Кто оставил «варяжский след» в истории Руси? Разгадки вековых тайн - Николай Крюков

«Около этого времени, – пишет Прокопий Кесарийский, – распространилась моровая язва, из-за которой чуть было не погибла вся жизнь человеческая… Причину же этого бедствия невозможно ни выразить в словах, ни постигнуть умом, разве что отнести все это к воле Божьей. Ибо болезнь разразилась не в какой-то одной части земли, не среди каких-то отдельных людей, не в одно какое-то время года, на основании чего можно было бы найти подходящее объяснение ее причины, но она охватила всю землю, задела жизнь всех людей, притом что они резко отличались друг от друга; она не щадила ни пола, ни возраста… Одних она поразила летом, других зимой, третьих в иное время года»93. «Началась она у египтян, – пишет далее Прокопий Кесарийский, – что живут в Пелусии. Зародившись там, она распространилась в двух направлениях, с одной стороны на Александрию и остальные области Египта, с другой стороны – на соседних с Египтом жителей Палестины, а затем она охватила всю землю, продвигаясь всегда в определенном направлении и в надлежащие сроки. Казалось, она распространялась по точно установленным законам и в каждом месте держалась назначенное время. Свою пагубную силу она ни на ком не проявляла мимоходом, но распространялась повсюду до самых крайних пределов обитаемой земли, как будто боясь, как бы от нее не укрылся какой-нибудь дальний уголок. Ни острова, ни пещеры, ни горной вершины, если там обитали люди, она не оставила в покое. Если она и пропускала какую-либо страну, не коснувшись ее жителей или коснувшись их слегка, с течением времени она вновь возвращалась туда; тех жителей, которых она прежде жестоко поразила, она больше не трогала, однако уходила из этой страны не раньше, чем отдаст точную и определенную дань смерти, погубив столько, сколько она погубила в предшествующее время в соседних землях. Начинаясь всегда в приморских землях, эта болезнь проникала затем в самое сердце материка. На второй год после появления этой болезни она в середине весны дошла до Византия, где в ту пору мне довелось жить»94.

В Византии чума свирепствовала в течение четырех месяцев. Сначала никто ей не придал особого значения: число умерших не превышало обычного. Но в скором времени количество необъяснимых смертей резко увеличилось. Началась паника. Людям стало казаться, что город преследуют демоны. К кому они постучатся, того обязательно ждет смерть. Умерших хоронили по 5 тысяч, а потом по 10 тысяч и уже ежедневно. Трупы лежали на улицах, в домах, во дворцах. «Когда все прежде существовавшие могилы и гробницы оказались заполнены трупами, а могильщики, которые копали вокруг города во всех местах подряд и, как могли, хоронили там умерших, сами перемерли, то, не имея больше сил делать могилы для такого числа умирающих, хоронившие стали подниматься на башни городских стен, расположенных в Сиках. Подняв крыши башен, они в беспорядке бросали туда трупы, наваливая их как попало, и, наполнив башни, можно сказать, доверху этими мертвецами, вновь покрывали их крышами. Из-за этого по городу распространилось зловоние, еще сильнее заставившее страдать жителей, особенно если начинал дуть ветер; несший отсюда этот запах в город»95.

В это время были забыты все похоронные обряды и традиции: хоронили в одной могиле и богатых, и бедных, и рабов. Жители побережья покойников грузили на барки и отправляли подальше в море. Кто-то бежал из города, другие сидели по домам, боясь показаться на улице. Прекратилась всякая торговля. Все, кто зарабатывал своими руками, забросили свое ремесло. Начался голод. Страх перед чумой страшнее голода, но и от голода стали умирать.

Сообщения других современников повествуют о страшных болезнях не так откровенно, даже мимоходом. Возможно, это связано с пониманием самого исторического процесса, в котором главную роль играет монарх и все, что вокруг него происходит. Историческая хроника составлялась по аналогии с принципами жизнеописания святых отцов церкви. Возможно, упоминание о чуме вызывало животный страх. Но кое-какие сведения об эмоциональном всплеске во время эпидемии до нас все-таки доходят, может быть, не всегда точные хронологически, но всегда верные по сути.

Так, Григорий Турский под 525 г. сообщает, что, в то время как другие области истребляла чума, она не дошла до города Клермона. Но в 555 г. «…жители Клермона заперлись в стенах города и, изнуренные различными болезнями, в большом количестве умирали»96. Смертность во всей области была такая, что «невозможно сосчитать, какое множество людей там погибло». «И сама смерть была внезапной. А именно: когда появлялась рана наподобие змеи в паху или под мышкой, человек так отравлялся ядом, что он испускал дух на второй или третий день. Сила яда лишала человека сознания». Многие люди бежали от чумы в другие местности. Бежал и епископ Каутин. Он вернулся только тогда, когда казалось, что чума отступила. Но болезнь его все равно настигла, и он умер. Умерли его брат и пресвитер Катон. Он до последнего дня не покидал своего места и служил панихиды. В 671 г. чума, далее сообщает Григорий Турский, сильно обезлюдила города Лион, Бурж, Шалон и Дижон.

В те годы заболел король Хильперик со своими двумя сыновьями. Младший еще не был крещен. Королева Фредегонда, с мольбой обращаясь к королю, просит крестить сына и сжечь все налоговые книги. Прощение должно избавить детей от мук. Тогда король предает все налоговые книги огню и запрещает на будущее составлять налоговые списки. Позднее король Хильдеберт в 589 г. решает провести податную перепись населения, «чтобы взимать подати, какие платили во времена его отца». Но выясняется, что платить-то особо и некому: многие умерли и потому бедных и немощных людей от налогов освободили.

Под 588 г. Григорий Турский рассказывает, как эпидемия страшнейшей заразной болезни разразилась в Марселе. Паховую чуму завез в порт Марселя корабль из Испании с обычным товаром. Тотчас в одном доме умерло восемь человек, а потом чума вспыхнула, словно пламя. Вымерли практически все жители города из тех, кто не пожелал его покинуть. Через два месяца те, что рискнули вернуться, тоже умерли.

Павел Диакон сообщает: «…весьма суровый мор опустошил Равенну и местности, лежащие вокруг морского побережья. Также, в следующем (593 г.) году, великий мор произвел опустошения среди обитателей Вероны97. Из его сочинения следует: чума возвращалась в Италию не один раз. Под 680 г.: летом суровый мор пришел в Рим и Тицин. Горожане бежали к горным хребтам. Городские улицы и рынки поросли травой и кустарником.

Чума – не единственная пандемическая болезнь во времена Юстиниана. Все средневековые авторы отмечают начало других массовых эпидемий еще до распространения чумы. Это эпидемия оспы или ее особого вида – черной оспы, от которой умирали в первую очередь дети. Это проказа, малярия, дизентерия, различные штаммы гриппа. Эпидемиологическая ситуация стала улучшаться только вместе с потеплением климата к середине VIII в. По самым оптимистическим прогнозам численность населения Европы в этот период сократилась вдвое.

Нет никаких письменных данных о проникновении Юстиниановой чумы в славянские земли. Но в то же время нельзя утверждать, что чума обошла Скифию стороной. О ее последствиях можно судить по ряду косвенных признаков. Прежде всего синхронное исчезновение племен археологических культур: Черняховской (с территории современной Румынии, Молдовы, Украины), пшеворской (с территории современной Польши), вельбарской (с земель Белоруссии и Прибалтики), дьяковской (с верхней Волги), Городецкой (с Оки и среднего Поволжья), пьяноборской (с нижней и средней Камы). К этому периоду времени относится зарождение новых традиций похоронного обряда. Входит в обычай кремация трупов. Чуму старались выжечь огнем. Сжигали зараженные болезнью жилища и предметы домашнего обихода. Как жалость, так и мародерство означали смерть.

О появлении каких-либо следов пребывания человеческих коллективов на огромной территории от Карпат до Волги по археологическим памятникам мы узнаем только спустя два столетия. По терминологии археологов в V в. здесь закончилась первобытная эпоха неолита. И только в конце VII – начале VIII в. появляются цивилизованные племена, которые «подвязываются» к летописной версии о расселении славян на Русской равнине, и откуда ни возьмись финноугорские племена, имеющие, возможно, кровнородственные связи с исчезнувшими в никуда археологическими культурами неолита.

Миграционные потоки Великого переселения народов найдут отражение в русских летописях. По Повести временных лет, в 898 г. «шли угры мимо Киева». Это упоминание о переходе угров (венгров) откуда-то с Камы в Паннонийскую низменность в самой Венгрии получит официальный термин – «обретение родины» и станет неким символом национальной гордости.

В современных изданиях виновниками несчастий, свалившихся на Европу, называют гуннов. Гунны нам преподносятся не иначе как в образе бича божьего. Якобы гуннами пугали людей за их отступление от веры. А само понятие «бич божий» в отношении гуннов вошло во времена Аттилы и сохранялось в народной памяти аж столетия спустя, вплоть до Исидора Севильского, который об этом и написал. Однако о чуме и иных пандемических болезнях Исидор Севильский не упоминал. Он о них мог и не знать или не представлять масштабов случившейся в центральной части Европы трагедии, ибо жил на юге Иберийского полуострова (на юге современной Испании), вдалеке от тех страшных событий.