Толкин русскими глазами - Марк Хукер

Версия предложения с долгом у Немировой построена по тому же принципу: ее Сэм "должен спасти Фродо" (Н ВК.169). Несмотря на то, что наметанный взгляд лингвиста сразу же выделит корень долг в ее формулировке, общеупотребительное значение слова должен с долгом не ассоциируется. Возникает ощущение обязанности, но оно не имеет отношения к понятию чести, чем собственно и является долг. В ее формулировке также отсутствует указание Толкина на характер отношений между Фродо и Сэмом как между хозяином и слугой. Ее Сэм "должен спасти Фродо", а долг Сэма у Толкина спасти своего хозяина. В переводе Немировой пары дело/долг преданное служение Сэма хозяину отсутствует, в результате чего ослабляется характер Сэма.

Заключительная часть фразы, однако, Немировой удалась. Ее Сэм должен спасти Фродо "хотя бы и ценой собственной жизни". Кроме того, она сделала очень изящную добавку в духе Толкина. Рассказчик Толкина объясняет, что у Сэма не было времени на раздумья. Он должен был действовать немедленно, потому, что "каждая минута на счету". Рассказчик у Немировой говорит, что "каждая минута на вес мифрила". Это хорошая находка, но она не компенсирует неудачи остальной части эпизода.

К&К аналогично, хотя и менее в духе Толкина, формулируют то, как Сэм спешит, принимая решение. Их рассказчик говорит: "Время было на вес золота" (К&К ВК.231). Для рассказчика Толкина крайне нехарактерно сказать так, учитывая взгляды самого Толкина на золото как корень всего зла в истории с драконом в «Хоббите» (см. главу "Хоббит"). Формулировка монолога Сэма у Г&Г еще слабее, чем у ВАМ и Немировой. В ней даже не подразумевается обязанность. Их Сэм думает: "Но уж пусть я сначала поднимусь на самый верх" (Г&Г ВК.190, Г&Г2002.919). Мотивация поступка Сэма полностью устраняется. Сэм Толкина поднимается вверх по лестнице потому, что таково его дело (долг). Без подобного объяснения мотива его поступка, Сэм у Г&Г выглядит скорее авантюристом, чем преданным слугой. В придачу, Г&Г искажают и, соответственно, философски видоизменяют вторую часть примерно так же, как и К&К. Их Сэм говорит: "а там — будь что будет!" (Г&Г ВК.190, Г&Г2002.919).

Перевод Г&Г пары дело/долг в речи рассказчика, по существу, не отличается от вариантов у ВАМ и Немировой, по из-за замены хозяина на друга у Г&Г выглядит еще хуже. У них Сэм говорит: "Надо спасти друга" (Г&Г ВК.180, Г&Г2002.919). Несмотря на то, что желание спасти друга — само по себе достаточно сильная мотивация, которая, несомненно, стоит за решением Сэма, — это только часть причины, подразумеваемой Толкином. Сэм Толкина выполнял свой долг. Долг может быть и по отношению к друзьям, но далеко не в каждом случае.

Рассказчик у Г&Г несомненно повторяет Бобырь, которая первой написала, что Сэм должен был "спасти своего друга".

А то, что он должен сделать, Сэм знал совершенно твердо: спасти своего друга или погибнуть, спасая (В.371; У IV.712).

В версии Бобырь монолог Сэма был весьма сильно переделан, но все же узнаваем по сохранившимся деталям сюжетной линии. Ее Сэм видит, что орки боятся его и его Жала, и думает про себя, что события принимают лучший оборот, чем он надеялся. Ему кажется, что Шаграт и Горбаг со своими собратьями сделали за него всю работу. За исключением одной "испуганной крысы, чей писк он услышал, в башне, похоже, нет ни одной живой души. Увиденное поражает его как удар обухом по голове. Тот крик, должно быть, исходил от Фродо. Поднимаясь вверх по лестнице, Сэм у Бобырь зовет:

Фродо! Фродо! Друг мой! — вскричал Сэм, почти рыдая. — Если вас убили, что мне делать? Ну вот, я пришел, наконец. Я иду прямо наверх, а там увидим! (Б.378; У IV.719).

Такая версия устраняет не только дело Сэма, но также и само решение которое он должен принять. Бобырь целиком меняет образ Сэма из преданного слуги он превращается в верного друга, и отнимает у читателя напряженный момент выбора. Столь же вольно и легко обыгрывает она и "а уж потом будь что будет".

Г&Г не единственные, кто наделяют Сэма чертами авантюриста. М&К также проигнорировали ссылки на дело и долг Сэма. Рассказчик у М&К говорит: "А что ему делать, это он [Сэм] понимал" (М&К ВГ.193), устраняя долг Сэма и заменяя его холодным резоном. Дело Сэма также было удалено из второй половины пары дело/долг:

— Опять небось маху дал, — вздохнул он. — Но будь что будет, сперва доберусь до этой каморки на верхотуре (М&К ВГ.203).

Несмотря на изменение философского смысла дела, версия М&К — это мастерская стилизация простонародной манеры речи Сэма. Она содержит три оборота, которые встречаются в разговорной речи: маху дать, каморка и верхотура. Они добавляют тонкий дополнительный пласт в характере Сэма, который большинство других переводчиков не учли. М&К также используют правильную идиому для перевода фразы "а уж потом будь что будет".

В своей версии монолога Сэма о его деле Волковский склоняется в сторону М&К, копируя их вольную формулировку фразы: "Опять, небось, маху дал". В заключительном предложении, однако, он присоединяется к К&К и Г&Г, располагая наречие там в столь же двусмысленной позиции, что обуславливает искажение философского смысла фразы "а уж потом будь что будет".

"Опять, небось, маху дал, — думал он на бегу. — Ну да ладно, доберусь до верхушки, а там будь что будет" (В ВГ.308).

В переводе той части пары дело/долг, которая вложена в уста рассказчика, Волковский также отказывается от долга, используя тот же самый подход, что и у ВАМ. У Волковского рассказчик говорит: "А вызволять хозяина надо" (В ВГ.289).

В третьей главе четвертой книги "Черные ворота закрыты", когда надежде Сэма приходит конец, рассказчик Толкина вновь подтверждает, что дело Сэма основано на чувстве долга, и на основании этого Сэм решает продолжать путь. "[Сэм] всю дорогу оставался со своим хозяином, собственно ради этого он и отправился в путь, так что не покинет его и дальше. Хозяин его в Мордор один не пойдет" (Т.310). Толкин дважды повторяет слово хозяин на протяжении фразы из 21 слова, таким образом, подчеркивая отношения хозяина и слуги. Но не все переводчики сумели воспроизвести повторы Толкина или даже чувство долга в деле Сэма.

В своем пересказе Яхнин и не пытается передать эту философскую фразу. He удивительно также, что и Бобырь в своем сокращенном переводе выбрасывает за борт как чувство долга Сэма, так и указания на характер отношений между Фродо и Сэмом. Все, что оставлено, — это общий смысл решения Сэма не позволить Фродо идти в Мордор одному.

Фродо хочет уйти в Мордор; но Сэм отнюдь не собирался отпустить его туда одного (Б.187; У III.544).

Бобырь оценила решение Сэма идти с Фродо как ключевой элемент в повествовании, но пропущенная мотивация поступка Сэма упрощает рассказ, делая его менее жизненным.

Этот эпизод — один из многих, где формулировка Г&Г почти дословно повторяет Бобырь. То, что до некоторой степени простительно в сокращенном пересказе, гораздо меньше подходит для полного перевода. В версии Г&Г читаем:

Фродо собирался в Мордор, Сэм отнюдь не собирается отпускать его одного (Г&Гс, Г&Г ДК.225, Г&Г2002.705).

Очень невелика вероятность, что Бобырь и Г&Г независимо друг от друга одинаково сформулировали это предложение. Из семи других переводчиков ни один не использовал слово отнюдь в этом эпизоде. И оригинал к этому тоже не располагает.

Волковский повествует о решении Сэма идти вместе с Фродо в возвышенном стиле, подробно останавливаясь на важности для Сэма надежды — вернее, на ее нехватке — в их приключении. Рассказчик Волковского неплохо начинает, но продолжает развивать тему после того, как Толкин поставил точку. У Толкина рассказчик говорит: "В конце концов, с самого начала пути [Сэм] ни на что не надеялся. Но, будучи неунывающим хоббитом, он и не нуждался в надежде, до тех пор, пока можно было не предаваться отчаянью" (Т.310). Перевод этого предложения у Волковского вполне приемлем, но его рассказчик не останавливается, а добавляет: "вплоть до последнего момента [Сэм] надеялся невесть на что — то ли на чудо, то ли просто на авось" (В ДТ.377).

Тип удачи, на которую надеется рассказчик Волковского, отразился и в русском менталитете, воплотившись в авоську — маленькую, растягивающуюся хозяйственную сетку, сплетенную так, чтобы ее удобно было носить в кармане. Советские лавки и магазины не снабжали покупателей пакетами для покупок. Покупатели вынуждены были приносить свои собственные сумки. При этом из-за неспособности плановой экономики удовлетворять потребительский спрос, в магазинах и давках далеко не всегда можно было найти нужные товары, и людям приходилось, отправляясь по другим делам, всегда иметь при себе авоську авось повезет, и случайно наткнешься на «дефицит», выброшенный в продажу.

Превосходным примером этому может служить фильм "Москва на Гудзоне" с Робином Уильямсом113. Персонаж Уильямса видит длинную очередь, и тут же, еще не зная, за чем она, встает в нее, поскольку, пока дефицит есть, его надо брать. Очередь стоит за ботинками. Когда он подходит к прилавку, то просит две пары, но продавец отвечает, что отпускают только по одной паре в руки. Кроме того, выясняется, что его размер закончился, но герой все равно покупает положенную ему пару. Дефицитный товар всегда можно было выгодно продать или обменять на что-то другое, столь же дефицитное. Авоська и привычка сначала занимать очередь, а уж потом выяснять, за чем она, были неотъемлемой частью советского образа жизни.