Меч над Москвой - Иван Стаднюк

Ольга Васильевна от охватившего ее испуга не успела ничего осмыслить, как Ирина, быстро сняв висевшую на сучке сосны санитарную сумку, взволнованно крикнула:

- Мама, бежим! Там наш летчик гибнет!

В сторону упавшего истребителя побежали несколько десятков людей, главным образом юношей. Ольга Васильевна тоже выскочила на опушку сосняка, но увидела, что до темнеющей стены камышей довольно далеко, и в нерешительности остановилась.

В это время буквально в десятке метров от нее приземлился парашютист. Он гулко ударил ногами о землю, затем свалился на бок, перевернулся на спину и несколько мгновений лежал неподвижно, как мертвый.

"Немец!" - испуганно трепыхнулась мысль у Ольги Васильевны.

Парашютист зашевелился, затем сел, и послышался его урчащий, сдавленный болью голос, в котором она разобрала бранно-матерные слова.

"Свой!" - облегченно вздохнула.

Парашютиста окружили выбежавшие из сосняка люди, помогли встать, освободиться от лямок парашюта.

Это был лейтенант Виктор Рублев.

- До Кубинки далеко отсюда? - с тяжкой удрученностью спросил он.

- Порядочно, - ответила за всех водовозчица Валя. - Садись в мою карету, подвезу до штаба, а оттуда на машине подбросят. - И она указала на впряженную в двуколку с бочкой лошадь, стоявшую на опушке.

...И опять господин случай. Задержись Ирина в лесу на несколько минут, она непременно встретилась бы с любившим ее первой и страстной юношеской любовью Виктором Рублевым - ленинградским лейтенантом, о котором вспоминала, ощущая в сердце сладкое щемление и смутную тревогу. А может, и не узнала б его? Могло случиться и такое - ведь у них были только две короткие встречи...

Явившись в штаб полка - двухэтажное кирпичное здание, замаскированное растянутыми на шестах сетками, - лейтенант Рублев сложил в углу коридора скомканное, опутанное лямками полотнище парашюта и, подойдя к старшему лейтенанту с красной повязкой на рукаве, сидевшему за столом дежурного, спросил:

- Кому докладывать?

- О чем?

- Ну я после задания. Не нашел аэродром, а бензин кончился... Пришлось выброситься...

У старшего лейтенанта вытянулось лицо и холодком промелькнул страх в сузившихся зрачках глаз. Он сказал:

- У всех хватило бензина, и все нашли аэродром... А ты что, в одиночку летал?

- Я отстал на взлете... Забыл отсоединить телефонный шлейф от шлемофона. Чуть голову себе не оторвал.

- Ну и ну! - произнес осипшим голосом дежурный и спросил, придвинув журнал для записей: - Как фамилия и чья эскадрилья?

Записав все, что полагалось, старший лейтенант уже сочувственно посмотрел на Рублева и сказал:

- Сейчас все на верхотуре. - Так условно именовался командный пункт полка. - Отражают налет немцев... А ты, герой, бери лист бумаги и пиши объяснение. Только правду пиши!

Рублев измерил старшего лейтенанта укоряюще-болезненным взглядом и, повернувшись, пошел на летное поле, где бензовозы заправляли бензином вернувшиеся с боевого задания истребители...

На второй день лейтенанту Рублеву действительно пришлось объясняться с военным дознавателем, который по поручению военного прокурора уточнял обстоятельства утраты летчиком боевого самолета. Сложность положения, в которое попал Виктор, заключалась в том, что воздушная разведка не могла обнаружить место падения его самолета, чтобы послать туда специалистов, которые бы по виду лопастей винта могли убедиться, что Рублев действительно таранил в ночном бою вражеский самолет. Место же падения "юнкерса", сбитого в районе Солнечногорска, было найдено. Однако немецкий самолет разметало взрывом на огромной и очень заболоченной территории - сработал высокооктановый бензин. Ни по каким признакам невозможно было удостовериться, что он действительно таранен, а не сбит пулеметным огнем, ибо на обломках бомбардировщика были обнаружены следы пуль. Да и сопоставление скоростей "юнкерса" и истребителя И-16 было не в пользу доказательств лейтенанта Рублева.

А Виктор даже не мог представить себе, что его всерьез заподозрили в трусости и не верили в то, во что не поверить было, с его точки зрения, просто немыслимо. Ведь он вначале заклинил огнем своего пулемета один мотор "юнкерса", а затем заставил его удирать пикированием. После выхода из пике "юнкерс" на одном работающем моторе уже не обладал прежней скоростью, да и Виктор, подняв из пике истребитель на несколько секунд раньше бомбардировщика, сократил свою кривую и резко сблизился с немцем. Попросив у дознавателя, которым оказался вчера дежуривший по штабу старший лейтенант, лист бумаги, он аккуратно вычертил траекторию пикирования "юнкерса" и траекторию маневра своего истребителя, сделал даже тригонометрические вычисления. Но дознаватель в тригонометрии оказался не силен, а тут еще сбивали всех с толку показания пленного немецкого полковника фон Рейхерта - командира экипажа тараненного лейтенантом Рублевым "юнкерса". Полковник с саркастической улыбкой доказывал, что русские сбили его каким-то тайным оружием, категорически отрицал, что у его самолета был заклинен один мотор, иначе, мол, он, командир экипажа, не позволил бы отрываться от советского истребителя пикированием, ибо на одном моторе у "юнкерса" не хватило б мощности выйти из пике. Так ли это?.. Но несомненно, что Ю-88 с двумя исправными моторами советскому истребителю И-16 не догнать.

Вроде бы все логично. Но кто же тогда сбил самолет полковника фон Рейхерта? Впрочем, такой вопрос не особенно занимал военного дознавателя, так как в ту ночь многие немецкие бомбардировщики получили изрядные порции пуль и снарядов при атаках советских истребителей; вполне возможно, что успех кого-то из наших летчиков остался незамеченным.

А командиру истребительного полка уж очень хотелось зарегистрировать первый ночной таран за своим летчиком. Да и убежденность лейтенанта Рублева, с которой тот доказывал свою правоту, подкупала командира. И он, не закрывая заведенного на лейтенанта следственного дела, разрешил ему вместе с двумя бойцами из команды аэродромного обслуживания попытаться разыскать свой упавший истребитель.

- Если найдете самолет, то в качестве доказательства тарана хоть отпилите одну лопасть винта, - приказал командир полка.

И Виктор отправился на поиски.

16

Воображение всегда безбрежно и почти неуправляемо. Оно бывает палачом и щедрым благодетелем. Это испытывал на себе Федор Ксенофонтович Чумаков, сидя среди раненых в маломощном санитарном автобусе. Переваливаясь на ухабах Старой Смоленской дороги, той самой, по которой в 1812 году Наполеон шел со своей армией на Москву, автобус к утру миновал городишко Кардымово и уже держал путь на Дорогобуж, где, предположительно, можно будет определиться в полевой госпиталь.