Церковные соборы и их происхождение - Протопресвитер Николай Афанасьев

С другой стороны, собор заранее себя ограждает: именно судьбу своих решений он не ставит в зависимость от согласия или несогласия Римского епископа. Каково бы ни было его отношение, для собора его решение есть именно церковный закон в границах действия собора. Несогласие папы отменить этот закон не может. Постановления собора должны остаться обязательными при всех обстоятельствах. От папы ожидается, что он даст согласие, так как согласие множества епископов выше мнения одного епископа, хотя бы им и был сам Римский первосвященник. Собор учитывает возможность отказа, но как бы объявляет такого рода отказ упорством и заблуждением. «Мы знаем, что некоторые, раз принявши что–нибудь, ни за что не хотят уже, отказавшись от принятого, переменить свое мнение и держатся однажды допущенных у себя злоупотреблений, не разрывая, однако ж, союза мира и согласия с товарищами своими» [281]. Таким образом, в пределах действования самого соборного постановления — «закон», а за этими пределами допустимо разногласие, которое не должно вызывать разрыва «союза мира». Фирмилиан Кесарийский горячо упрекал папу, что он не принял делегацию Карфагенского собора 256 г. [282] Мы готовы повторить этот упрек, хотя у папы Стефана было много оснований для законного раздражения. «Ничего да не вводить нового, кроме того, что передано» — «nihil aliud innovari nisi quod traditum est» [283] — главный аргумент, выдвинутый Стефаном против крещальной практики Киприана. Это неприложимо к способу действия Киприана. Для Рима Киприановский собор был новшеством, вводил совсем новые основы церковной жизни. Рим признает это, но не хотел и не мог принять это. Принять это значило бы отказаться от того пути, на который Рим вступил с эпохи Виктора. Спор Киприана со Стефаном был столкновением двух церковных концепций, из которых карфагенская была менее традиционна, чем римская. Однако римский традиционализм включил в себя больше того, «что было передано», именно он включил в себя момент права. В конечном итоге названный спор был столкновением двух рождающихся систем правового устройства церкви. Этот спор был поворотным пунктом истории, откуда, как из центра, исторические пути церкви пошли по разным линиям — римской и восточной. Обличительное письмо Стефана к Киприану имело то следствие, что Киприан решил созвать еще больший собор и обратиться на Восток. Осенний собор 256 г. привел к разрыву церковных отношений между Карфагенской и Римской церковью.

VII

1. Учение Киприана о церковной общине как части Церкви значительно меняет ее положение. Церковная община теряет свою независимость, она уже не «кафолическая церковь». Над «кафолической церковью» не может быть власти, которая стояла бы над нею. Над отдельной ее частью такая власть должна быть, и она является в виде собора как собрания епископов. Собор объединяет церковные общины в церковный округ и представляет из себя высший орган для всех общин, входящих в округ. Однако в пределах округа каждая община остается самостоятельной — она не подчинена никакой другой общине. Соборная конструкция высшего церковного органа исключает возможность единоличной высшей власти. Этот тезис Киприан решительно защищал [284].

В общине предстоятельствует епископ. Как и раньше, он является епископом «кафолической церкви»: он преемник ап. Петра. И поэтому его епископат не замыкается исключительно одной церковной общиной, так как она не имеет кафолической природы, а относится ко всей церкви. Церковь — в епископе, т. е. через своего кафолического епископа церковная община становится частью кафолической церкви. Поэтому до известной степени он стоит над своей общиной, как пред<ставитель целого> — над частью. Он является властью в своей общине, его власть — в общине, а не над общиной, так как «епископ в церкви», т. е. через свою общину как члена кафолической церкви епископ становится членом епископата. Если немыслима община без епископа, то и в такой же степени немыслим епископ без общины.

2. На первых порах роль церковного собрания не уменьшается. Сам Киприан о себе свидетельствует, что он ничего не делал без общего согласия [285] (собор 251 г. прием падших поставил в некоторую зависимость от <мнения> общины). Однако с упрочением новой формы собора значение собрания должно было в значительной степени сократиться. Если решение собора не нуждалось в церковной рецепции, то и не была необходима церковная рецепция для решений епископа. Он, как преемник ап. Петра, действует по праву своей властью, и община обязана принимать эти решения. В качестве органа общины, где епископ принимает решение, выступает пресвитериат. Он начинает играть ту же роль по отношению к общине, какую собор имеет по отношению ко всей области.

VIII

1. Взгляды Киприана встречали на Востоке сочувственный отклик. Об этом свидетельствуют письма одного из наиболее выдающихся восточных епископов, занимавших руководящую роль, Фирмилиана Кесарийского. Тем не менее трудно предположить, чтобы карфагенские соборы Киприана сразу же оказали непосредственное влияние на восточные соборы. До Востока могли доходить редкие и отрывочные сведения, которые не могли дать ясного представления о том, что происходит на Западе. Возможно, что сведения о карфагенских соборах доходили до Востока, а вместе с ними и представления о соборах как или чисто епископских совещаниях, или собраниях епископата вместе с клиром. Такого рода понимание собора настойчиво проводил Киприан, и оно могло даже помимо писем Киприана, через личных свидетелей, дойти так или иначе до восточных епископов. Какое влияние это понимание соборов могло иметь на конструкцию восточных соборов, ответить трудно. Мы имеем слишком мало сведений о восточных соборах второй половины III века. Соборная деятельность на Востоке должна была быть не менее интенсивна, чем на Западе, так как Восток болел теми же вопросами, что и Запад. Так же, как и на Западе, и здесь lapsi стучались в Церковь, и надо было определить условия обратного их приема. Новацианство перекинулось очень скоро на Восток и там нашло благоприятную почву — ряд епископов ему сочувствовали. Запад требовал осуждения новацианства. Наконец, на Востоке внутри самой церкви возникает сложный догматический вопрос. Один из самых видных епископов — Павел Антиохийский — проповедует учение с явным еретическим уклоном. Как и на Западе, все эти вопросы могли быть разрешены только на соборах.

2. Восточные соборы первой половины III века были церковными собраниями, расширенными участием того или иного числа епископов. При решении вопросов, имеющих крупное церковное значение, наблюдается тенденция приглашать на собор по возможности не только епископа близ находящихся общин, но и епископов крупных общин. Это тем легче было осуществить, что на Востоке все пути сообщения давали возможность тесным взаимоотношениям. Присутствие нескольких выдающихся епископов, хотя и не меняло существо собора, но тем не менее придавало ему другую тональность: оно усиливало значение епископата и уменьшало значение общины. Как далеко пошел этот процесс и привел ли он к перемене самого существа собора в том направлении, как это наблюдалось в Северной Африке? Фирмилиан в своем письме к Киприану говорит, что «у нас признано необходимым собираться ежегодно старейшинам и начальникам вместе для распоряжения теми делами, что поручены нашему попечению, дабы что–либо особо важное решалось общим советом, а также для преподания в покаянии врачества падшим братьям…» [286] Ясно, что речь идет о собрании, но сразу же возникает вопрос: о каких собраниях. В качестве участников собрания названы «seniores et praepositi». Как понимать эти термины: пресвитеры и епископы? Тогда мы вправе думать, что речь идет о собрании пресвитериата, расширенном участием епископов, так как пресвитеры (seniores) названы первыми. Не исключена возможность, что «seniores et praepositi» — неудачный перевод греческого πρεσβύτεροι и означает епископов. В таком случае мы имеем чисто епископское совещание. Это последнее предположение как будто больше отвечает контексту. Фирмилиан говорит, что он принял письмо Киприана так, как будто оно было написано им самим. Если он решается в своем ответе прибавить еще нечто свое, то только потому, что слово Божие (sermo divinus) превосходит человеческую природу и один человек не в состоянии понять его в полноте. Поэтому «так велико число пророков, чтобы многозначная (multi plex — трудно постижимая) божественная мудрость могла быть распределена по разным каналам» [287]. Поэтому предписано первому пророку умолкнуть, когда второй получит откровение. «В силу этих причин у нас, — продолжает Фирмилиан, — признано необходимым собираться seniores et praepositi. Невольно напрашивается предположение, что numerus prophetorum есть Киприановский numerus episcoporum. Контекст свидетельствует, что речь идет о собрании лиц, одаренных пророческой харизмой: таковыми являются прежде всего епископы или епископы и пресвитеры. Однако этим не решаются все неясности приведенного текста. Прежде всего, что означает apud nos? Мы решительно отвергаем мысль, что apud nos означает церковную область, так как нам не известно ни одного случая, чтобы какой–нибудь епископ церковное объединение обозначил термином «у нас». Проще и естественнее <предположить>, что apud nos означает Кесарию Каппадокийскую. Таким образом, мы имеем дело с собраниями епископов (и пресвитеров), которые ежегодно происходили в Кесарии для решения важнейших церковных вопросов, и главным образом — для обратного приема lapsi и кающихся. Можем ли мы считать эти собрания соборами? Об участии мирян и клира (за исключением, может быть, пресвитеров) нет никаких указаний. Возможно, что Фирмилиан умолчал о них, как делал это Киприан в своих письмах, но весь контекст этого письма делает это предположение маловероятным. Скорее, можно предположить, что речь идет не о соборах того времени, а о совещаниях епископов. Мы встречались с совещаниями епископов в эпоху пасхальных споров. При возрастающем значении епископата должна была явиться большая потребность в таких совещаниях. Собор второго типа давал возможность осуществить такого рода совещания: съехавшиеся епископы могли совещаться до собора, чтобы найти заранее общее решение по вопросам, которые подлежат обсуждению собора. Этого рода совещания не отстраняли необходимость собора, а наоборот, его предполагали. Временно эти совещания функционировали рядом с соборами, но в дальнейшем, как только они получили церковное значение, они стали на место соборов и сами сделались соборами. Фирмилиан указывает, что совещания занимаются важными церковными вопросами, и главным образом вопросом о lapsi и кающихся. Трудно допустить, чтобы епископское совещание рассматривало конкретные вопросы о приеме в церковь lapsi и кающихся. Обратный прием в церковь тех и других на Востоке, как и на Западе, не мог совершаться без согласия церковной общины. В IV веке решение о приеме перешло не к собору, а к епископам. Поэтому мы имеем основания думать, что совещания, указанные Фирмилианом, решали часто принципиально эти вопросы: они имели задачей установить общую линию поведения для известного круга <случаев>. Необходимость согласования действий отдельных епископов вызывала совещание епископов при епископе руководящей общины. Решение конкретных случаев по–прежнему оставалось в компетенции церковного собрания или собора. В Северной Африке совещание епископов, расширенное участием клира и мирян, сделалось собором, на Востоке собор в виде церковного собрания с участием епископов продолжает свое существование. На Западе и на Востоке мы имеем один и тот же процесс — рождение собора как института. Различие состоит лишь в том, что на Западе этот переход произошел раньше, чем на Востоке. В то время как в Северной Африке установилась форма собора как высшего церковного органа, на Востоке этот процесс находился еще в зачаточном состоянии. Этот переход произошел несколько позднее — не без влияния карфагенских соборов, — но более поздний переход обусловил и несколько иную форму.