Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия. - Елена Лаврентьева

Мысль о Медном Всаднике пришла Пушкину вследствие следующего рассказа, который был ему передан известным графом М. Ю. Вельегорским. В 1812 году, когда опасность вторжения грозила и Петербургу, государь Александр Павлович предположил увезти статую Петра Великого и на этот предмет статс-секретарю Молчанову было отпущено несколько тысяч рублей. В приемную к князю А. Н. Голицыну, масону и духовидцу, повадился ходить какой-то майор Батурин. Он добился свидания с князем (другом царевым) и передал ему, что его, Батурина, преследует один и тот же сон. Он видит себя на Сенатской площади. Лик Петра поворачивается. Всадник съезжает со скалы своей и направляется по петербургским улицам к Каменному острову, где жил тогда Александр Павлович Батурин, влекомый какою-то чудною силою, несется за ним и слышит топот меди по мостовой. Всадник въезжает на двор Каменноостровского дворца, из которого выходит к нему навстречу задумчивый и озабоченный государь. «Молодой человек, до чего довел ты мою Россию? — говорит ему Петр Великий. — Но покамест я на месте, моему городу нечего опасаться!» Затем всадник поворачивается назад и снова раздается тяжело-звонкое скаканье. Пораженный рассказом Батурина, князь Голицын, сам сновидец, передает сновидение государю, и в то время, как многие государственные сокровища и учреждения перевозят во внутрь России, статуя Петра Великого оставлена в покое{3}.

Матушка часто имела и вещие сновидения, и необыкновенные предчувствия. Расскажу случай ничтожный, но не менее того замечательный, бывший уже на седьмом десятке ее жизни. Воротились с дачи осенью в город. Она спросила у горничной теплых башмаков, а та не знала, куда заложила их весной. Долго искали напрасно по всем углам. Вот матушка однажды заснула после обеда: ей чудится, что она подходит к шкапу, сделанному в заколоченных дверях, видит высокую круглую корзинку (какие употребляются для бутылей); в корзинке доверху разный хлам; она вынимает все и на дне находит свои теплые башмаки. Проснувшись, видит она, что в той комнате сидит дочь ее, Катерина Ивановна, и, боясь насмешки, не говорит о своем видении, но лишь только Катерина Ивановна вышла, она встала с постели, отперла шкап, нашла корзину и в ней, под тряпками и обломками, искомые башмаки!{4}

…Так как в письме были означены день и час смерти отца, то он (М. Лунин. — Е. Л.) стал припоминать, что он делал в ту минуту, когда свершилось это событие, так неожиданно изменившее его судьбу…

Он начал перелистывать свой журнал и, сосчитав разницу в стиле, прочел вслух: «Сегодня я провел беспокойную ночь. Я думаю, это чрезвычайное нервное возбуждение произошло от влияния магнетизма. Я очень утомился в этот вечер. Я употребил все усилия, чтобы усыпить толстую м-м Кревель, но без всякого успеха, хотя прежде это мне удавалось, и результаты бывали удивительные. Но на этот раз все отразилось на мне, и я совершенно ясно увидал во сне, будто я стою у постели умирающего отца. Катинька была тут же; он посмотрел на нас и испустил дух. Тогда Уваров сказал: теперь ровно полночь! В ту же минуту я проснулся и услыхал, что часы действительно пробили двенадцать. Сердце у меня страшно билось, так что я должен был принять эфиру для успокоения; но впечатление было так сильно, что я никак не мог заснуть хорошо: всю ночь грезились страшные сны; Это был настоящий кошмар».

Прочитав это, Лунин взял дрожащей рукой письмо сестры, с волнением пробежал его и потом указал на одно место в письме, которое навсегда осталось у меня в памяти. Вот оно: «Теодор не хотел, чтоб я оставалась одна возле умирающего. Несмотря на свои страдания, он был со мной до последней минуты, и когда жизнь отлетела, он сказал мне: теперь полночь. Торжественный час отделяет земную жизнь от жизни вечной!»

И так, в ту минуту, как отец умирал, сыну было извещение об его смерти! Такое удивительное совпадение сильно нас поразило, и мы не могли не признать в нем действия магнетизма.

Лунин сидел в кресле, бледный, неподвижный. Он долго молчал, погруженный в свои думы, и я не решался заговорить с ним{5}.

В Москве жил некто N., человек не злой, но бестолковый до глупости. Он наделал много неприятностей одному моему знакомому, за что я был озлоблен и, грешный человек, проклинал глупца; прошло много лет, мой приятель умер, и я совершенно забыл об N. Раз он мне снится лежащим на поставленных рядом нескольких стульях. Я спросил бывших тут людей: что с ним? Мне отвечали, что он умирает от вереда, или карбункула.

Утром, по обыкновению, я отправился к должности. Первый встретившийся мне там чиновник сообщил, что N. умер. «Когда? — с удивлением спросил я. — Нынешнюю ночь», — отвечали мне. Позже я узнал, что N. умер точно от вереда{6}.

Тульской губернии, Белевского уезда, соседи (господа Ренне, Брант, доктор Дезен, Деребин) съехались и провели вечер за картами вместе. По окончании игры один из них, господин Деребин, управлявший соседним имением, собрался домой. Прочие уговаривали его остаться и ночевать с ними. Тот никак не хотел согласиться и отправился. Господин Ренне, хозяин, (командир стоявшего в Белеве полка), лег спать и во сне вдруг видит, что на Деребина по дороге у оврага нападают трое мужиков. Он кричит: помогите! Господин Ренне вскакивает и бежит к своим гостям рассказать о сне, зовет их ехать на помощь. Те смеются и успокаивают его, говоря, мало ли, что во сне представляется. Ренне послушался, лег спать и увидел опять то же. Он вскакивает, велит заложить лошадей, едет и действительно находит на указанном месте труп своего несчастного гостя. После, в остроге он узнал троих убийц, виденных во сне{7}.

В «Русском мире» рассказан следующий случай: «На днях в Петербурге скоропостижно скончалась молодая девушка, княжна М-я. Обстоятельства, сопровождавшие эту неожиданную смерть, любопытны в высшей степени. Княжна была совершенно здорова. В ночь, предшествовавшую ее смерти, она видела сон, в котором ей было сказано, что она в этот день умрет, и что ей поэтому необходимо исповедаться и причаститься. Утром девушка рассказала этот сон своим окружающим, и как она была сильно взволнована, то послали за доктором. Освидетельствовав, доктор нашел ее совершенно здоровою. Тем не менее, по настоянию княжны, послали за священником. Священник беседовал с ней около двух часов, исповедовал ее и причастил. Так прошло время до вечера, когда неожиданно для всех княжна почувствовала себя дурно и умерла от разрыва сердца».

Прибавлю к этому известию, напечатанному в газетах, что слышал я вскоре от близких знакомых. Княжна, проснувшись, спросила себе именно священника не городского. Послали искать. Между тем, в том же самом доме, у Г. Е. П. Т. оказался священник, приехавший к нему из одного подгородного села, известный в Петербурге отец Алексей, который призван был к княжне, исповедал и приобщил Святых Тайн. Княжна скончалась не в тот же день, как сообщено в «Русском мире», а на другой день поутру{8}.

С дядею, Александром Ильичом, был странный случай, — рассказывал мне Дмитрий Гаврилович: — когда дядя прибыл в Москву проездом в Казань, то остановился в нашем доме у брата своего Гаврилы Ильича, а моего отца, на Пречистенке, ныне дом Аладьина, бывший барона Розена и Давыдова. Мать моя приняла его как подобало в то время встречать старшего брата мужа ее, то есть со всем возможным почетом, и на другое утро, узнавши что он проснулся, пошла сама узнать об его здоровье и спокойно ли он провел ночь. Вошедши в комнату, она нашла его весьма бледным и расстроенным и на вопрос ее, не болен ли он, Александр Ильич отвечал ей, что он, слава Богу, здоров, но его очень смущает виденный им сон, по которому он чувствует, что не придется ему оправдать доверие императрицы и кончить поручение, ему данное. «Видел я ныне ночью, — сказал он, — что я будто дьяконом служу при архиерейской службе, и будто у меня длинные, предлинные волосы; обедня шла своим чередом, но как только запели "Верую", то увидел я, что все волосы мои упали к моим ногам и что на моих плечах мертвая голова. От страха я проснулся, сотворил молитву, и когда уснул снова, то опять увидал себя с мертвою головою. Это ясное предзнаменование, что я скоро умру; я не жалею о жизни, но горюю о том, что не исполню воли всемилостивейшей нашей монархини». Несмотря на убеждения матушки, на развлечения, которые ему предлагали в Москве, Александр Ильич во все время пребывания своего в столице был задумчив и грустен, и действительно, как мы знаем, умер в деревне, около города Бугульмы, а не в самой Бугульме, как то думают. Он, как известно, не успел докончить поражение Пугачева{9}.