Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий - Александр Владимирович Шувалов

«Семья и творчество, а точнее, жена и творчество оказываются несовместимы». (Дружников. 2001, с. 292.)

Мало у кого так резко бросается в глаза вся таинственность и противоречивость природы гениального творчества, как у А.С. Лушкина. Невольно подумаешь: гений от Бога! Убери фамилию, вычеркни знакомые с детства поэтические строки, и останется малопривлекательная для постороннего взгляда личность человека, страдающего мозаичной (смешанной формой) психопатией, в структуре которой сочетались и аффективно-лабильные, и истероидные, и паранойяльные черты. Пушкин сам декларировал, что «Пока не требует поэта / К священной жертве Аполлон……меж детей ничтожных

мира, / Быть может, всех ничтожней он». И всем образом своей жизни стремился соответствовать придуманному им самим постулату. Переоценка собственной личности обычно приводит (и Пушкин здесь не исключение) к подозрительности, ревности, усиливает природную импульсивность. Таким образом, трагическая судьба поэта во многом была обусловлена чертами его личности.

Разумеется, бессмысленно пытаться объяснить гений Пушкина его психическими расстройствами. Однако последние, как видно из приведенных мнений, не остались незаметными в его творчестве, повлияв как на содержание, так и на сам творческий процесс.

ПШИБЫШЕВСКИЙ (Przybyszewski) СТАНИСЛАВ (1868–1927), польский писатель.

«Очень рано он приобрел репутацию гениального поэта с буйным и сатаническим вдохновением. У него пристрастие к будоражащим читателя эффектам, К болезненному эротизму». (Брю-нелъ. 1998, с. 272.)

«Пшибышевский, первоначально изучавший медицину, охотно вводил в свои произведения описания извращенной эротики». (Timm, 1977. с. 40.)

«В школе Пшибышевскогопьянство было заповедью (разумеется, сатаны) и дорогой к славе… Кто видел Пшибышевского в последние годы его жизни, эту жалкую фигуру, словно сошедшую со страниц романов Достоевского, трясущегося пьянчугу, слезливого, лезущего с признаниями, с поцелуями, бормочущего слова без связи…тот мог видеть яркую картину распада таланта, покатившегося по неверному пути». (Парандовский. 1990, с. 125.)

На первой стадии алкоголизма у одаренного человека опьянение может поддерживать или даже вызывать «буйное и сатаническое вдохновение». Но за первой стадией следуют вторая и третья, которые сопровождаются синдромом абстиненции («трясущийся пьянчуга»), эмоциональным слабодушием («слезливого… с поцелуями») и снижением интеллекта («слова без связи»). О какой-либо реализации существующего литературного таланта на этих стадиях говорить уже спорно.

ПЯСТ (псевд.; наст. фам. — Пестовский) ВЛАДИМИР АЛЕКСЕЕВИЧ (1886–1940), русский советский поэт и переводчик.

«Младенцем я был хил, болезненно способен… / В чужих краях меня загрызла до психоза / Тоска по родине. — Все «умственно» и проза… / От бодрствованья сон не мог я отличить, / И чувство времени исчезло в дни безумья; / Но путеводная не обрывалась нить, / Я видел все вокруг, и помню каждый шум я. / Я даже понимал, что следует лечить / Меня… / Недели долгие я пребывал в аду, / Среди кошмарных грез, пророческих видений; / И много нового запомнилось в бреду, / Где взор смотрел насквозь обычных ограждений». (Пяст Вл. «Поэма в нонах», 1911)

«…В том же Мюнхене с ним происходит психический срыв, ставший началом болезни, мрачно окрасившей всю его жизнь. Из психиатрической клиники Пяст пишет 11 июля 1906 года письмо Ремизову, где перечисляет “результаты” постигшей его “нервной инфлуэнцы”… Болезнь будет не раз возвращаться к Пясту, будут попытки самоубийства, его будут доставлять в клинику с проломленным черепом, его станет избегать иногда даже Блок, на долю его выпадет глубокое душевное страдание… При этом Пяст, говоря прямо, был нищим трагическим чудаком…» (Тименчик, 1997, с. 9—10, 19.)

«Пяст— лицо, заросшее щетиной, заржавевшее; стиснутые брови и губы; каталептически остановившийся глаз». (Анненков, 1991, т. 2, с. 19.)

«Главным несчастием его жизни были припадки душевной болезни, время от времени заставлявшей помещать его в лечебницу». (Ходасевич, 1991а, с. 418–419.)

«Пяст был, что называется, “тяжелым” человеком, время от времени впадал в психическое расстройство и кончил самоубийством». (Орлов, 1980, с. 536.)

В данном случае можно думать о типичном начале (в возрасте двадцати лет) и типичном течении рекуррентной (периодической) шизофрении. Эта форма заболевания характеризуется наличием ремиссий достаточно высокого качества, которые и позволяли поэту плодотворно заниматься творческой работой. По своим проявлениям периодическая шизофрения очень близка к аффективным психозам, и мы видим, что приступы заболевания у В.А. Пяста протекали с выраженным депрессивным синдромом, сопровождаясь суицидальными попытками. Одна из них и привела к гийели поэта.

Р

РАВЕЛЬ (Ravel) МОРИС (1875–1937), французский композитор.

«Замкнутость сковывает в Равеле всякое внешнее проявление чувств, удерживает его о душевных излияний; она и защищает его внутренний мир от грубых посягательств, но часто и отдаляет композитора от искреннего сочувствия близких, обрекая в минуты тяжелых испытаний на мучительное одиночество. Даже в юности Равель позволял заглянуть в тайники своей души, уловить суть своего характера лишь немногим друзьям. В общении с большинством, из чувства самосохранения, он представал закованным в неуязвимую броню бесстрастного ирониста, опасного своей тонкой наблюдательностью. Сдержанность, боязнь аффектации в чувствах своеобразно выражаются и в его музыке, в том затаенном, скрытом, но глубоком лиризме, постичь и выявить который доступно не каждому… Атмосфера непонимания и кривотолков, отравляла существование Равеля. Точила также мысль о материальной необеспеченности… Все пережитое в эти годы нй проходило даром — Равель впадает в состояние тяжелой душевной подавленности, отражающейся на его здоровье и трудоспособности. Обеспокоенные друзья увозят его летом 1905 года в путешествие… Равелю, демобилизованному по болезни еще до конца войны, уже не удастся полностью восстановить ни свои физические силы, пи душевное равновесие… Мрачное душевное состояние почти никогда не дает знать в его произведениях; и все же нас невольно поражает глубокий трагизм “Виселицы”… или роковой срыв, которым завершается неистовый вихрь “Вальса”. И ничем, кроме непреодолимой внутренней потребности, нельзя объяснить безысходное отчаяние, звучащее в Концерте для левой руки… Он творил медленно, терпеливо вынашивая свои произведения. Для этого ему не нужно было сидеть взаперти в своем кабинете; он