Если Бог благ… Почему в мире столько страданий и зла? - Рэнди Алькорн

«Представьте, что зла нет… Попробуйте, это нетрудно…» — пел Джон Леннон. Он радовался миру без Бога — мирским соблазнам свободной любви и наркотиков. Однако человек, пострадавший от супружеской измены, сексуального домогательства со стороны отца или наркотической зависимости любимого человека, которая вызвала к жизни проблемы криминального характера, будет представлять себе совершенно другой мир — мир, в котором царит целомудрие и нет наркотиков.

Этот мир, который так легко представить, был бы на самом деле полон зла, если бы его строили такие люди, как Джон Леннон или мы с вами. В отличие от Бога у нас не хватило бы сил победить зло или извлечь из него добро и пообещать, что однажды благодаря нашей праведной жертве добро в масштабах вселенной победит зло.

Когда речь заходит о строительстве мира, наш опыт и способности следует сопоставить с Божьим опытом и способностями. Те, кто жалуется на жизнь, должны подумать о том, чтобы спланировать лучшую вселенную, построить ее и жить в ней.

Если это неосуществимо, тогда, возможно, нам стоит признать, что Бог лучше нас знает, что Ему делать.

Мы не строили галактик и не создавали миров, и нам не стоит указывать Богу, как управлять вселенной.

Глава 9

СТРАДАНИЯ И ЗЛО ВО ИМЯ БОЖЬЕЙ СЛАВЫ

БОЛЬ И СТРАДАНИЯ В БОЖЬЕМ МИРЕ

В идеальном мире Бог создал боль и страдания ради благой цели

Представьте себе райский сад. Разве Бог создал смертных людей неуязвимыми к внешним воздействиям и независимыми от окружающей среды? Они могут споткнуться, упасть, пораниться, ушибиться. Если они подойдут слишком близко к огню, боль будет им предупреждением, чтобы они подальше убрали от него руки.

Принимая во внимание особенности человеческого тела, я уверен, что в райском саду существовала боль — она защищала Адама и Еву от действий, которые могли причинить им вред. Еще до того, как в мире появилось зло, у человека была нервная система с ее способностью сигнализировать о боли, и это было частью того создания, о котором Бог сказал, что оно «хорошо весьма».

Душевной боли в мире, в котором не было ни преступлений, ни злых намерений, ни разрушенных отношений, тоже не существовало. После проклятия физическая боль, например родовая, стала сильнее, но даже сейчас, после проклятия, она служит благой цели. Представьте, что человек не чувствовал бы боль в груди при наступлении инфаркта или боль в животе при воспалении аппендикса.

Однако страдание не является врожденной, естественной составляющей человеческой жизни. Страдание — это неотступная боль, которую причиняют друг другу люди, это полное разрушение тела и духа, которое ведет к смерти.

Нам стоит обратить внимание на поразительную способность человеческого организма к самоизлечению. Когда люди получают тяжелую травму, врачи порой говорят: «Нужно подождать, пока восстановится организм». Мы должны поблагодарить Бога за то, что Он дал нашим телам и душам способность к восстановлению и не лишил нас этого блага после того, как на нас пало проклятие.

С помощью боли Бог привлекает к Себе наше внимание и рассеивает иллюзию того, что у нас все хорошо

Клайв Льюис назвал страдания рупором, с помощью которого Бог пробуждает глухой мир. Он писал:

До тех пор пока дурной человек не обнаружит несомненное присутствие зла в своем существовании в форме боли, он погружен в иллюзии. Как только боль откроет ему глаза, он будет знать, что он каким‑то образом противостоит реальной вселенной, — он либо взбунтуется (с возможностью более ясного прозрения и более глубокого раскаяния в будущем), либо попытается исправить положение, что, в конечном счете, может привести его к религии («Боль»).

С нами могут случиться вещи хуже, чем смерть в молодом возрасте от тяжелой болезни. Мы можем жить в богатстве и быть абсолютно здоровыми, но если в назначенный час мы умрем без Христа и попадем в ад или если узнаем о Христе, но к Нему не приблизимся — это будет неизмеримо хуже болезни, которая заставляет нас обращать свои взоры к Богу. Льюис утверждает:

Бог, сотворивший нас, знает, что мы такое и что наше счастье состоит в Нем. Но мы не хотим искать в Нем этого счастья, покуда Он оставляет хоть какую‑то возможность искать его в любом другом месте. До тех пор пока то, что мы именуем «нашей собственной жизнью» остается сносным, мы не хотим предавать себя Ему. Что же тогда остается Богу предпринять в наших интересах, как не сделать «нашу собственную жизнь» менее сносной и отнять у нас возможные источники ложного счастья? <…> Он готов принять нас, несмотря даже на то, что, как мы показали, мы предпочитаем Ему все что угодно и приходим к Нему лишь потому, что уже не ожидаем «ничего лучшего» («Боль»).

Истинные последователи Иисуса Христа иногда не могут увязать благость Бога и свои страдания

Столкнувшись с большим горем, Чарлз Сперджен сказал Богу, Чью любовь и высшую власть он восхвалял: «Я не могу терпеть, что мой ребенок страдает так же сильно, как Ты заставляешь страдать меня. Когда он так сильно страдает, я делаю все, что в моих силах, чтобы ему помочь, но прежде всего обнимаю его, чтобы утешить». Вскоре Сперджен услышал от Бога слова утешения, но звучали они недолго, однако великий проповедник говорил о своей к Нему любви, даже когда не чувствовал Его поддержки.

После того как умерла от рака жена Льюиса Джой, его вера подверглась серьезному испытанию. В книге «Боль утраты. Наблюдения», которая была написана не для публикации и вышла в свет под псевдонимом, Льюис написал эти пронизанные болью слова:

Когда ты счастлив, так счастлив, что не нуждаешься в Нем, ты даже чувствуешь, что обращение к Нему лишь отвлечет тебя, и если все‑таки ты опомнишься и обратишься к Нему с благодарностью, Он, по крайней мере ты так чувствуешь, принимает тебя с распростертыми объятиями. Но попробуй обратиться к Нему, когда ты в отчаянии, когда все надежды напрасны, и что тебя ожидает? Двери захлопывается перед твоим носом и ты слышишь, как дважды поворачивается ключ в замке, гремит засов — и потом тишина. Нечего больше ждать, поворачивайся и отправляйся, откуда пришел. Окна темны. Похоже, что в доме никого нет. И неизвестно, был ли кто там прежде. Когда‑то казалось, да. И прежняя уверенность в том,