Черная месса - Джерард О`Нил

Эта дружеская пирушка стала первой в длинной череде других, когда Ньютон приходил на встречу куратора с обоими информаторами. Так Коннолли понемногу расширял свой круг.

К тому времени ведущий агент ФБР уже переехал обратно в старый район. В 1980 году он купил дом 48 по Томас-Парк на вершине одного из холмов Саути, в квартале куда более престижном, нежели Олд-Харбор. Два столетия назад эти открытые всем ветрам высоты, поросшие густой сочной травой, служили пастбищем. Но со временем все окрестные улицы обросли тесными рядами малоэтажек и домиков с гонтовыми крышами. Строения стояли плотной стеной, цепляясь друг за дружку, как и их обитатели – сплоченная община американцев ирландского происхождения. Новый дом агента ФБР находился напротив средней школы Южного Бостона, которая несколькими годами ранее оказалась на переднем крае войны, развернувшейся из-за решения федерального суда о принудительных перевозках учащихся.

Коннолли работал в основном по ночам. Обычно Балджер приходил к нему на тайные встречи далеко за полночь, когда весь Бостон уже спал. Иногда Коннолли случалось даже задремать на диване перед включенным телевизором. Он оставлял для Балджера и Флемми дверь незапертой; гангстеры свободно входили, чувствуя себя как дома.

Коннолли был рад их обществу. В сорок с небольшим он стал наконец официально свободен. В январе 1982 года его жена после четырех лет жизни порознь подала на развод, ссылаясь на то, что «брак непоправимо распался». Марианна, дипломированная медсестра, сама зарабатывала себе на жизнь. Супруги уже давно поделили имущество, детей у них не было, и развод стал простой формальностью, благополучно завершившейся несколько месяцев спустя. В бюро Коннолли считался дамским угодником и волокитой. Подобно Балджеру и Флемми, он оказывал явное предпочтение женщинам помоложе. Внимание агента-фанфарона привлекла двадцатитрехлетняя стенографистка из его офиса, Элизабет Л. Мур, – и парочка начала встречаться. Вскоре они отправились вместе отдыхать на Кейп-Код, на Нижний мыс, в Брюстер, где Коннолли приобрел кондоминиум ценой в восемьдесят тысяч долларов, осуществив заветную мечту многих бостонцев.

Моррис завидовал счастливой паре. Его собственный брак тоже безнадежно рухнул, и специальный агент исходил желчью, видя, как Коннолли свободно разгуливает по городу с новой юной подружкой, тогда как ему самому приходится прятать свою любовницу Дебби Ноузуорти, сотрудницу секретариата ФБР, работавшую непосредственно на Морриса и его отдел. Адюльтер спецагента давно стал в бостонском отделении секретом полишинеля, но вынужденная ложь изнутри пожирала Морриса. Впрочем, довольно скоро этот мутный ручеек сменился потоком, и супружеская неверность стала лишь каплей в море.

Хотя Моррис с Коннолли ловко отвели удар Сархатта, устроившего проверку благонадежности информаторов, они больше не желали рисковать. Им хотелось заручиться гарантиями, что впредь никто не заинтересуется их тесной связью с Балджером и Флемми. Но для осуществления этого плана пришлось бы пренебречь высокими принципами, заложенными в основу свода предписаний ФБР о работе с негласными источниками. Оба комбинатора решили воспользоваться фундаментальным противоречием в этих правилах. Должностные инструкции призывали агентов собирать информацию, привлекая к сотрудничеству гангстеров вроде Балджера и Флемми. Однако сделка становилась возможной лишь при условии, что осведомители будут пользоваться определенной свободой.

В то же время было неясно, где проходят границы этой свободы. Насколько терпимо бюро к преступной деятельности источника? Теоретически всякое соглашение предполагает некие установленные рамки. Руководству ФБР и кураторам предписывалось строго контролировать каждый шаг своих информаторов. Суть надзора сводилась к соблюдению баланса между ценностью поставляемой источником информации и тяжестью совершаемых им правонарушений. Хитроумная политика бостонских агентов заключалась в ловком манипулировании чашами весов, а если кто-то в местном отделении и был способен искусно управлять руководством, так это Коннолли и его начальник – с тактической точки зрения они занимали идеальную позицию.

Коннолли и Моррис уже поднаторели в подобных мистификациях. Они принялись кропать отчеты, смягчая теневую сторону жизни своих «подопечных» и преувеличивая их заслуги перед ФБР. Автором героических летописей выступал Коннолли, а Моррис их подписывал, добавляя собственный комментарий. Подчинив своему влиянию всю структуру управления ФБР, они контролировали каждое звено и неустанно подбрасывали в топку дрова, не давая пламени погаснуть. Ирландцы из Южного Бостона издавна слыли великими выдумщиками и замечательными рассказчиками. Фабрикуя досье Балджера, истинный сын Саути, Джон Коннолли показал себя вдохновенным сочинителем небылиц. Джон Моррис тоже неплохо выступал в этом жанре.

Не стесняясь в средствах, агенты прибегали и к откровенной лжи.

В конце семидесятых, когда доверие ФБР к Балджеру и Флемми пошатнулось, Моррис продемонстрировал чудеса изворотливости, состряпав фальшивые рапорты о роли Балджера в деле о мошенничестве на скачках. Он доложил начальству, что все контакты с Балджером прекращены, тогда как в действительности Коннолли регулярно виделся с осведомителем. Позднее, во время внутреннего расследования возможной утечки информации о провалившейся полицейской операции на Ланкастер-стрит, Моррис направлял Сархатту лживые служебные записки. В свою очередь, Коннолли, стремясь соблюсти предписания ФБР, строчил поддельные отчеты, как впоследствии признал его начальник. К примеру, куратор описал профилактическую беседу с Балджером и Флемми, которую якобы провели они с Моррисом в строгом соответствии с инструкцией, предписывающей ежегодно сообщать информаторам о предупреждениях и разъяснять основные принципы негласного сотрудничества. В деле появился подробный протокол мероприятия с указанием времени и даты, однако годы спустя Моррис заявил: «Я не верю, что подобная встреча имела место».

Более искусные действия предпринимались для сокрытия размаха преступлений Балджера. Важно было не столько слегка обелить его в глазах бюро, сколько соблюсти директивы ФБР с требованиями строгого пресечения всякой «несанкционированной» противозаконной деятельности. Кураторы точно рассчитали: если удастся представить все обвинения в адрес осведомителя как необоснованные, жалобы на него объявить сомнительными, а слухи о нем туманными, то у ФБР не будет достаточного повода для расследования. Тогда Моррис с Коннолли смогут и впредь делать вид, будто следуют служебным инструкциям, уверяя начальство, что стоит им получить сигнал, подтвержденный убедительными доводами, и они немедленно примут необходимые меры – исполнят долг любой ценой.

Но каким-то непостижимым образом все свидетельства виновности Балджера и Флемми неизменно рассыпались в пыль. Коннолли пользовался старыми проверенными приемами, к которым прибегал прежде, в истории с торговыми автоматами, когда владельцы компании обратились в бюро в поисках защиты от рэкетиров, силой вытеснивших их с рынка, и в случае с Фрэнсисом Грином, внезапно отказавшимся от обвинений в вымогательстве, после того как дело передали в ФБР.

В начале 1980-х годов комбинаторы столкнулись с новыми осложнениями. Криминальная империя Балджера и Флемми разрасталась, обретая все бо́льшую мощь. Другие агенты узнавали о ней от своих негласных источников. Так, один информатор сообщил, что гангстеры прибрали к рукам весь игорный бизнес в пригородах Бостона. В начале 1981 года другой осведомитель доложил, что «Джеймс Балджер, он же Уайти, известный грабитель банков, пытается теперь вкладывать полученные от ограблений деньги в азартные игры».

Но информация, поступившая позднее, открыла новую страницу в пухлом деле гангстеров. До Морриса впервые дошли сведения о том, что Балджер заполучил долю в торговле кокаином. Этот наркотик, весьма популярный в начале восьмидесятых, приносил теневым дельцам баснословные прибыли. Как выяснилось, в этом отношении Южный Бостон ничем не отличался от других районов города: по всему Бродвею бойко торговали порошком, несмотря на хваленую репутацию Балджера – пламенного защитника родного района. Уайти продолжал называть себя противником наркотиков, но подростки с исколотыми венами, нюхавшие «кокс» в переулках Саути, думали иначе. Они не имели дела с Балджером лично и видели его редко, если вообще встречали, но каждый знал, что без его благословения «товара» не будет. Оседлав новую, набирающую мощь волну, Уайти стал кокаиновым королем Южного Бостона.

В феврале 1981 года некий осведомитель рассказал одному из агентов Морриса, что Брайан Халлоран, бостонский бандит, «толкает кокаин для Уайти Балджера и Стиви Флемми». Халлорана связывали давние отношения с обоими, но чаще он имел дело с Флемми. Обычно гангстер сопровождал Стиви и нередко заменял Ники Фемиа, приезжая заранее в клуб или на место встречи, чтобы осмотреться и убедиться, что безопасности хозяина ничто не угрожает. Месяц спустя другой информатор показал, что Брайан Халлоран торгует кокаином для криминальных боссов. «Ник Фемиа тоже в деле, он собирает мзду примерно с тридцати наркодилеров. В городе ходят слухи, что каждый торговец коксом должен платить долю Балджеру и Флемми, если не хочет, чтобы его вышибли с улицы».