Мир Полудня (сборник) - Аркадий и Борис Стругацкие

Монахи опустили палки, присмотрелись.

– Именем его,  –  сказал самый рослый.

– А ну, отцы,  –  сказал Румата,  –  проводите к коридорному смотрителю.

Монахи переглянулись. Палач проворно отполз и спрятался за баком.

– А он тебе зачем?  –  спросил рослый монах.

Румата молча поднял бумагу к его лицу, подержал и опустил.

– Ага,  –  сказал монах.  –  Ну, я нынче буду коридорный смотритель.

– Превосходно,  –  сказал Румата и свернул бумагу в трубку.  –  Я дон Румата. Его преосвященство подарил мне доктора Будаха. Ступай и приведи его.

Монах сунул руку под клобук и громко поскребся.

– Будах?  –  сказал он раздумчиво.  –  Это который же Будах? Растлитель, что ли?

– Не,  –  сказал другой монах.  –  Растлитель  –  тот Рудах. Его и выпустили еще ночью. Сам отец Кин его расковал и наружу вывел. А я…

– Вздор, вздор!  –  нетерпеливо сказал Румата, похлопывая себя бумагой по бедру.  –  Будах. Королевский отравитель.

– А-а…  –  сказал смотритель.  –  Знаю. Так он уже на колу, наверное… Брат Пакка, сходи в двенадцатую, посмотри. А ты что, выводить его будешь?  –  обратился он к Румате.

– Естественно,  –  сказал Румата.  –  Он мой.

– Тогда бумажечку позволь сюда. Бумажечка в дело пойдет.  –  Румата отдал бумагу.

Смотритель повертел ее в руках, разглядывая печати, затем сказал с восхищением:

– Ну и пишут же люди! Ты, дон, постой в сторонке, подожди, у нас тут пока дело… Э, а куда этот-то подевался?

Монахи стали озираться, ища провинившегося палача. Румата отошел. Палача вытащили из-за бака, снова разложили на полу и принялись деловито, без излишней жестокости пороть. Минут через пять из-за поворота появился посланный монах, таща за собой на веревке худого, совершенно седого старика в темной одежде.

– Вот он, Будах-то!  –  радостно закричал монах еще издали.  –  И ничего он не на колу, живой Будах-то, здоровый! Маленько ослабел, правда, давно, видать, голодный сидит…

Румата шагнул им навстречу, вырвал веревку из рук монаха и снял петлю с шеи старика.

– Вы Будах Ируканский?  –  спросил он.

– Да,  –  сказал старик, глядя исподлобья.

– Я Румата, идите за мной и не отставайте.  –  Румата повернулся к монахам.  –  Во имя господа,  –  сказал он.

Смотритель разогнул спину и, опустив палку, ответил, чуть задыхаясь: «Именем его».

Румата поглядел на Будаха и увидел, что старик держится за стену и еле стоит.

– Мне плохо,  –  сказал он, болезненно улыбаясь.  –  Извините, благородный дон.

Румата взял его под руку и повел. Когда монахи скрылись из виду, он остановился, достал из ампулы таблетку спорамина и протянул Будаху. Будах вопросительно взглянул на него.

– Проглотите,  –  сказал Румата.  –  Вам сразу станет легче.

Будах, все еще опираясь на стену, взял таблетку, осмотрел, понюхал, поднял косматые брови, потом осторожно положил на язык и почмокал.

– Глотайте, глотайте,  –  с улыбкой сказал Румата.

Будах проглотил.

– М-м-м…  –  произнес он.  –  Я полагал, что знаю о лекарствах все.  –  Он замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям.  –  М-м-м-м!  –  сказал он.  –  Любопытно! Сушеная селезенка вепря Ы? Хотя нет, вкус не гнилостный.

– Пойдемте,  –  сказал Румата.

Они пошли по коридору, поднялись по лестнице, миновали еще один коридор и поднялись еще по одной лестнице. И тут Румата остановился как вкопанный. Знакомый густой рев огласил тюремные своды. Где-то в недрах тюрьмы орал во всю мочь, сыпля чудовищными проклятиями, понося бога, святых, преисподнюю, Святой Орден, дона Рэбу и еще многое другое, душевный друг барон Пампа дон Бау-но-Суруга-но-Гатта-но-Арканара. Все-таки попался барон, подумал Румата с раскаянием. Я совсем забыл о нем. А он бы обо мне не забыл… Румата поспешно снял с руки два браслета, надел на худые запястья доктора Будаха и сказал:

– Поднимайтесь наверх, но за ворота не выходите. Ждите где-нибудь в сторонке. Если пристанут, покажите браслеты и держитесь нагло.

Барон Пампа ревел, как атомоход в полярном тумане. Гулкое эхо катилось под сводами. Люди в коридорах застыли, благоговейно прислушиваясь с раскрытыми ртами. Многие омахивались большим пальцем, отгоняя нечистого. Румата скатился по двум лестницам, сбивая с ног встречных монахов, ножнами мечей проложил себе дорогу сквозь толпу выпускников и пинком распахнул дверь камеры, прогибающуюся от рева. В мятущемся свете факелов он увидел друга Пампу: могучий барон был распят голый на стене вниз головой. Лицо его почернело от прилившей крови. За кривоватым столиком сидел, заткнув уши, сутулый чиновник, а лоснящийся от пота палач, чем-то похожий на дантиста, перебирал в железном тазу лязгающие инструменты.

Румата аккуратно закрыл за собой дверь, подошел сзади к палачу и ударил его рукоятью меча по затылку. Палач повернулся, охватил голову и сел в таз. Румата извлек из ножен меч и перерубил стол с бумагами, за которым сидел чиновник. Все было в порядке. Палач сидел в тазу, слабо икая, а чиновник очень проворно убежал на четвереньках в угол и прилег там. Румата подошел к барону, с радостным любопытством глядевшему на него снизу вверх, взялся за цепи, державшие баронские ноги, и в два рывка вырвал их из стены. Затем он осторожно поставил ноги барона на пол. Барон замолчал, застыл в странной позе, затем рванулся и освободил руки.

– Могу ли я поверить,  –  снова загремел он, вращая налитыми кровью белками,  –  что это вы, мой благородный друг?! Наконец-то я нашел вас!

– Да, это я,  –  сказал Румата.  –  Пойдемте отсюда, мой друг, вам здесь не место.

– Пива!  –  сказал барон.  –  Где-то здесь было пиво.  –  Он пошел по камере, волоча обрывки цепей и не переставая громыхать.  –  Полночи я бегал по городу! Черт возьми, мне сказали, что вы арестованы, и я перебил массу народу! Я был уверен, что найду вас в этой тюрьме! А, вот оно!

Он подошел к палачу и смахнул его, как пыль, вместе с тазом. Под тазом обнаружился бочонок. Барон кулаком выбил дно, поднял бочонок и опрокинул его над собой, задрав голову. Струя пива с клокотанием устремилась в его глотку. Что за прелесть, думал Румата, с нежностью глядя на барона. Казалось бы, бык, безмозглый бык, но ведь искал же меня, хотел спасти, ведь пришел, наверное, сюда в тюрьму за мной, сам… Нет, есть люди и в этом мире, будь он проклят… Но до чего удачно получилось!

Барон осушил бочонок и швырнул в угол, где шумно дрожал чиновник. В углу пискнуло.

– Ну вот,  –  сказал барон, вытирая бороду ладонью.  –  Теперь я готов следовать за вами. Это ничего, что я голый?