своем прежнем чине полковника противоречило основному закону Российской империи, называющему царя главой армии, чему соответствовал чин генерала. Курьезность положения все отчетливее проявилась позднее, на высоте положения и бегущих лет, когда полковнику пошел уже пятый десяток, и все товарищи его по службе давно были произведены в генералы. Между прочим, его отец Александр III чин полковника получил в 18 лет, а генерал-майора был удостоен в 20 лет. Император Николай II же по убеждению не мог позволить себе получить генеральский чин русской армии, хотя во время Великой войны в 1915 г. англичане удостоили его фельдмаршальским жезлом своих вооруженных сил.
В эмигрантских воспоминаниях бывшего командира конвоя графа И.И. Воронцова-Дашкова полковника Николая Александровича Бигаева (1865–1951) имеются подробные сведения о посещении императором Николаем II в военное время Кавказа и Закавказья:
«За две недели до Сарыкамышской катастрофы, когда наша армия была окружена, приехал на Кавказский фронт Государь Император. То было в конце ноября 1914 года. Тифлис устроил Его Величеству торжественную встречу и радушный прием. Граф Наместник лежал больной. Государь остановился во дворце, сказав, что он гость дома Воронцовых-Дашковых. На этом основании никаких завтраков и обедов у царя не было, как то по обычаю было принято. Царь хотел этим актом, как мне объяснили, подчеркнуть свое особое уважение и расположение к Воронцову. Хозяин земли русской стал гостем дома своего наместника.
Кавказ всегда умел принять Венценосных гостей. Я не буду описывать подробностей. Отмечу только несколько штрихов. Было устроено два грандиозных банкета в честь Государя. Один грузинским дворянством, а другой городом, короче говоря – армянским обществом.
Грузинский банкет состоялся в доме-особняке Сараджева на Сергиевской улице. Нижний этаж этого дома соединялся с верхним (вторым) в центре дома особой винтовой лестницей. И вот на всех ступенях этой лестницы были расставлены снизу до самого верха “парные часовые” из грузинских красавиц, созванных со всех концов Грузии.
Государя повели наверх по этой лестнице. Я видел, как царь под палящими взорами чернооких грузинских девиц-красавиц конфузился и терялся, не знал куда руки деть, то хватался за ручку огромного и безобразного кинжала в черной оправе, то за усы. Нужно сказать, что Государь был одет в черкеску серую длиной “до пяток”. Вообще кавказский костюм на нем был сшит безобразно. Я был удивлен, что русского Царя не могли шикарно нарядить в черкеску, подпоясанную хорошим кавказским ремнем, при хорошем кавказском оружии!
Банкет и обстановка зала Сараджева, одного из богатейших грузин, была выдержана в стиле строго древнегрузинском. Армяне также подчеркнули свой стиль на своем банкете, состоявшемся в залах Артистического общества на Головинском проспекте. Они козырнули старинной музыкой на старинных восточных национальных инструментах.
Как полагается в таких случаях, во дворце состоялся прием депутаций от основных национальностей Закавказья. Государь вышел к депутатам, заполнившим белый зал дворца, в форме Нижегородского Его имени драгунского полка. Я не могу забыть и не могу без содрогания вспоминать, как одни и те же г.г. народные и классовые “лидеры” говорили и пели соловьем, вознося Государя Николая II до облаков и характеризуя русское владычество спасительным и благотворным для Кавказа и преуспеяния его народов, и как они мешали с грязью имя несчастного царя, когда он отрекся от престола, понося Россию и русский народ, якобы душивший и угнетавший “культурные” народы Кавказа.
Я не могу забыть также блестящую речь представителя русской делегации священника, фамилию которого забыл, который называл царя не только помазанником Божиим, но и самим Богом на земле. В заключение сей поп скрепил свою речь печатью Иуды – поцелуем в одежду Государя. Но тот же служитель церкви в моем же присутствии говорил речь перед принятием присяги Временному правительству кн. Львову в марте 1917 г. в том же зале. И что же? Священник все помои, какие были в распоряжении его души, вылил на царя и его семью!
Казаки-конвойцы, присутствовавшие на приеме русских делегаций в ноябре 1914 г. и на принятии присяги в 1917 г., обратили внимание на поведение духовного отца и не знали, не находили ответа на вопрос: когда же батюшка говорил правду и когда врал?