Рассказы и стихи (Публикации 2011 – 2013 годов) - Ион Деген

Ну, а различие мнений? Трудно сказать. В физическом и даже моральном отношении они равны, или почти равны. Но ведь даже у однояйцовых двойников существуют некоторые отличия. Ведь каждый из них, хотя и орган единого организма, личность.

Но дело не в этом. Просто небольшой пример, так сказать, пустячок, демонстрация существования должности и личности без изъяна. А ты посчитал это невероятным.

09.08.2011 г.

Урок словесности

Не смешно ли сейчас, в Израиле, отягченном таким количеством угроз существования страны, вдруг задуматься над причиной идиотского антагонизма между лётчиками и танкистами во время Великой отечественной войны? Мой личный опыт – опыт курсанта танкового училища в гарнизоне, в котором располагалось и училище авиационное. Уже после войны я выяснил, что наш гарнизон не был исключением в Красной армии. Оказывается, антагонизм между родами войск считался чуть ли не железобетонным правилом.

Пытаюсь понять, почему я должен был драться с курсантами авиационного училища? Какие претензии лично у меня имелись к этим курсантам? Чем они мне не угодили?

Как-то даже попытался проанализировать ген агрессивности и объяснить этот идиотизм. Ну не мог я, курсант, член курсантского коллектива, не принять участия в драке рядом с моими товарищами. Как бы они восприняли моё отсутствие? Правда причина для того грандиозного избиения лётчиков вроде имелась. Но причина ведь возникла на почве уже укоренившейся вражды.

Возможно, теперешними туманными рассуждениями я пытаюсь оправдать своё подленькое удовольствие от сцены, случайным наблюдателем которой привелось стать в конце лета 1944 года.

Не помню, почему три танка моего взвода оказались на опушке леса у перекрёстка дорог, одна из которых – продолжение просеки – шла на запад к переднему краю и дальше, уже в Восточную Пруссию. А вторая, перпендикулярная ей, с севера на юг, всё ещё на территории Литвы, была рокадной дорогой. Моя машина стояла почти у самого перекрёстка. Помню только, что мы (редкий случай!) никуда не торопились и не было никакой опасности. До переднего края относительно далековато. Изредка доносилась только работа нашей артиллерии и далёкие разрывы немецких снарядов. Наступление продолжалось. В бригаде ещё оставались танки. Следовательно, бригаду не вывели на формирование. Почему же мы оказались так далеко от боя? Должна была существовать какая-то причина. Не помню.

Экипаж, пользуясь передышкой, дремал в танке. Я высунулся из командирской башенки и подставил лицо дождю.

В центре перекрёстка стояла курносенькая девушка-сержант, флажками регулируя оживлённое движение транспорта.

Метрах в двух от танка, у края, выбравшейся из леса, дороги рядом с перекрёстком возникла фигура солдата, закутанная в тяжёлую промокшую плащ-палатку. Солдат оказался необычным. Под капюшоном пряталось женское лицо. Не то, что пожилое, но явно старше меня. Лет двадцати-двадцати пяти. Такая неопределённость, возможно, объяснялась маской многосуточной усталости и прилипшим к лицу капюшоном. Как в таких условиях судить о внешности этой солдатки?

Регулировщица – другое дело. Хорошенькая. Насквозь промокшие гимнастёрка и юбка очерчивали ладную фигуру. Мало вероятно, что девушке с такой внешностью удавалось удержать оборону от наступающих тыловых офицеров. И сапоги на ней ладные, не то что кирзовые говнодавы на ногах солдатки.

Солдатка оглянулась. Лицо показалось мне знакомым. Но где я мог увидеть её? Чепуха. Не мог. Под плащ-палаткой на левом плече угадывалась винтовка. Явно не из нашей бригады. А всё-таки откуда-то это лицо мне знакомо. Нет. Показалось. Мало ли похожих лиц?

Солдатка голосовала едущим на запад грузовикам, очень редким легковушкам и «виллисам». Никто не останавливался, чтобы подобрать какого-то неизвестного промокшего солдата.

К перекрёстку с севера приблизился бесконечный хвост неторопливых подвод. В тот же момент из леса на скорости вынырнул «студебеккер», и, заскрипев тормозами, резко застыл перед самым перекрёстком. В кузове на скамейках стройно разместились примерно тридцать младших-лейтенантов лётчиков, в кабине, рядом с шофёром – майор, тоже с лётными погонами. Наверное, вёз только что окончивших училище лётчиков. Но куда? Неужели так близко к передовой расположен полевой аэродром? Впрочем, наступление ведь продолжается.

Сержант-регулировщица всё ещё перекрывала дорогу грузовику, продолжая пропускать караван подвод.

Солдатка опять проголосовала. Младший лейтенант у правого борта сразу за кабиной, этакий попрыгунчик-весельчак, немедленно отреагировал:

– Что … растёрла? А ты ножки расставь пошире и шажком, шажком.

Кузов дружно расхохотался. Кабина, майор и шофер не поддержала. Возможно, к ним не проникло остроумие младшего лейтенанта.

Но тут! Братцы! Вам приходилось находиться неподалёку от «катюши», когда залпом изрыгался грохот ракет? Когда казалось, что земной шар раскололся на мелкие осколки? Именно в таком звуковом обрамлении солдатка исторгла ещё ни разу не слышанный мною матюг.

За три с лишним года в армии я набрался матюгов, как сучка блох. Незадолго до того дня у нас в бригаде состоялся конкурс мата и помпотех нашей роты гвардии техник-лейтенант Верёвкин занял первое место. Он был виртуозом. Но ничего подобного я ещё не слышал. Прими эта дама участие в конкурсе, помпотех не увидел бы приза, как своих ушей.

«Студебеккер» онемел. И тут, словно дирижируя правой рукой продолжающиеся извергаться матюги, солдатка случайно сбросила плащ-палатку, повисшую за спиной на капюшоне. Обнажилась грудь, с двух сторон обильно увешанная орденами и медалями. И винтовка с оптическим прицелом. Господи! Так вот откуда мне знакомо это лицо! Пару раз видел её фотографию во фронтовой газете. Самый знаменитый снайпер! Рассказы о её подвигах гремели по всему фронту.

Забыл её фамилию. Запросить бы архивы. Думаю, что это относительно несложно. Но вряд ли эпизод у дороги что-то добавит к её подвигам. Она была самым лучшим снайпером Третьего Белорусского фронта. К тому времени уничтожила триста немецких солдат и офицеров. Мы всем экипажем, пять человек, пожалуй, не дотянем даже до половины её реестра. Речь, разумеется, идёт о живой силе. Но именно живая сила, а не танки и прочие пушки с пулемётами и миномётами самое главное для победы.

Неслыханные ранее матюги разбудили мой экипаж. Башнёр выбрался из люка на корму. За ним вылез лобовой стрелок. Из своего люка вывалился механик-водитель. Оттуда же и стреляющий.

Снайпер продолжала бушевать. Думаю, что из её матюгов можно было составить четырёхтомный словарь, объёмом со словарь Даля. Изысканный мат описывал пороки не только сидящих в кузове, но даже их далёких прапрапредков и потомков до десятого колена у тех, кто доживёт до победы. Именно до победы, а не до окончания войны. По-видимому, идеологические соображения даже в мате не казались лишними.

Мы наслаждались позором младших лейтенантов, вобравших головы в плечи.

Подводы уже прошли. По рокадной дороге изредка проскальзывали автомобили, а за «студебеккером» выстроилась солидная очередь машин. Но сержант-регулировщица не торопилась дать им дорогу. Может быть, она пользовалась случаем пополнить своё образование, захотела продлить урок словесности. Или, подобно нам, наслаждалась зрелищем посрамления ненавистных офицеров, представляя себе, разумеется, на месте этих младших лейтенантов тыловиков с большими звёздами на погонах с двумя просветами. Тех, с которыми ох как не хотелось ей уединяться в землянках. Или ощутила внезапную месть за бессонную ночь с каким-нибудь отвратным старым тыловым офицером, за форменное насилие. Во всяком случае, сержант не торопилась перекрыть рокадную дорогу.

Из кабины вышел майор и предложил снайперу занять своё место на сидении. Но она продолжала бушевать:

– Да пошли вы все на… Стану я мараться об это говно.

Я подумал о субординации. Погон не разглядеть под свисающей за спиной плащ-палаткой. Вспомнил, что она, кажется, старший сержант. И так матюгать майора! Впрочем, почему к субординации она должна относиться иначе, чем относятся к ней, правда, до определенной степени, в нашей отдельной гвардейской танковой бригаде? Как можно наказать за нарушение субординации? Если по уставу, то сержантов – штрафной ротой, а офицеров – штрафным батальоном. Ну и что? Чем эти штрафные отличаются от краткосрочного существования в отдельной гвардейской танковой бригаде?

Не помню, в те дни или уже позже посадили к нам на танки десант, штрафной батальон – командиров Красной армии, попавших в плен в начале войны и освобождённых в ходе операции «Багратион». После атаки чудом уцелевшая женщина-врач по-матерински посмотрела на меня и сказала: «Ну ладно, мы штрафники. А вас за что?».