Я - истребитель - Георгий Захаров

О "мигах" среди летчиков ходили самые различные разговоры, но, по существу, в начале сорок первого года мало кто мог дать этому истребителю обоснованную, объективную характеристику. Во-первых, потому, что слишком мало летчиков успело на нем полетать. Во-вторых, потому, что "миг" имел некоторые свойства, существенно отличавшие его от тех машин, к которым мы привыкли. Однако же несомненным было одно: по тактико-техническим данным он превосходил не только имевшиеся тогда отечественные машины, но и многие зарубежные. Мы еще не знали серийных "лавочкиных" и Як-1, поэтому мне "миг" казался истребителем, не имеющим конкурентов.

Между тем этот самолет имел ряд свойств, которые в конце концов были определены как недостатки конструкции. Определены самим ходом боевых действий. "Миг" был тяжеловат для истребителя. Ошибок при пилотировании он не прощал, был рассчитан только на хорошего летчика. Средний пилот на "миге" автоматически переходил в разряд слабых, а уж слабый просто не мог бы на нем летать.

Не менее важным, а может быть, определяющим фактором в дальнейшей судьбе "мига" оказалось другое - он был высотным истребителем. Он, собственно, и создавался-то как высотный. От четырех тысяч метров и выше он действительно не имел себе равных. Его мощный мотор на высотах четыре, пять, шесть, семь тысяч метров работал безукоризненно. Но практика боевых действий показала, что большинство-то воздушных боев происходило на высотах от полутора до трех тысяч метров. А в таких условиях "миг" во многом терял свои превосходные качества высотного истребителя. Немецкие летчики, сидевшие в кабинах "мессершмиттов", прекрасно знали силу нашей новой машины на высоте, превышающей четыре тысячи метров, и потому старались навязывать бой на малых высотах.

Меня тянуло к новой машине. Я все-таки очень хотел заполучить этот истребитель, хотя бы для одного, из своих полков. Понимая, что шансы почти нулевые - дивизия только что освоила новые И-16, - в начале сорок первого года я, однако, обратился к руководству ВВС с такой просьбой, Серьезный резон для этого у меня был.

Инспекторские проверки показали, что уровень летной подготовки в дивизии достаточно высок. Но главным в моих доводах был тот факт, что мы располагали всепогодным аэродромом. Бетонная полоса позволяла нам работать даже тогда, когда полки других дивизий, сидевшие на грунтовых аэродромах, были ограничены в работе периодом весенней распутицы.

Добиться своего мне не удалось. У того же Черных все еще были старые И-16 с изношенной материальной частью, которые никак ни шли и сравнение с нашими модернизированными И-16, полученными прямо с заводов. И Рычагов свел все к шутке.

- Жаден ты больно, - сказал он. - У нас скоро еще кое-что будет, так тебе об этом и говорить нельзя - приедешь вырывать...

"Кое-чем" оказались истребители Як-1 и ЛаГГ-3, о которых я в ту пору не знал.

"Миги" были отданы другим дивизиям. Одной из первых их стала получать дивизия Черных. К лету сорок первого года много старых И-16 было законсервировано. Новые машины накапливались на аэродроме в районе Белостока, и Черных с нетерпением ждал конца апреля-начала мая, когда можно будет развернуться для работы на грунтовых площадках. К началу войны в его полках было уже около двухсот "мигов", но, кроме командиров полков и некоторых командиров эскадрилий, на них еще никто не летал.

Машина осваивалась медленно и в других соединениях. Это беспокоило Сталина. На совещании, состоявшемся в начале сорок первого года, он много говорил об этом истребителе, о необходимости как можно быстрее освоить его:

- Я не могу учить летчиков летать на этих машинах. Вы мои помощники. Вы должны учить летчиков. - И неожиданно закончил так: - Полюбите эту машину!

Прозвучало это как личная просьба. Но времени уже не было...

В мае сорок первого года мы проводили в дивизии летно-тактические учения. Погода стояла отличная. Работали все полки, в один из таких дней в небе появился пассажирский самолет Си-47 со свастикой на киле и черными крестами на крыльях. Самолет принадлежал одной из германских авиакомпаний и совершал регулярные пассажирские рейсы в Москву.

На небольшой высоте Си-47 совершил два круга над аэродромом, потом пошел в сторону авиагородка, осмотрел его, развернулся и уверенно взял курс на один из наших полевых аэродромов. С земли все с любопытством разглядывали свастику и дивились нахальству немцев. Они в открытую намеревались изучить весь район дислокации дивизии.

Пассажирская трасса лежала в стороне от наших аэродромов. Предположить, что летчик заблудился, было невозможно: при такой погоде даже курсант бы не заблудился. В том, что самолет вел разведку, ни у кого сомнений не возникало. Поражала наглость немецких летчиков, полная уверенность, что все сойдет им с рук.

Я приказал посадить самолет-нарушитель. А все полеты, пока длится этот инцидент, отменил.

И вот звено в составе летчиков Смирнова, он был ведущий, Козлова и Воинова, ведомые, догнало Си-47. Козлов и Воинов заняли позиции справа и слева от нарушителя, а Смирнов дал предупредительную очередь, вышел вперед и повел германский самолет за собой.

То, что немцы нарушают воздушные границы и ведут усиленную разведку, для меня не было секретом. В последние предвоенные недели таких случаев только по одному нашему округу было зарегистрировано немало. Но в основном это происходило в приграничной зоне. Чаще всего немцы имитировали вынужденную посадку. Садились на аэродромы в Белостоке и в Лиде, совершенно не реагировали на приказ заруливать в отведенное им место, а рулили по всему аэродрому, фиксируя расположение полос, рулежных дорожек, ангаров, стоянок самолетов. И всегда повторялась одна и та же история при выяснении отношений: из-за спины летчика высовывалась какая-нибудь личность в комбинезоне, испачканном машинным маслом, и на ломаном русском языке приносила тысячу извинений по поводу того, что забарахлил мотор. В результате - вынужденная посадка на советский аэродром, который, к очень большому сожалению, оказался военным. И - тридцать два зуба в дружественной улыбке...

Они не утруждали себя придумыванием более правдоподобных версий - даже в тех случаях, когда после элементарной проверки выяснялось, что мотор абсолютно исправен. Они знали, что будут отпущены, и, к сожалению, их в самом деле отпускали. При этом я не помню случая, чтобы кто-то из них "сбился" с курса или чтобы у кого-то забарахлил мотор на обратном пути. Впрочем, один случай действительно вынужденной посадки был. Под Барановичами шлепнулся на брюхо "Хейнкель-111". Летчик посадил его так, что самолет был в целости и сохранности. Но поскольку посадка в самом деле была вынужденная и, значит, встреча с советскими представителями заранее не была предусмотрена, немцы сами взорвали самолет раньше, чем наши успели к ним подойти. Взрыв был произведен продуманно: куски "хейнкеля" разлетелись по полю во все стороны. Однако даже по тем обломкам, которые удалось собрать, нетрудно было установить, что "хейнкель" был набит разведывательной аппаратурой.