Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Петр Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ф и ш е р. Нет, они не пострадали.
Мак-Дермот поднимает бинокль. В бинокль виден общий план разрушенного города Альтенштадта. И только оптический завод не затронут бомбежкой. Его белые корпуса резко выделяются среди темных и серых развалин, как оазис, спасенный каким-то чудом.
М а к-Д е р м о т. Американские летчики молодцы!
Ф и ш е р. Американские летчики оказались недальновидны — русские первыми вошли в Альтенштадт.
На башне завода видно широко развевающееся советское знамя.
Мак-Дермот подходит к окну.
М а к-Д е р м о т. Русские уйдут рано или поздно. Наше дело сорвать демонтаж и сохранить специалистов. Пейте виски.
Ф и ш е р. Благодарю.
М а к-Д е р м о т. Пять тысяч долларов на организационные расходы вы получите. Мы рассчитываем, что немецкие социал-демократы не болтуны, а деловые люди.
Ф и ш е р. А как же союзнические соглашения?
Мак-Дермот берет соглашения, рвет их и бросает в корзину под письменным столом.
По течению реки плывут приветственные лозунги американцев: «Американский привет доблестным русским союзникам!», «Американцы никогда не забудут подвига русских солдат!»
Библиотека Дитриха.
Дитрих разбирает книги, чтобы освободить одну из полок, заваленных при разрушении. Входит Кузьмин.
Д и т р и х. Доброе утро, господин майор.
К у з ь м и н. Доброе утро! Разрешите мне задать вам один вопрос? (Присаживается на стол.) Мне известно, господин Дитрих, что у вас хранятся патенты военной оптики.
Д и т р и х. Да, но вам я их не отдам.
К у з ь м и н. Вы считаете их своей личной собственностью?
Д и т р и х. Нет, я считаю их собственностью Германии.
К у з ь м и н. Собственностью какой Германии? Фашистской?
Д и т р и х. Если я вам скажу, господин майор, что я давно презираю нацистов, вы сочтете это за ход с моей стороны, и чтобы вы так не думали, я скажу, что не люблю их так же, как и вас.
К у з ь м и н. Кого же вы любите?
Д и т р и х. Германию!
К у з ь м и н. Что же, спасибо за откровенность.
Д и т р и х. Пожалуйста!
Кузьмин у шкафа берет с полки книгу. Дитрих тревожно наблюдает за ним.
К у з ь м и н. Поэма «Германия» Гейне? Вам удалось сохранить Гейне от нацистов? Ведь это был большой риск.
Д и т р и х. Да…
Дитрих торопливо вставляет другую книгу на место взятой Кузьминым и закрывает таким образом щель.
В окно видно, как по саду прогуливается Шметау, прислушиваясь к разговору и стараясь быть не замеченным ни Кузьминым, ни Дитрихом.
К у з ь м и н. Считаете ли вы, что Германия должна платить долги?
Д и т р и х. Да, платить придется, но пусть это будут репарации, а не военные трофеи. Мы, немцы, любим порядок, и если мы платим, то хотим получить хотя бы квитанцию.
К у з ь м и н. В таком случае наши стремления совпадают. Мы тоже любим порядок. (Подходит к Дитриху и пристально глядит ему в глаза.) Можете ли вы мне гарантировать, что до установления репараций эти патенты не попадут в третьи руки?
Д и т р и х. Я могу дать только одну гарантию — свое слово.
К у з ь м и н. Что ж, мне этого достаточно.
Дитрих взволнован неожиданным ответом Кузьмина.
Д и т р и х. Благодарю, я сдержу свое слово. (После паузы.) Но позвольте мне задать вопрос вам.
К у з ь м и н. Слушаю.
Д и т р и х. Вы сказали — в третьи руки. Вероятно, из деликатности вы не назвали американцев. Но я вас прекрасно понимаю и, кроме того, я хорошо знаю, что американцы действительно охотятся за нашими патентами… но… ведь и вы, как я вижу, не безразличны к германским секретам…
К у з ь м и н. Можете не продолжать, я вас понял. Вы хотите спросить, в чем же разница между нашей и их заинтересованностью? Разница большая! Им секреты вашей техники нужны для разрушений, для убийств, для новой войны… Для нас важно, чтобы ваши патенты не служили целям войны. Мы боремся за мир.
В библиотеку входит сержант Егоркин.
Е г о р к и н. Прибыл американский комендант, товарищ майор!
К у з ь м и н. Иду. (Дитриху.) Мы поговорим в следующий раз.
На веранде накрыт стол. Сервирован завтрак.
Кузьмин выходит из дому навстречу подымающимся по ступенькам американцам. Офицеры пожимают друг другу руки.
К у з ь м и н (улыбаясь). Вот и разъехались по домам!
X и л л. Да! Чорт побери! (Показывает на Кимбро.) Мой заместитель капитан Хантор Кимбро.
Кимбро тупо отдает честь, не протягивая Кузьмину руки.
X и л л. Его только что прислали из Соединенных Штатов.
К у з ь м и н. Стало быть, мы соседи?
X и л л (с бокалом в руке). Да, мы соседи. И вступаем — как это у вас называется… — в социалистическое соревнование!
Все смеются.
Кузьмин изучает взглядом Хантора Кимбро.
Хантор Кимбро похож на животное: флегматично жует жевательную резину, пьян, вялые, полузакрытые глаза.
Егоркин подходит к ординарцу Хилла.
П е р е б е й н о г а. Хэлло, хэлло! Хау ду ю ду?
Е г о р к и н. Ай дуду! Здорово!
П е р е б е й н о г а (по-русски). Спасибо!
Е г о р к и н. Не за что! Плиз, милок, устраивайся… по-русски понимаешь?
Перебейнога и Егоркин усаживаются на завалинке дома.
П е р е б е й н о г а. Ай эм фром Калифорниа… трошки разумию по-русски, бо я есть украинец из города Полтава.
Е г о р к и н. Да какой же тебя леший занес в Америку?
П е р е б е й н о г а. Дидов моих занесло, а не меня, а я там родився.
Егоркин приносит деревянный поднос с графином водки и стаканами.
П е р е б е й н о г а. О, это есть водка!
Е г о р к и н. Там родился, а нашу водку знаешь?
П е р е б е й н о г а. О’кэй! Летс дринк водка!
Е г о р к и н. Ну, дринк, так дринк. Как тебя зовут?
П е р е б е й н о г а. Гарри Перебейнога.
Е г о р к и н. А по-нашему как?
П е р е б е й н о г а. Герасим.
Е г о р к и н. Герасим — вот это понятно. А меня Егоркин Фома.
П е р е б е й н о г а. Фома? По-нашему Томас, Томми! (Обнимает Егоркина.)
На веранде Хилл и Кузьмин.
X и л л. Однако у меня к вам дело, сосед. Ведь нам надо произвести демаркацию наших округов, чорт их побери!
К у з ь м и н. Да, во многом надо разобраться.
Он протягивает руку в комнату через окно, берет со своего рабочего стола карту, разворачивает ее.
К у з ь м и н. Надо установить границы. Наши предложения к вашим услугам, майор.
Кимбро пьет рюмку за рюмкой.
X и л л. Вообще мы, майор, с вами стали настоящими чиновниками, дипломатами, чорт возьми! А как хочется поговорить откровенно, по-дружески.
Хилл берет Кузьмина под руку, отводит его в угол веранды.
Кимбро у стола продолжает выпивать.
X и л л. Слушайте, Никита… Никита…
К у з ь м и н. Иванович.
X и л л. Иванович… на всякой дипломатической конференции существуют кулуары, курительные комнаты, где разговоры бывают совсем не те, что за круглым столом. Что, если у нас с вами будут свои кулуары?
К у з ь м и н (улыбаясь). Понимаю!
X и л л. Ну, так устраиваем перекурилку?
К у з ь м и н. Ну, что ж, если вы курите, — пожалуйста.
Перебейнога и Егоркин.
П е р е б е й н о г а (показывая на пилотку Егоркина). Слухай, май фрэнд, подари мне тую зирку.
Е г о р к и н. Что?
П е р е б е й н о г а (показывая на звездочку). Стар.
Е г о р к и н. А, звездочку!
Он отвинчивает, передает ему и, задержав звездочку в ладони американца, говорит:
— Но только помни: кто эту звездочку носит хотя бы и в кармане, должен быть настоящим человеком. Понимаешь, мистер Перебейнога, бери, а то я вас, американцев, знаю. И шутливо добавляет: Я ведь на ответственной работе до войны служил!
П е р е б е й н о г а. Это кем?
Е г о р к и н. В гостинице «Интурист» истопником!
П е р е б е й н о г а. Ха-ха, шуровал?
Е г о р к и н. Ай, ду-ду!
Офицеры на завалинке.
X и л л. Предварительно одно условие: мы, офицеры, не будем касаться военных тайн.
К у з ь м и н. Ну, разумеется.
X и л л. Значит, покурим! Прошу! (Предлагает сигарету.)
К у з ь м и н. Благодарю. (Предлагает советские папиросы.)
Хилл закуривает папиросу и, видя, что Кузьмин не начинает разговора, предлагает:
— Пожалуйста.
К у з ь м и н. Благодарю, вы — первый.
X и л л (закуривая). Скажите, мистер Кузьмин, вы в самом деле хотите организовать здесь советскую власть?
К у з ь м и н. Какая чепуха!
X и л л. У нас все уверены, что в ближайшие дни в вашей зоне откроются… как их… (заглядывает в книжку) райсоветы!