Комментарии к жизни. Книга первая - Джидду Кришнамурти

«Почему мысли так навязчивы? Они кажутся такими беспокойными, такими чересчур настойчивыми. Делайте, что хотите, а они всегда будут активными, подобно тем обезьянам, а сама их деятельность будет истощать. Вы не можете убежать от мысли, она неуклонно преследует вас. Вы пробуете подавить ее, но несколько секунд спустя она снова выскакивает. Она никогда не успокаивается, никогда не отдыхает. Она всегда преследует что-то, всегда анализирует, всегда терзает себя. Во сне или наяву мысль находится в постоянной суете, и, кажется, она не знает никакого покоя, никакого отдыха». Она может думать о покое и пытаться быть спокойной, принуждая себя успокоиться. Но может ли сама по себе мысль быть спокойной? Разве мысль по своей природе не беспокойна? Разве мысль — это не постоянный отклик на постоянно бросаемый вызов? Вызовы никогда не прекратятся, потому что каждое движение жизни — это вызов. И если нет никакого осознания вызова, то наступает упадок, смерть. Вызов и отклик — это и есть путь жизни. Ответ может быть соответствующим или несоответствующим, и именно такое несоответствие отклика брошенному вызову провоцирует неугомонность мысли. Вызов требует действия, а не болтовни. Болтовня — это мысль. Слово, символ задерживают действие, а идея — это слово, как и память — тоже слово. Памяти нет без символа, без слова. Память — это слово, мысль, а может ли мысль быть истинным откликом на вызов? Разве вызов — это идея? Вызов является всегда новым, свежим, а может ли мысль или идея когда-либо быть новыми? Когда мысль встречает вызов, который является вечно новым, разве ее отклик не есть результат старого, прошлого?

Когда старое встречается с новым, встреча является неизбежно незаконченной. И этой незаконченностью является мысль с ее беспокойным поиском законченности. Может ли мысль, идея быть когда-либо завершенной? Мысль и идея являются ответом памяти, а память вечно незакончена. Опыт — это отклик на брошенный вызов. Этот отклик обусловлен прошлым, памятью. Такой отклик только усиливает условность. Опыт не освобождает, он усиливает веру, память, и именно эта память отвечает на вызов. Так что опыт условен.

«Но где место мысли?»

Вы имеете в виду, какое место занимает мысль в действии? Имеет ли какую-либо функции в действии идея? Идея становится фактором в действии, чтобы изменять его, управлять им, формировать его, но идея — это не действие. Идея и вера являются гарантией против действия. Они занимают место контролера, изменяя и видоизменяя действие. Идея — это образец для действия.

«А может быть действие без образца?»

Нет, если стремитесь к результату. Действие по отношению к предопределенной цели — это не действие вообще, а соответствие вере, идее. Если стремиться к соответствию, то возникает мысль, идея. Функция мысли — создать образец для так называемого действия, и таким образом уничтожить действие. Большинство из нас заинтересовано в уничтожении действия, а помогают уничтожать его идея, вера, догма. Действие подразумевает открытость, чувственность по отношению к неизвестному, а мысль, вера, которые являются известным, это эффективный барьер для неизвестного. Мысль никогда не сможет проникнуть в неизвестное. Она должна остановиться для того, чтобы возникло неизвестное. Действие неизвестного — вне предела досягаемости действия мысли, и мысль, осознавая это сознательно или подсознательно, цепляется за известное. Известное всегда отвечает неизвестному, вызову. И из-за этого несоответствия отклику возникает противоречие, замешательство и страдание. Только, когда известное, идея останавливаются, может возникнуть действие неизвестного, которое является неизмеримым.

Чувство собственности

Он привел с собой свою жену, так как сказал, что это их общая проблема. У нее были яркие глаза, и она была маленькой, бодрой и довольно-таки встревоженной. Это были простые, дружелюбные люди. Он хорошо говорил по-английски, а она только могла попытаться понять и задавать простые вопросы. Когда это становилось немного сложным, она поворачивалась к своему мужу, и он объяснялся с ней на их собственном языке. Он сказал, что они были женаты в течение более двадцати пяти лет и имели несколько детей, и что их проблемой не были дети, а борьба между собой. Он объяснил, что у него была работа, приносящая ему скромный доход, и продолжил, рассказывая, как трудно жить спокойно в этом мире, особенно когда вы женаты. Он не жалуется, добавил он, но это было именно так. Он делал все, что должен был делать настоящий муж, по крайней мере, он надеялся, что это так, но не всегда это было легко.

Им было трудно начать с главного, и они рассказывали о разных пустяках некоторое время: об образовании их детей, о браках дочерей, о трате денег на церемонии, о недавней смерти в семье и так далее. Они чувствовали себя непринужденно и не торопились, поскольку было приятно поговорить с кем-то, кто будет слушать и кто, возможно, сможет понять.

Кто захочет слушать о неприятностях другого? У нас так много собственных проблем, что мы совершенно не имеем времени на проблемы других. Чтобы заставить другого слушать, вам придется заплатить или деньгами, или молитвой, или верой. Профессионал выслушает, это его работа, но это не принесет никакого длительного облегчения. Мы хотим освободиться от собственного груза свободно, непринужденно, без каких-либо сожалений впоследствии. Очищение путем признания не зависит от того, кто слушает, а от того, кто желает открыть свое сердце. Открыть сердце важно, и оно найдет кого-то, возможно, даже нищего, которому оно сможет излить себя. Разговор с целью углубления в себя никогда не сможет открыть сердце. Он замыкает, зажимает и совершенно бесполезен. Быть открытым — значит слушать не только себя самого, но и каждое влияющее явление, каждое движение внутри вас. Это возможно, а может и нет — сделать что-то ощутимое по поводу того, что вы слышите, но сам факт того, что вы открыты, приводит к естественному взаимодействию. Такое слушание очищает ваше собственное сердце, отмывая его от продуктов ума. Слушать умом — это домысел, в этом случае ни для вас, ни для другого никакого облегчения не будет. Или это просто продолжение боли, что является глупостью.

Неторопливо они добирались-таки до сути.

«Мы пришли, чтобы поговорить о нашей проблеме. Мы ревнуем, я — нет, но она — да. Хотя она раньше не была так открыто ревнива, как теперь, но намек на это был всегда. Я не считаю, что я когда-либо давал ей какую-нибудь причину ревновать, но она находит причину».

Вы думаете, что есть какая-нибудь причина для того, чтобы ревновать? Есть ли причина для ревности? И исчезнет ли ревность, когда причина станет известна? Разве вы не заметили, что, даже когда вы знаете причину, ревность продолжается? Давайте не будем искать причину, а начнем понимать саму ревность. Как вы говорите, можно уцепиться почти за что угодно, чтобы стать завистливым. Зависть — вот что нужно понять, а не то, из-за чего она появляется.

«Ревность была во мне долгое время. Я не очень хорошо знала своего мужа, когда мы поженились, ну вы знаете, как это все происходит. Ревность постепенно появлялась, подобно дыму на кухне».

Ревность — один из способов удержать мужчину или женщину, не так ли? Чем больше мы ревнуем, тем больше чувство обладания. Обладание чем-то делает нас счастливыми. Назвать что-то, даже собаку, исключительно нашей собственностью означает почувствовать себя приятно и комфортно. Быть единственными в нашем обладании придает нам гарантию и уверенность в нас самих. Иметь что-либо значит для нас быть важным. Именно за эту важность мы цепляемся. Мысль о том, что мы владеем не карандашом или домом, а человеком, заставляет нас чувствовать себя еще более сильными и удивительно удовлетворенными. Зависть возникает не из-за кого-то другого, а из-за ценности, важности нас самих.

«Но я не важна, я никто, мой муж — это все, что у меня есть. Даже мои дети не в счет».

У всех у нас есть только одно, за что мы цепляемся, хотя оно принимает различные формы. Вы цепляетесь за вашего мужа, другие за своих детей, а третьи за какую-нибудь веру. Но намерение то же самое. Без объекта, за которым мы цепляемся, мы чувствуем себя так безнадежно потерянными, не так ли? Мы боимся почувствовать себя в полном одиночестве. Этот страх и есть ревность, ненависть, боль. Между завистью и ненавистью нет большого различия.

«Но мы любим друг друга».

Тогда, как вы можете ревновать? Мы не любим, и это неприятная часть во всем этом. Вы используете вашего мужа, как и он использует вас, чтобы быть счастливыми, иметь сотоварища, не чувствовать себя одиноко. Вы можете не обладать многим, но, по крайней мере, у вас есть кто— то, с кем можно быть. Эту взаимную потребность и использование мы называем любовь.

«Но это ужасно».

Это не ужасно, только мы никогда не присматриваемся к этому. Мы называем это ужасным, даем этому название и быстро отворачиваемся, что вы и делаете.