Мир современных медиа - Алла Черных

Алвин Гоулднер [Gouldner A., 1993], рассматривая проблему идеологии в истории развития западного общества, показывает, что до наступления эры масс-медиа основными символическими средствами идеологии были концептуальные и лингвистические средства, используемые в печатных изданиях, доходившие до широкой массы с помощью письменной интерпретации, – популяризации идеологии в газетах, журналах, проспектах или листовках, а также через непосредственную коммуникацию – в кафе, классных комнатах, лекционных залах или на массовых митингах [Ibid. P. 307].

Современные средства коммуникации значительно усилили нелингвистический и изобразительный компонент. Коммуникационный прорыв в XX в. начинался с распространения радио и кино и сейчас подходит к кульминации в связи с распространением телевидения и Интернета. Это знаменует собой конец одной и начало другой, поистине революционной эпохи в коммуникационной сфере – развитие компьютеризированой системы массовой информации. Телевидение представляет собой исторически новый массовый опыт, причем массы – это те, для кого идеология имеет меньшее значение, поскольку их сознание формируют в большей степени СМИ – радио, кино и телевидение, выступающие, по мнению Гоулднера, в качестве индустрии сознания.

Индустрия сознания представляет собой парафраз термина «индустрия культуры», введенного Теодором Адорно и Максом Хоркхаймером в книге «Диалектика просвещения», опубликованной в 1947 г. [Adorno T, Horkheimer M., 1972] «Индустрия культуры» – синоним понятия «массовая культура», однако традиционное содержание последнего (некая современная форма народного искусства, подобная культуре, которую производят массы) не соответствовало пониманию этого феномена Адорно и Хоркхаймером. По их мнению, между массовой культурой как спонтанным процессом и индустрией культуры как планомерной деятельностью, определяемой концентрацией экономических и административных ресурсов и осуществляемой на базе современных технологий, существует в высшей степени важное различие. Индустрия культуры производит продукцию, приспособленную для массового потребления, в значительной степени определяя природу этого потребления [Adorno T., 1993].

Типичный для индустрии культуры продукт есть товар, и это свойство более не является лишь одной из характеристик данного продукта; теперь это товар во всех отношениях. Такой количественный сдвиг настолько существенен, что он порождает совершенно новые явления. Индустрия культуры больше не нуждается в постоянном преследовании интересов прибыли, ради которых она изначально создавалась, поскольку эти интересы теперь опредмечены в ее идеологии и освободились от принуждения продавать культурную продукцию, которая так или иначе должна быть – и неизбежно будет! – «проглочена» ее потребителями.

Понятие «индустрия» не должно пониматься буквально: оно обозначает не только и не столько процесс производства, сколько стандартизацию самого продукта (такого, например, как вестерн, знакомого каждому кинозрителю) и рационализацию методов распределения, т. е. доставки его потребителю.

Понятие «техника» в рамках индустрии культуры только по звучанию идентично технике в произведениях искусства. Если в последних техника связана с внутренней организацией самого предмета, с его внутренней логикой, то техника индустрии культуры изначально является техникой распределения и механического воспроизводства, следовательно, всегда остается внешней по отношению к ее предмету. Индустрия культуры находит идеологическую поддержку именно потому, что она тщательно оберегает себя от потенциала техник, содержащегося в ее продукции. Она паразитирует на внехудожественной технике материального производства товаров, игнорируя обязательство перед внутренней художественной целостностью.

Роль индустрии культуры состоит в выражении господствующего сегодня духа эпохи, а ее нематериальным началом является идеология. Власть идеологии индустрии культуры такова, что конформизм заменил сознание. В хаотичном мире она как будто дает людям некие ориентиры, и одно это, казалось бы, достойно одобрения. Однако то, что, по представлениям ее сторонников, сохраняется с помощью индустрии культуры, на самом деле во все большей степени ею разрушается. Общим следствием воздействия индустрии культуры, как считали Адорно и Хоркхаймер, оказывается антипросвещение, когда просвещение, т. е. прогрессивное техническое господство над природой, становится массовым обманом и превращается в средство сковывания сознания.

Используя различение индустрии сознания и «аппарата культуры» (термин Ч. Р. Миллса), Алвин Гоулднер рассматривает их как отражение двойственного характера современного сознания, представляющего собой «крайне неустойчивую смесь культурного пессимизма и технологического оптимизма» [Gouldner A., 1993 P. 612]. Аппарат культуры является скорее рупором плохих новостей, касающихся, например, экологического кризиса, политической коррупции, классовых предубеждений, тогда как индустрия сознания, воплощенная в современных масс-медиа, выступает поставщиком надежды, «профессиональным наблюдателем светлых сторон» (Ibid.). Именно под воздействием индустрии сознания пребывает ныне большинство населения индустриально развитых стран.

Дж. Томпсон вводит понятие «mediazation of culture» [Thompson J., 1994]. Медиатизация культуры – это производная от модернизации общества культурная трансформация, в результате которой передача символических форм опосредуется технологическими и институционализированными аппаратами медиа-индустрии. Современный мир, согласно Томпсону, насыщен коммуникационными сетями, опыт отдельного человека все более опосредуется технологическими системами производства и передачи символов – носителей идеологии.

Йорг Ларрейн подчеркивает роль идеологии в процессе воспроизводства системы современного капитализма не как поддерживающей классовое господство в национальном масштабе, но формирующей транснациональные идеологические процессы, обеспечивающие возможность существования новых форм доминирования и власти, способствующих становлению капитализма как глобальной системы [Larrain J., 1994]. В современных условиях, по его мнению, идеология «остается разновидностью искаженного сознания, нацеленной на маскировку реальности» [Ibid. P. 154], но маскирует уже не только формы классового угнетения, но и другие формы гнета – расового, гендерного, а также возникающие на этой основе «культурное обнищание и фрагментацию обыденного сознания». Особое внимание Ларрейн уделяет переменам в идеологии под влиянием глобализации, проявляющимся в изменениях как личной, так и групповой идентичности под влиянием прежде всего упадка традиционных наций – государств и доминирования культурных установок США.

Холодная война позволила сформироваться американской идентичности как наиболее могущественной в военном и экономическом отношении страны мира и защитника свободы и справедливости. Однако американская идентичность утратила фиксирующие ее основания после распада Советского Союза, когда США неожиданно потеряли своего старого врага – «другого», по отношению к которому они определяли свою идентичность, и одновременного усиления экономических позиций Японии и объединенной Европы. Поэтому идея Джорджа Буша о новом мировом порядке, появившаяся в результате войны в Персидском заливе, была идеологическим подтверждением сохранения доминирующей роли США в мире и веры американцев в переустройство мира по образу и подобию Америки. В своей речи 13 апреля 1991 г. Джордж Буш заявил, что американцев делает американцами не привязанность к части территории, границам и не голос крови. Быть американцами – значит быть верными идее о том, что люди повсюду должны быть свободными. (Именно это Эрик Хобсбаум после второй иракской войны назвал империализмом прав человека. – А. Ч.) Очевидно, что Буш использовал концепцию нового мирового порядка для восстановления идентичности, потерянной в конце холодной войны. С появлением Саддама Хусейна и других диктаторов третьего мира США могут продолжать быть защитниками демократии и свободы во всем мире [Larrain J., 1994 P. 163]. (Поэтому если бы их не было, их надо было бы выдумать, что в какой-то степени и было сделано, если вспомнить информационный повод для вторжения в Ирак – работы по производству оружия массового уничтожения, следов которого найти так и не удалось. – А. Ч.). Не случайно Ноам Хомский отметил: «новый враг – это третий мир».

Процесс глобализации есть одновременно процесс доминирования и установления власти, в котором культурные стандарты лидирующего общества становятся парадигмальными. Наиболее важное различение, влияющее на конструирование национальной идентичности, это различение центра и периферии, когда периферийные страны мыслятся как культурно подчиненные и зависимые от центральных стран. В силу культурного доминирования Запада периферийные страны нередко сами видят себя такими.