Журнал `Юность`, 1973-3 - журнал Юность

Внутри самолёт был похож на сумрачный туннель…

Над облаками в иллюминаторы Сметанин видел нежно-голубое свечение неба и заклепки на плоскостях.

Утомленные перелетом, все дремали с кислородными масками на лицах.

Самолёт сделал резкий разворот и пошёл на снижение. Стало жарко.

Сметанин прыгал первым. Он встал перед загородкой, отделяющей люк. Створки люка начали со скрежетом и грохотом подниматься… Открылся синий провал, корабль всосал его холод.

Мишин был выпускающим первого потока; он посмотрел на Сметанина, рукой показал ему на табло в хвосте самолёта, где загорелся желтый транспарант «Приготовиться», и распахнул дверцу загородки.

Сметанин понимающе кивнул Мишину и сделал шаг к обрезу пола. Он стоял сжатый, сосредоточенный, покачиваясь в такт подрагиванию самолёта, и смотрел, как текут в проеме люка волокна тумана.

Где-то там, внизу, на огромной земле, лежал на больничной койке Золотов. Сергей на мгновение вспомнил его.

Мощно загудела сирена. Сметанин взглянул на искаженное криком «пошёл!» лицо Мишина, сделал твердый шаг, оттолкнулся и, теряя ощущение своего тела, полетел наискосок туманному горизонту.

К нашей вкладке

Б. НЕМЕНСКИЙ

РАДОСТЬ ИСКУССТВА

Весь пол большого зала передо мной был завален детскими рисунками. Пол превратился в яркую, красочную мозаику. В сумрачном, неживом, нежилом зале вдруг стало весело.

Я сидел перед этой красочной феерией в задумчивости…

Странное это явление — детское творчество. Вдруг, почти ниоткуда, у совершенно профессионально «безграмотного» ребенка рождаются из-под кисти такие чудеса искусства, которыми мы, художники, не успеваем, не устаем восхищаться. И, что греха таить, завидуем.

Мы восхищаемся и колоритом, и композицией, и выдумкой, и свободой выражения — нам бы такую!

Ребенок играет. Рисунок на бумаге — закрепленная в материале игра… Игра — и вдруг искусство. Его исследуют художники, искусствоведы, психологи… Для чего оно? Что несет детям, человечеству?

Полная, заразительная вера в истинность изображаемого… И она заражает. Может, в этом секрет очарования искусства? Вообще и детского тоже? Вот взгляните, сколько азарта, веселья, движения в работе Саши Муханова из городской детской школы Воронежа («На катке»)! Какая наблюдательность, какие интересные типажи! А снежная феерия Саши Гусака («Праздник русской зимы»). Или поэтичный лист «На этюдах» юной художницы Оли Цивилёвой.

Да не только эти работы. Почти каждый из лежащих передо мной листов живет своей трогательной жизнью. Хорошо работают ребята в этой Воронежской художественной школе. Увлеченные педагоги занимаются с ними.

И не только в этой школе. В Ереване создан целый Музей детского творчества, настоящий художественный музей. Знаменитый Русский музей Ленинграда собрал огромную коллекцию работ детей.

Эти подснежники искусства помогают и сближению народов: выставками детских работ обмениваются многие страны. Вроде уже привычно.

И все же…

Все же, каждый раз встречаясь с детскими работами, я не могу оставаться спокойным, не удивляться тому напору одаренности, который ежедневно, в разных уголках страны проламывает асфальт инертности, асфальт ещё бытующего равнодушия к художественным радостям детей. К потребности в этих радостях.

Мы часто не задумываемся об этом, а ведь это так. Так, несмотря на прекрасные всесоюзные выставки детских работ, на существование замечательных студий в разных уголках страны Ведь они не охватывают и 10 процентов наших ребят.

Вот взять тот же Воронеж, откуда лежащие передо мной работы. Более семисот тысяч жителей в городе.

Заводы, фабрики, университет, мединститут, технологический и другие институты. Промышленный и культурный центр, старинный русский город. Школы, дети…

И только одна художественная вечерняя школа!

6 педагогов и 120 учёников в ней! Школа, скитающаяся по городу из одного чужого в другое чужое помещение. Школа-Золушка.

Никто никогда не поверит, что такому университетскому, рабочему городу не под силу содержать не одну — несколько десятков таких школ. Ведь музыкальных в нем около двадцати.

Значит, можно!

Не хватает, очевидно, не средств, а понимания. Логика, видимо, такова: ведь не каждый должен и может стать художником, так зачем учиться рисовать?

А зачем русский язык, литература, ведь не каждый станет писателем? А зачем математика, ведь… Да так все виды деятельности человека можно перечислить! Но…

Всем ясно: и математику, и русский, и географию нужно знать каждому. Нужно, чтобы быть работником и человеком на уровне своего века, его потребностей.

К музыке, к счастью, начинаем привыкать. Ну, а все же: зачем нам музыка, рисование и прочие искусства—нам, «неспециалистам»? Зачем всем? И возможно ли всем? Кто из нас не слышал: «Тут я бездарна: и линии провести не могу». И замолкает смущенно: может, и правда нет таланта. Но подобная убежденность так же оправданна, как: «Я тут бездарен: два и два сложить не могу».

Лена Кондратьева (14 лет)

В школе каждому, независимо от математической или литературной одаренности, вкладывают эти знания, и не на примитивном уровне.

Ведь нужно… Иначе не построить ни дом, ни ракету. А без искусства можно? Признаемся, не кривя душой: многие думают — можно. Иначе не было бы так: одна школа на счомный город. Одна, потому что в обыкновенных школах при сегодняшних часах на этот предмет знания можно получить лишь случайно: ведь почти нет квалифицированных педагогов да и не будет. Профессионал, хороший профессионал всегда ценит свой труд (если не Дон Кихот, конечно)…

Так, может, не пытаясь сейчас разобраться в причинах заблуждения, все же стоит ответить на коренной вопрос: зачем мне, молодому, полному сил человеку, это рисование нужно? Что оно может мне дать? Такой вопрос мне не кажется ни праздным, ни неестественным — он возникает от полной «неинформированности».

Так давайте попробуем разобраться, хотя бы вчерне, определим параметры проблемы, соотнесем её с потребностями общества и… каждого из нас персонально.

Есть, мне кажется, как бы три краеугольных камня, определив которые мы можем хотя бы смутно увидеть очертания всей проблемы.

Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Психологи и в нашей стране (работы Зинченко, например) и за рубежом проводили «на эту тему» много научных изысканий. Выявились интересные явления, закономерности, которые дали возможность построить определенную теорию о роли зрения. Оказывается, зрительная система человека является доминантной среди его органов чувств. Большую часть информации о внешнем мире мы получаем через этот канал.

Уже одно это могло бы много сказать о значении развития и тренировки этой системы восприятия. Но зрение, оказалось, имеет для человека гораздо большее значение. Большой процент нервных волокон ведет сигнал не только от сетчатки к мозгу, но и от мозга к сетчатке. И тут речь не только о том, что воспринимаем-то мы внешний мир через зрение уже с определенным отбором. Здесь, собственно, происходит то же, что со слухом. Развитое и неразвитое ухо слышат разное и по-разному. Развитие слуха — понятие привычное. То хсе и со зрением. И учёные выясняют механизм этого явления. От тренированности зрения, от его воспитания зависит, какие явления мы заметим в жизни.

Но разговор о зрении как органе, инструменте познания может идти глубже. Зрение оказалось как бы экспериментальным полем, чертежной доской, где мозг наш в зрительных образах, в образах, созданных воображением и переносимых на сетчатку, пробует, сопоставляет, пересоздает, ищет и находит решения самых разных проблем и задач — от бытовых до художественных, технических, математических. Ученые называют это процессом обратной визуальности.

Оказалось, что без работы сетчатки не только восприятие внешнего мира, но и самая тонкая, творческая работа сознания, работа, уже не связанная с внешним миром, через восприятие не может обходиться. Конечно, не только зрение, но и слух и другие органы чувств участвуют в этой работе. Но ведущим оказалось зрение.

Какое же огромное значение тогда имеет оно, развитое, воспитанное нами! Причем не только для искусства, а для подготовки к любой деятельности, связанной со зрением. Особенно к творческой — и научной, и технической, и врачебной, и т. п.

И тут наверняка нет более прямого пути к цели, «ем занятие визуальными искусствами — живописью, рисованием, скульптурой, моделированием. Причем именно в детстве, в юношеском возрасте. Ведь у человека есть определенные периоды наибольшего благоприятствования, когда те или иные знания легко входят в конструкцию личности, а не ложатся мертвым грузом в память, в сознание человека. Для развития зрения да и вообще для художественного развития детство, юность — лучшее время.