Город мертвецов и другие истории (сборник) - Иван Грачев

Рев все усиливался…»

Диктофон щелкнул сам по себе и воспроизведение остановилось.

– И тогда я обернулся и увидел вас… – Писатель решил не упоминать о прозрачной преграде, думая, что она лишь почудилась ему.

Фотограф обдумывала информацию. Голос Писателя на записи, вкупе с содержанием и звуковыми искажениями, создавали жуткую атмосферу, ей даже показалось, что воздух стал тяжелее, сердце ее забилось чаще, а лицо покрыла испарина.

– Но это же невозможно, – сказал Фотограф, стараясь чтобы их никто не услышал.

– Я не пытаюсь объяснить этот факт, просто хочу, чтобы ты сказала мне, что я не сошел с ума. Я видел, как вы все корчитесь от боли, но не мог ничего поделать, а если это еще и моя вина, то…

Фотограф вспомнила, что она увидела несколько минут назад, пока память ее не отшиб порыв ветра и могучего крика из ниоткуда.

– Послушай, – память действовала на нее, как стимулятор, ее глаза округлились, выражение лица стало озабоченным. Руки ее пытались помочь рассказать что-то важное, другого объяснения тому, что она била ладонями по плечам Писателя, не находилось. – Я вышла из той комнаты, когда все началось. Я помню, что случайно увидела Сержанта в углу, там где стол с ящиками. Сначала мне показалось, что он что-то ищет внутри, но когда я подошла…

Она остановила рассказ и несколько раз вдохнула – похоже увиденное очень сильно поразило ее, она не хотела говорить необдуманных вещей.

– Там был белый порошок… А он наклонился и…

5.

Писатель слушал Фотографа и даже не сразу понял, почему она остановилась. Ее глаза застыли, но смотрели они не на него, а куда-то вверх, хотелось поднять голову и посмотреть, что же она там увидела. Потом он посмотрел на левую руку на ее плече. Это был рефлекс, обусловленный странным ощущением влаги на коже.

Его рука была в крови.

Глаза фотографа закатились, обнажив белки, и тело обмякло, Писатель даже не успел отреагировать; она упала на каменный пол. Писатель же лишь продолжал смотреть на нее, уже после падения, лишь изредка переводя взгляд на окровавленную ладонь.

Он не слышал ни выстрела, ни последующих криков. В голове до сих пор звучали ее последние слова, которые она не успела сказать, что-то важное, во всяком случае, достаточно для того, чтобы кто-то желал отнять жизнь за эту информацию.

– Что ты сказал?! – кричал Сержант, подходя к Писателю. – Что ты сделал со мной?!

Его лицо было влажным от обильного пота, рубашка также покрылась темными пятнами, словно от кровавых подтеков. Но страшнее всего выглядели его глаза. Они были полны гнева, большие и смертельно-белые, что еще больше выделялось на блестящем от пота лице. Он выглядел очень не здорово, что мог подтвердить любой, даже увидев Сержанта в первый раз, настолько его облик был неестественным.

Писатель не сразу сообразил, что это могло быть от того порошка, про который заговорила Фотограф, прежде чем… Он не мог думать о ее теле, лежащем на холодном полу, прямо у ног. Мысленно, кровь уже начала заливать ботинки, но посмотреть вниз оказалось невозможно. Инстинкты самосохранения взяли верх в его голове и ноги сами понесли в сторону тоннеля. Спотыкаясь от резкого движения, он побежал так быстро, как смог.

– Куда же ты?! – с гневной насмешкой закричал демон в теле Сержанта в спину Писателю. Его надрывный, с хрипотцой, голос пронесся по проходу, обогнал Писателя и окружил его миллиардом отражений, каждое из которых было все более злым и пугающим. – Ты же можешь превращать мысли в реальность! Так давай, вытащи нас!

Последовавший затем смех напрочь выбил дух у Писателя. Но он продолжил бегство и, очнувшись только в теперь уже своей комнате, упал на пол. Кровать не привлекала его своей мягкостью. Он собирался лежать на холодном полу, пока кто-нибудь не взорвет дверь снаружи.

Выстрел опять оказался неслышным, но он дал о себе знать звуком разбивающейся лампы над головой. В этом участке тоннеля мгновенно стало темно, и Писатель подсознательно приказал телу прибавить скорости.

Дверь!

Собрав последние силы в кулак, Писатель встал и задвинул дверь на свое место. Но она не закрывалась, не защелкивала свои запоры и вовсе не подавала никаких признаков запирания. Поддавшись мимолетному импульсу, Писатель достал диктофон и нажал кнопку. Щелчок прозвучал неожиданно звонко.

«Старая добрая комната. Только с ней у него были связаны теплые воспоминания. Ведь здесь он творил, создавал чудесные картины, наполнял их жизнью, какими бы они не оказывались. Он был самим собой, что всегда доставляло истинное удовольствие. Но, стоило перейти порог, как дверь захлопнулась, неведомой силой зашвырнув его внутрь, и раздался звук запирающихся засовов. Ловушка!»

И после следующего щелчка, Писатель понял, что дверь больше не открывается. Ловушка стала для него спасением.

Он упал на кровать и закрыл глаза, почувствовав влажные капли между веками.

2.

– Что ты творишь?! – крикнул Врач, подбежав к телу Фотографа. Его страхи подтвердились – она была мертва. Лицо, умиротворенное и спокойное, не было изуродовано выстрелом, отчего казалось, будто она лишь спит.

Но кровавые подтеки на рукаве, оставшиеся после объятий, подтвердили страшнейшие догадки. Врач достал из-за пояса пистолет, обнаруженный рядом с телом в потайной комнате, и, не раздумывая, навел его на Сержанта. Но тот отреагировал совсем не так, как рассчитывал Врач.

Сержант шел прямо на него, смотря в лицо, или в дуло пистолета. Его не переполнял страх, на его лице вообще не отражалось эмоций. Лишь неестественный взгляд вселял ужас. Это был совсем другой человек, или зверь, разницы не ощущалось. В Сержанта вселился демон, который заставлял его делать все эти вещи. Когда он уперся лбом в дуло пистолета, Врач почувствовал, что начинает терять сознание. Его грудь наполнилась усиленным сердцебиением, сбитым дыханием, а в глазах помутнело.

– Ты хочешь выстрелить? Давай! – и он снова рассмеялся этим дьявольским смехом, не отрывая огромных, белых и как будто влажных глаз. На него смотрела Смерть.

Врач опустил пистолет и попятился.

– Нет, я не буду стрелять… – прошептал он, представив на секунду, что произойдет дальше, если вдруг выстрел в голову не остановит этого монстра.

– Вот и отлично, – тихо, но жестко, Сержант поставил точку в этой ситуации.

Он подошел, и ударил Врача головой в нос. Тот упал на пол, кровь мгновенно брызнула на камень.

– Ах да, чуть не забыл, – пробормотал Сержант так, чтобы все услышали. Он направил пистолет, как всем показалось со стороны, на голову Врача и спустил курок. Выстрел изуродовал руку Врача, пистолет отлетел в сторону, куда-то в тень барной стойки. – Никогда не поднимай на меня оружие.

Клерк и Актриса в немом ужасе смотрели на происходящее.

3.

– Нужно отвлечься! Нужно перестать думать об этом! – Писатель вслух заставлял себя прийти в порядок. Мысли превратились в сплошной хаос, вращающийся вокруг одного обстоятельства.

Фотограф была мертва! Как? Почему? За что? Он не находил ответа на эти вопросы, лишь больше гнева скапливалось в его голове, постепенно она наполнялась фантазиями, как Сержант умирает тысячей способов, страдая каждый раз все больше и больше. На несколько мгновений Писатель даже начал радоваться, что обладает возможностью управления происходящим.

Но потом он задумался. А так ли это? Действительно ли он может влиять на ход событий, создавать определенные ситуации, или это лишь его фантазия или плод воображения. Случай в холле мог быть лишь галлюцинацией, а запирание двери… Черт, да ведь в таком шоке можно представлять себе что угодно!

Он постепенно терял сознание. Волнение вызвало повышенное давление, жар колотил его тело, перемежаясь с ознобом; ему хотелось лишь лечь и уснуть. А еще лучше – не проснуться потом, чтобы этот кошмар, наконец, прекратился.

Он снова и снова открывал и закрывал глаза, выдерживая разную паузу, но, в каждый раз, он видел лишь тот же черный потолок, с одиноким светильником посередине.

Он понял, что не сможет просто так исчезнуть, хотя, это было очевидно. Мозг Писателя отказывался принять происходящее после такой встряски, но с этим невозможно было ничего поделать. Осталось лишь унять все эмоции и подумать о том, что еще можно сделать.

Он открыл тетрадь и начал писать:

«Я в тупике. Забавно…

Что именно, спросите Вы? Ничего, кроме того, что я нахожусь в ловушке, в которую сам себя загнал. И смешнее всего то, что, как мне кажется, я обладаю всем необходимым, чтобы изменить ситуацию, подчинить ее себе.

Но я не могу этого сделать. То ли не знаю, то ли не хочу.

А еще я не могу перестать думать о ее смерти. И это выводит меня из колеи. Я пишу, чтобы не видеть, как она падает на пол, чтобы не помнить, как я просто стоял и смотрел, даже не понимая, что происходит. Но даже на бумаге… Не понимая, о чем пишу, я лишь смотрю сквозь чернила и…