Шаляпин. Горький. Нижний Новгород - Евгений Николаевич Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С 1897 по 1900 год Скиталец жил в Самаре, где активно сотрудничал в «Самарской газете»: писал рассказы, стихотворные фельетоны на злобу дня, стихи. В городе он услышал много рассказов о Горьком. Первая встреча с Алексеем Максимовичем произошла в июне 1899 года в Самаре. Горький заинтересовался личностью Скитальца, почувствовал его талантливость и пригласил к себе. Через год Степан Гаврилович приехал к Горькому в Нижний Новгород.
Встреча с Горьким, перешедшая в близкое знакомство и дружбу, имела решающее значение в жизни Скитальца, она окончательно определила его судьбу. Известность к Степану Гавриловичу пришла в 1900 году с выходом в свет его рассказа «Октава». Публикует наиболее яркие свои произведения: «Октава», «Сквозь строй», «Композитор», «Миньона», «Любовь декоратора». Широкую известность получили его стихи «Кузнец», «Гусляр», «Нет я не с вами», «Тихо стало кругом», «Колокола».
В 1901 году Степан Гаврилович был арестован вместе с Горьким за революционную пропаганду среди рабочих, заключен в нижегородский острог, а потом выслан в родную Обшаровку.
Вся жизнь и творчество Скитальца 1905–1907 годов – это активный протест, призыв к борьбе. Потом он отошел от активной литературной и общественной жизни. В Поволжье Степан Гаврилович бывал наездами и преимущественно в Симбирске, у родных жены.
В 1921 году Скиталец приехал во Владивосток, оттуда перебрался в Харбин. С 1928-го публиковался в советских журналах. 17 июня 1934-го вернулся в Москву. Неоднократно встречался с Горьким (который посоветовал писателю побольше поездить по стране для сбора литературного материала), занимался литературной и общественной деятельностью. Принимал участие в работе I Всесоюзного съезда советских писателей (без права решающего голоса). Скончался Степан Гаврилович 25 июня 1941 года. Похоронен на Введенском кладбище в Москве.
Скиталец, оставшийся в Нижнем Новгороде, вспоминал:
«Мне случилось быть в Нижнем Новгороде во время ярмарки, когда там гастролировал Шаляпин, и я пошел в театр посмотреть и послушать его в “Борисе”.
С первого же его выхода, при первых звуках знакомого голоса, при одном взгляде на этот созданный им трагический образ “преступного царя” я понял, что Шаляпин – великий трагик. Самый грим Бориса – лицо человека с душой, измученной, пламенною, адскою мукой, – поражал. В антракте я пошел к артисту в уборную – рассмотреть поближе этот грим. Меня встретил Шаляпин – Борис – с обычными, свойственными ему добродушными шутками, но я не мог разговаривать с ним свободно: на меня смотрело исстрадавшееся лицо “несчастного царя”. Шаляпин гримировался сам, и с таким искусством, что даже на близком расстоянии, лицом к лицу нельзя было поверить, что это только грим, что борода наклеена, а морщины нарисованы. Это было настоящее, живое, страшное лицо “обреченного” человека.
Спектакль продолжался. <…> Публика, беззвучная, с затаенным дыханием, была как бы в состоянии гипноза, и очень немногие заметили какой-то странный диссонанс в заключительной сцене смерти Бориса, когда за кулисами, в тон певцу, отзывается хор. <…> До хора ли тут: на сцене умирал безумный “царь Борис”!..
По окончании спектакля я снова зашел в уборную Шаляпина и неожиданно наткнулся на печальную и тяжелую сцену: Шаляпин плакал.
Он был всё еще в “царском” облачении, но без грима, без парика, с сорванной бородой. Уронив голову и руки на запачканный красками гримировальный стол – плакал.
А у порога уборной печально стоял хромой антрепренер Эйхенвальд, держа в руках большую пачку бумажных денег – тысячу рублей вечерового гонорара Шаляпину, – и извинялся:
– Простите, Фёдор Иванович!.. Что же делать? Лучших хористов невозможно было найти в провинции…
Шаляпин вытирал гримировальным полотенцем мокрое от слез лицо и голосом, осекшимся, дрожащим, повторял, волнуясь:
– Нет! Я больше не буду петь! Не буду!
– Но ведь, Фёдор Иванович, еще три спектакля осталось!
– Не буду!.. С таким хором не могу!.. Это ужасно: на полтона!.. Зарезали!.. Я сам был хористом, но никогда так не относился к делу… Не могу петь!.. Снимите спектакли.
Никогда ни до, ни после этого я не видел Шаляпина плачущим и никогда не видел, чтобы антрепренеры просили у артистов извинения.
Шаляпин настоял на своем и действительно так и не выступил в дальнейших трех спектаклях, которые уже были анонсом обещаны публике».
Скиталец не называет даты, когда случилось описанное им происшествие. По всей видимости, оно произошло 30 августа – во время оперы М. П. Мусоргского «Борис Годунов». Это был последний спектакль антрепризы А. А. Эйхенвальда, в котором принял участие Шаляпин. Но он еще несколько дней пробыл в Нижнем Новгороде.
В сентябре в родной город приехал Пешков и поселился с Екатериной Павловной по адресу: Мартыновская улица, дом Киршбаума. В этот же день писатель присутствовал на благотворительном концерте, устроенном Обществом распространения начального образования в Нижегородской губернии. Полученные деньги пошли в фонд строительства общежития для детей учителей и здания санатория. На концерте пели М. А. Дубровская и Шаляпин. Аккомпанировали А. С. Прокопович (скрипка) и А. А. Эйхенвальд (фортепьяно). Певец исполнил: «Три дороги» и «Как король шел на войну» Ф. Ф. Кенемана, «Менестреля» А. С. Аренского, «Песню о блохе» М. П. Мусоргского, «У креста» Ж. Фора (в дуэте с М. А. Дубровской), «Я не сержусь» Р. Шумана и другие произведения. 4 сентября состоялся музыкальный вечер на квартире Пешковых. На следующий день друзья уехали в Москву.
Музей-квартира А. М. Горького в Нижнем Новгороде (бывший доходный дом Н. Ф. Киршбаума, в котором М. Горький снимал квартиру в н. XX века)
Мемориальные доски на доме Н. Ф. Киршбаума
Шаляпинская комната в музее-квартире А. М. Горького
6 сентября Пешков прочитал свою пьесу «На дне» в Обществе любителей искусства и литературы в помещении Литературно-художественного кружка (Тверская улица, дом купца Г. Г. Елисеева). В числе слушателей, кроме Шаляпина, была труппа МХТ и группа писателей. О. Л. Книппер-Чехова в тот же день написала мужу: «Сегодня Горький читал сам пьесу. Волновался страшно и несколько раз плакал. Он выглядит нехорошо, кашляет и ужасно нервен. Были: Л. Андреев, Найдёнов, Чириков, Пятницкий, Шаляпин». Об этом событии 9 сентября сообщил своим читателям «Нижегородский листок»: «…6 сентября Максим Горький лично читал свою новую пьесу “На дне”. На чтении присутствовали: весь артистический и административный состав Художественного театра <…> Пьеса в чтении
