Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - Валентин Рунов

«Император Николай, – отмечал Ю. Н. Данилов, – встречал лиц, являвшихся к нему, хотя и сдержанно, но очень приветливо. Он говорил не спеша, негромким, приятным грудным голосом, обдумывая каждую свою фразу, отчего иногда получались почти недолгие паузы, которые можно было даже понять как отсутствие дальнейших тем для продолжения разговора. Впрочем, эти паузы могли находить объяснение и в некоторой застенчивости, и внутренней неуверенности государя в себе. Эти черты в императоре проявлялись в наружно-нервном подергивании плеч, потирании рук и излишне частом покашливании, сопровождавшемся затем безотчетным разглаживанием рукою бороды и усов. В речи Николая II слышался едва уловимый иностранный акцент, становившийся более заметным при произношении им слов с русской буквой «ять»».

Благословение на подвиг…

Другой современник императора, бывший министр земледелия А. В. Кривошеин так писал о Николае II: «Внешне – человек как человек, даже симпатичный, особенно хороши были у него глаза. И в манере держаться – ничего величественного, царственного, даже немного застенчив. В отношениях с людьми приветлив, любезен. Умом не блистал, но был далеко не глуп. Из занятий весьма хорошее в нем – любовь к литературе (прекрасная память на стихи), книги А. П. Чехова и А. Т. Аверченко – всегда под рукой, и сам не лишен был чувства юмора. Писал грамотно, не то что родитель. В совершенстве знал английский язык. Знанием истории мог удивить и специалиста, был почетным председателем исторического общества. Театрал и меломан. Хобби – занятие фотографией. Спортсмен, чуть ли не десятиборец (конный спорт, гребля, стрельба, теннис и т. д.). Совсем редкое у царей качество – любил физическую работу: колоть дрова, убирать снег, возиться в саду. Руки поэтому часто имел обветренные, шершавые, ногти не чистые и не холеные.

Николай II был прекрасный семьянин. Он всю свою жизнь жену обожал как невесту, а в детях души не чаял. Боготворил Александра III, нежно относился к Марии Федоровне и часто прислушивался к различным ее советам, хотя в детстве не видел от нее материнской ласки».

Но это оценки императора-человека, но не государственного деятеля, которым он должен был быть. Поэтому вернемся к записям Ю. Н. Данилова, который резюмирует ранее сказанное следующими словами:

«В общем, государь был человеком среднего масштаба, которого, несомненно, должны были тяготить государственные дела и те сложные события, которыми полно было его царствование. Безответственное и спокойное житье, мне думается, должно было бы более отвечать его внутреннему складу. Простой в жизни и обращении с людьми, безупречный семьянин, очень религиозный, любивший не слишком серьезное чтение, преимущественно исторического содержания, император, безусловно, хотя и по-своему, любил Россию, жаждал ее величия и мистически верил в крепость своей царской связи с народом. Идея незыблемости самодержавного строя России пронизывала всю его натуру насквозь, и наблюдавшиеся в период его царствования отклонения от этой идеи в сторону уступок общественности, на мой взгляд, могут быть объясняемы только приступами слабоволия и податливости его натуры. Под чужим давлением он лишь сгибался, чтобы потом немедленно сделать попытку к выпрямлению».

Как известно, это далеко не всегда ему удавалось.

С первых же дней своего Верховного командования все вопросы стратегического планирования и практического руководства военными действиями император доверил своему начальнику штаба. «Он, – отмечал генерал А. И. Деникин, – выслушивал его долгие… обстоятельные доклады. Выслушивал терпеливо и внимательно, хотя, по-видимому, эта область не захватывала его. Некоторое расхождение случалось лишь в вопросах второстепенных – о назначении приближенных, о создании им должностей. Полное безучастие государя в вопросах высшей стратегии определилось для меня совершенно ясно после прочтения одного важного акта – записи суждений военного совета, собранного в Ставке в конце 1916 года под председательством государя».

26 августа в войска была направлена первая директива нового Верховного, требовавшая прекращения отхода. Но подписи императора под этим документом оказалось недостаточно, чтобы остановить противника.

27 августа 10-я германская армия генерала Г. фон Эйхрона нанесла удар с района Ковно в направлении на Минск встык между 5-й и 10-й армиями. Образовался прорыв, позже получивший название «Свенцянский». Германское командование решило использовать его для глубокого охвата правого фланга 10-й русской армии Западного фронта генерала Е. А. Радкевича. С этой целью германская кавалерийская группа, в которую входили 4, а с 31 августа – еще две кавалерийские дивизии, под командованием генерала Гарнье вошла в брешь во фронте русских войск и развернула наступление в направлении Свенцяны, Молодечно с задачей овладеть районом Вилейка, Молодечно, Сморгонь и выйти в тыл 10-й русской армии.

Вначале группа Гарнье имела успех. 1 сентября она захватила Вилейку и затем вышла основными силами в районе Сморгони, уничтожая тыловые учреждения 10-й русской армии и разрушая железнодорожные сооружения. Под напором войск неприятеля 10-я армия оставила Вильно, а 5-я армия отошла к Двинску (Даугавпилсу).

Для того чтобы спасти положение, по приказу Алексеева в район вражеского прорыва русское командование срочно перебросило корпуса из различных армий и объединило их под руководством командующего 2-й армии, которому удалось организовать новую полосу обороны. Именно перед ней на подступах к Молодечно в результате упорных боев, которые велись 3 и 4 сентября, германская кавалерия была остановлена. Кавалеристы перешли к обороне на достигнутом рубеже и некоторое время успешно сопротивлялись, но затем, не имея поддержки пехоты и тяжелой артиллерии, начали отходить. К 19 сентября Свенцянский прорыв был ликвидирован и фронт стабилизировался на линии озер Дрисвяты и Нарочь и далее на Сморгонь и Делятин, где обе стороны перешли к позиционной обороне.

Таким образом, благодаря решению генерала Алексеева и стойкости русского солдата репутация нового Верховного главнокомандующего была спасена. Обозревая восточный театр военных действий в последние дни уходящей осени 1915 года, командующий германскими войсками с глубоким разочарованием отмечал, что «русские вырвались из клещей и добились фронтального отхода в желательном для них направлении». Начальник германского Генерального штаба генерал от инфантерии Эрих фон Фалькенхайн мрачно констатировал: «Выполненные операции не достигли своей цели».