Флибустьер времени. «Сарынь на кичку!» - Анатолий Спесивцев

– Когда, когда… когда догоним, тогда догоним. Откуда я знаю, насколько их хватит так грести. Знают, сволочи, что от лютой смерти убегают.

– Так что, можем не догнать?

– Догоним, никуда они не денутся. Но когда точно, не скажу.

Настигли беглецов только к утру, ввиду крымских берегов. Озверевшие от произошедшего (гибели товарищей, попытки лишить их части добычи, своего прерванного сна…) казаки быстро навели на взбунтовавшейся галере порядок. Порядок, не предусматривавший наличия там восставших. Их кого зарубили, кого просто сбросили в воду. Кто-то кричал, что он христианин и не участвовал в бунте, но, после короткой заминки, и его вышвырнули в море. Иван заявил: «Раз не помогал нашим ребятам, значит, бунтовал. А посягнувшие на жизнь наших товарищей должны быть наказаны». Серьёзного сопротивления бунтовщики оказать не смогли. В отличие от своих врагов, турки и примкнувшие к ним каторжники плавать не умели. Только один из сброшенных попытался доплыть до крымского берега. Его немедленно отправил на дно кто-то с корабля Васюринского точным выстрелом из ружья. Казаки ночью стреляли несравненно более метко, чем большинство европейских солдат днём.

Аркадию также довелось поучаствовать в возвращении каторги под флаг Вольной Руси. Ещё со своего корабля он застрелил из ружья что-то истерично кричавшего бородатого здоровяка в живописных и наверняка вонючих лохмотьях. Свинцовая пуля, которую, по современным понятиям, впору было называть ядрышком, не только пробила его насквозь, но и сбила на палубу, где бедолага и скончался. Судя по агонии – мучительно.

В первые ряды абордажников попаданец не рвался, но пришлось ему поработать и саблей, длинной и тяжёлой карабелью, взятой им на корабль по настойчивым советам Ивана. Качки в это утро совсем не было, поэтому на почти очищенный от врагов корабль Аркадий ступил с пистолем в левой руке и саблей в правой. Грешным делом строя из себя крутого пирата. Поэтому, когда на него выскочил из-за какого-то ящика смуглый малорослый тип с ножом в руке, попаданец инстинктивно сделал отработанный на уроках фехтования выпад, а не выстрелил из пистоля.

Бог только знает, насколько хорошо владел турок ножом, но против длинной сабли его возможное мастерство оказалось бессильным. Он буквально нанизался на клинок животом, но не умер картинно, как герои фильмов, а продолжил движение к Аркадию. Тот, глядя в выпученные глаза врага, вроде бы не замечающего, что проткнут насквозь, честно говоря, немного струхнул.

«Да он же, прежде чем сдохнуть, меня зарезать успеет!»

Попаданец вытянул левую руку вперёд и нажал на курок пистоля.

«Если уж от выстрела в упор голова упорного врага, может, и не разлетится на куски, но от страшной раны сознание он потеряет».

Однако пистоль лишь громко щёлкнул. Будто не ощущая боли, с лицом, перекошенным от ненависти, турок сам продвинулся вперёд, насаживаясь на клинок всё глубже. Немного запаниковав, Аркадий (прокляв долбаные кремнёвые замки все скопом) не стал взводить курок ещё раз, а, вспомнив молодость, от души пнул врага носком сапога в самое уязвимое для мужчины место.

Не замечавший рану в проткнутом насквозь саблей животе, на удар по своему мужскому достоянию турок отреагировал традиционно. Резко согнулся и упал на палубу, на лету сворачиваясь калачиком. При этом он вырвал саблю из руки Аркадия. Попаданец и не пытался её удержать. Сделал шаг назад и выхватил «ТТ». Но добивать врага выстрелом не стал. Тот, судя по выроненному из руки ножу, потерял сознание и опасности больше не представлял. Аркадий вытер пот со лба – вспотел он от переживаний мгновенно и весь, – отбросил подальше ногой нож. Сунул «ТТ» обратно в кобуру, затем то же сделал с пистолем, стараясь не показать окружающим, что у него от пережитого дрожат руки, выдернул из умиравшего свою саблю, вытер её клинок о его грязные, протёртые на заднице, невероятно вонючие даже на неотмытой каторге чёрные шаровары и спрятал клинок в ножны.

Тут же он почувствовал за спиной дыхание своих джур, приставленных к нему, прежде всего для его охраны. Аркадий не сомневался, что они, не задумываясь, прикрыли бы от врага своей грудью, но… с пониманием профессии телохранителя у них были бо-о-ольшие проблемы.

Он сложил предательски подрагивающие конечности на груди и прошёл на нос захваченного судна, очищенный уже и от тел восставших. Сзади послышалось хеканье одного из джур, кряжистого, ростом ниже его самого на голову, но не уступавшего ему силой, Богдана Коваля. Вслед за хеканьем послышался всплеск, видимо парень выбросил тело раненного попаданцем турка за борт. Всматриваясь в недалёкий крымский берег, Аркадий захандрил.

«И где, спрашивается, радость битвы, хваленная столькими поэтами? Ох, чую я, не нюхали эти штафирки пороха в натуре. Хотя нет, кто-кто, а Денис Давыдов битв-сражений навидался по самое не могу. При жизни для всей Европы легендой был, а битвы воспевал. Да вон, Иван, тоже от резни шалеет, кайф ловит. Наверно, это мне такое не суждено. И, честно говоря, не лез бы, а приходится. И хрена мне не изменить, если казаки меня трусом считать будут. Придётся и дальше слушать гром битв изнутри, чтоб им… А джур таки правильной охране моей персоны обучить надо. Чую, пригодится».

До Азова две галеры с недостаточными экипажами и некомплектом вёсел добрались позже основной эскадры. Всю дорогу пришлось грести против ветра, слава богу не слишком сильного. Появились кровавые мозоли от гребли и у попаданца.

Уже подходя к Дону, маленький караван из двух каторг встретил тот самый, построенный по советам Аркадия тримаран. Вымотанные тяжёлым путём казаки увидели шедший навстречу парусник. Опознав его, обратили внимание, что он приближается с большой скоростью. Иван, и сам сильно уставший, разрешил сделать короткий перерыв, большинство казаков, бросив вёсла, столпилось на верхней палубе, любуясь стремительным маленьким корабликом. Опытные пираты, немало поплававшие, быстро обратили внимание, что ветер-то для корабля не очень-то и попутный, а идёт он только под парусом и с хорошей скоростью.

– Ты гляди, мачта какая высокая! И как он не перевернётся, маленький такой, при здоровенных-то парусах? – удивлялся кто-то на носу.

– Да он из трёх лодок сразу склёпан! Получается, в ширину поболе двух стругов, а то и с галеру. Вот и не переворачивается.

– Дык чего же его вширь не раздвинули, чтоб заместь трёх одна лодка была? В неё же много более всего влезло бы, супротив этого.

– Дярёвня ты лапотная! При галерной ширине ему бы никакие паруса быстро плыть не дали возможности. Лохань с парусами быстро не поплывёт.

– А скорость-то, скорость! Как бы не вёрст двадцать в час идёт! Это-то при боковом ветру. А при попутном-то страшно подумать, как он плавает… небось у робят головы кружатся.