История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Парамонов

Светослав одержал много побед, но под Длинной стеной, т. е. недалеко от Царьграда, где были сосредоточены все силы Византии, руссы были разбиты. Воины-язычники сваливали вину на христиан: это, мол, наказание языческих богов. Светослав так рассвирепел, что приказал многих христиан тут же казнить, в том числе и «единого брата своего Глеба».

Этот Глеб является камнем преткновения всех. Нестор не говорит о нем ни слова, но в договоре Игоря с греками 945 года упомянут посол «жены Глеба», причем этот посол был среди других послов — членов семьи Игоря, а не его сановников. Какой-то Рюрикович с именем Глеб, безусловно, существовал и был в числе самых близких членов семьи Игоря. Это обстоятельство опять-таки говорит в пользу достоверности Иоакимовской летописи.

Упоминание жены Глеба и неупоминание посла самого Глеба можно рассматривать как свидетельство того, что в 945 г. жена Глеба была вдовой; в этом случае присутствие Глеба приблизительно в 872 г. под стенами Царьграда необъяснимо. Однако вполне возможно, что Глеб был в долговременной отлучке и в его вотчине правила его жена, в этом случае недоразумение устраняется.

Однако в договоре 945 г. упомянут следом за Игорем и Святослав, его наследник (малолетний); почему же наследником был не старший, уже женатый брат, а малолетний Игорь? Иоакимовская летопись указывает, что Глеб был единственным братом Светослава; можно сказать с полной уверенностью, что Глеб не был сыном Ольги, а сыном другой жены Игоря. Если эта жена была низкого происхождения или просто наложница, положение Игоря, как наследника, становится понятным. Вдобавок ко всему Глеб оказался христианином, что также могло сыграть роль в устранении его от престолонаследия — народ такого князя не признал бы.

Казни воинов-христиан цели якобы не достигли. Светослав увидел в этом чародейство христианских священников и послал в Киев приказ: храмы христиан разорить и сжечь. Затем пришел сам в Киев с намерением расправиться с тамошними христианами.

Далее интересная подробность: оказывается, большую часть воинов он отпустил сухим путем, а сам, с небольшим отрядом, поехал Днепром. Иоакимовская летопись в таком решении, приведшем к смерти, видит наказание от Бога.

В уже изложенных событиях мы видим резкую разницу между Иоакимовской и Нестеровской летописями: первая много говорит о язычестве и описывает и князей и народ гораздо более язычниками, чем это делает Нестор.

Несомненно, это объясняется временем написания летописей в первую очередь. Иоаким писал в разгар борьбы с язычеством, когда и настоящее, и прошлое еще было насыщено им. Нестор писал почти 100 лет спустя, когда борьба уже отгорела и упоминать об антихристианстве князей было неудобно, неудобно было напоминать, что христианство пришло не без тяжелой борьбы. Поэтому Нестор о многом умолчал и многое смягчил.

Вообще, борьба язычества и христианства продолжалась очень долго, веками, велась с переменным успехом. И в этом отношении Иоакимювская летопись живее, точнее и богаче Несторовской.

Разобранная нами часть Иоакимовской летописи показывает, что содержание ее всюду логично и последовательно, излагаются только факты, никаких сказочек вроде истории о белгородском киселе или Кожемяке, вырвавшем голой рукой кусок кожи из живого быка, нет.

Нет даже легенд о мести Ольги. Сказано только, что древлянский князь Мал, сын Нискинин (опять-таки реальная подробность!), посылал к Ольге сватов, но оскорбленная предложением Ольга отдала приказ одних из послов убить, других сжечь, а сама с войсками направилась против древлян, разорила и сожгла их город Коростень.

История крещения Ольги описана подробнее: оказывается, христианские священники обратили ее в христианство еще в Киеве, но открыто креститься здесь она не могла, боясь недовольства народа.

Поэтому она направилась с верными вельможами в Царьград, где и крестилась. Вернувшись, Ольга цривезла с собой священников, построила деревянную церковь Святой Софии и убеждала Светослава креститься. Тот и слышать не хотел. Каково было отношение к христианству, видно из глухого указания, что вельможи, принявшие христианство в Царьграде, подвергались поруганию народа и многие из них были убиты.

В свете сообщаемого понятно, почему, как это сообщают некоторые летописи, Ольга держала священника «втайне», это слово случайно ускользнуло от цензоров типа Нестора.

Об Игоре сказано, что Олег женил его на Ольге, которая была из Изборска (город недалеко от Пскова). Звали ее Прекраса (мы, по-видимому, по ошибке, называли ее на предыдущих страницах Пребрана, но, возможно, нам память изменяет, и в каком-то из источников она также названа Пребрана). Олег будто бы переименовал ее в свое имя.

У Игоря были потом и другие жены, но он уважал Ольгу больше других из-за ее ума. Надо думать, что история войны Игоря с греками и его смерти не отличалась от версии Нестора, ибо Татищев отмечает, что об этом сказано в летописи кратко; существенное расхождение Татищев непременно отметил бы.

Об Олеге сказано, что он был шурином, т. е. братом жены Рюрика, и был норвежским князем. Можно думать, что это был единственный князь-скандинав на Руси, шедший, однако, совершенно в фарватере русской истории, все другие по крови были чистокровные, либо наполовину славяне.

История завоевания Олегом Киева изложена совершенно иначе и опять-таки правдоподобнее и конкретнее. Киевляне, оказывается, жаловались Олегу на Аскольда, Олег кроме того завидовал, что Аскольду попалась такая богатая область. Это побудило его собрать войско и отправиться на завоевание Киева, захватив для подкрепления своих юридических прав и малолетнего Игоря. Ему, иностранцу, это было крайне необходимо, ибо совершаемое им покрывалось именем Игоря, законного наследника.

История с заманиванием Аскольда в лодку совершенно опущена, сказано просто, что «блаженный же Осколд предан киевляны», — здесь сказочный эпизод Нестора отсутствует. В самом деле, заманивание Аскольда в лодку каким-то неизвестным купцом маловероятно, и еще более маловероятно, что киевляне так безучастно отнеслись к смерти князя. На деле всё было иначе: киевляне были недовольны Аскольдом и сыграли какую-то предательскую роль: сказано ясно, что Аскольд был предан. Вся экспедиция Олега приобретает совершенно иной характер, это не было: «давай, мол, пойду, завоюю Киев», а предприятие, опиравшееся на желание киевлян убрать Аскольда.

Так как Аскольд назван «блаженным», есть полное основание думать, что он был христианином, а зная недовольство народа христианами, можно догадываться, что Аскольда погубило то же, что и Ярополка, — склонность к христианству.

Иоакимовская летошсь подводит под события какую-то идеологическую базу и они предстают перед нами во плоти и крови, сообщения же Нестора — часто просто перечисления событий без всякой внутренней их связи.

Сказано также, что Аскольд был погребен на горе, «идеже стояла церковь св. Николая, но Святослав разруши ю, яко речется». Из этого замечания, равно как и из показания Несторовской летописи, нельзя делать заключение, что между Аскольдом и церковью Святого Николая была какая-то логическая связь. Думают, что церковь Святого Николая была так названа потому, что она была построена в честь Аскольда, получившего при крещении имя Николай.

Таубе идет так далеко, что, исходя из того, что в то время был папа Николай, полагает, что Аскольд был католиком[80].

Все эти предположения совершенно недоказательны: и в том и в другом случае речь идет о том, что летописцы указывают местоположение могилы Аскольда, — «там, где стояла церковь св. Николая». Однако отсюда вовсе не следует, что сам Аскольд был Николаем. Он мог быть, но мог и не быть, и из показаний летописи нельзя извлекать того, что хочется тому или иному автору.

Замечательно, что Иоакимовская летопись никакого Дира не знает. Татищев считает, что слово «Дир» было неверно понято и из прозвища Аскольда Нестор создал второго князя — Дира. В пользу Дира говорит и Никоновская летопись, арабские источники знают князя Аль-Дира (но не знают Аскольда!). Киевская традиция не знает могилы Дира, могила же Аскольда общеизвестна. К этому вопросу мы еще имеем намерение вернуться особо.

Говорится далее о победе Олега над греками, хазарами, болгарами и «волотами» у Дуная. Волоты или волохи — придунайские римляне. Таким образом, Иоакимовская летопись сохранила замечательное известие о большом дунайском походе Олега. Совершенно естественно, что ни о легенде о кораблях Олега на колесах, ни об ужалении Олега змеей нет ни слова, — Иоаким сказками не интересовался. Зато эти сказки и создали популярность Нестору и его типу летописи.

Появление Аскольда в Киеве объяснено иначе: не он отпросился у Рюрика в Царьград и почему-то застрял в Киеве, а «славяне, живущие по Днепру, зовомии Поляне и Поряне» (имя, кажется, единственный раз встречающееся в нашей истории), будучи притесняемы хазарами, которые владели Киевом и другими их городами, просили Рюрика прислать к ним сына или какого-нибудь другого князя княжить.