На семи холмах. Очерки культуры древнего Рима - Юрий Павлович Суздальский

Обучение бойца в греческой или македонской фаланге было несложно и достигалось путем незначительных упражнений. От тяжеловооруженного греческого пехотинца требовалось только уметь двигаться в тяжелых доспехах, уметь владеть копьем, ходить в затылок переднему, держать направление, ни в коем случае не выходить из рядов и не нарушать строя фаланги. Выучить этому можно было любого человека, не страдавшего какими-либо физическими недостатками. Поэтому любой греческий гражданин мог в любое время вступить в ряды гражданского ополчения своего родного города. Для этого он был достаточно обучен.

Страх бойца греческой фаланги преодолевался тем, что задние ряды фаланги, которым не угрожала непосредственная опасность от вражеских копий и мечей, напирали на передние и, мешая им пятиться, заставляли сражаться. В греческой и македонской фаланге сплоченность воинов была непосредственной: они шли в бой плечом к плечу, солдат все время чувствовал рядом с собой товарища.

В римском манипулярном легионе сплоченность начинала существовать только с момента рукопашного столкновения с противником, когда легион превращался в такую же сплошную массу людей, как греческая или македонская фаланга. В самый ответственный момент подхода к врагу, когда боец особенно нуждается в знании того, что его поддерживают товарищи, когда в фаланге задние ряды толкают вперед передовых бойцов, именно в этот решающий момент римский манипулярный легион был разделен, разорван на отдельные линии и манипулы. В самый решительный момент в манипулярном легионе непосредственная близость, сплоченность отсутствовала. Это отсутствие сплоченности необходимо было чем-то заменить. Что же заменяло римлянам то чувство «локтя», которое вело вперед греческого гоплита?

В римском манипулярном легионе чувство непосредственной сплоченности заменялось чувством внутреннего единства. Боец каждого переднего манипула, каждой центурии был твердо уверен, что, как только его часть столкнется с противником, задние манипулы и центурии не побегут, не бросят его одного, но поспешат вперед, заполнят промежутки между линиями и манипулами, сольют легион в единое непосредственно сплоченное целое. Без этой уверенности невозможно было наступление манипулярного легиона, невозможно было бы само его существование.

Обучение бойцов римского манипулярного легиона прежде всего заключалось в том, чтобы выучить их по приказу центурионов идти вперед, заполнять разрывы в боевой линии, в момент столкновения передних рядов спешить слиться с ними, создать с ними общую сплошную массу, толкать их вперед на врага. Выполнение таких маневров требовало значительно более сложного обучения каждого бойца, чем это было у греков и македонян.

Появление эшелонов, разделение легиона на когорты и связанное с этим усложнение маневров потребовало более высокой выучки солдата. Не случайно после реформы Мария один из его сподвижников, Рутилий Руф, ввел в римской армии новую систему обучения солдат, напоминавшую обучение гладиаторов в гладиаторских школах. Только хорошо тренированный и обученный солдат мог преодолеть страх и сближаться с врагом, нападать с тыла на огромную массу неприятельского войска, чувствуя рядом с собой не весь легион, как это было прежде, а лишь 500–600 воинов его когорты. Это мог сделать только очень дисциплинированный солдат. Поэтому в римской армии дисциплина должна была быть намного выше, чем в греческом или македонском войске.

Римская дисциплина

«В бою в человеке борются две силы: сознание долга и инстинкт самосохранения. Вмешивается третья сила — дисциплина, и сознание долга берет верх». Так писатель А. Бок в своей книге «Волоколамское шоссе» говорит от лица Баурджана Момыш-Улы о неизбежности страха в бою и о способах его преодоления. «Страх подавляется дисциплиной», — говорит он.

Но сама дисциплина — результат длительной подготовки бойца, долгого обучения. Об этом в той же книге А. Бек говорит устами Баурджана Мамыш-Улы следующее: «Вспомнилось, как меня, вольного казаха, степного коня, не выносящего узды, делали солдатом. Тяжело, невыносимо тяжело дались мне первые месяцы в армии. Мне казалось унизительным подходить к командиру бегом, стоять перед ним смирно, выслушивать повелительное и краткое „Без разговоров! Кругом!“. Внутри все бунтовало: „Почему без разговоров? Что я ему, раб? Что я, не такой же человек, как он?“ И не только внутри. Я бледнел и краснел, дерзил, не покорялся… Постепенно я уразумел абсолютную необходимость беспрекословного повиновения воле командира. На этом зиждется армия. Без этого люди, даже пламенно любящие Родину, не будут побеждать в бою».

Обучение бойца состоит прежде всего в обучении повиновению, в обучении дисциплине. Часто, особенно во время войны, дисциплина поддерживается суровыми мерами. Особенно необходимы бывают эти суровые меры в момент самого боя.

Римская армия славилась дисциплиной. Главное различие между греко-македонскими и римскими войсками было в дисциплине. В древней Греции даже в случае таких тяжелых военных преступлений, как дезертирство, трусость, бегство, полководцы только после окончания похода могли возбудить против виновного судебное преследование в Народном собрании. Даже у спартанцев нередко подчиненные во время боя отказывались выполнять приказы и вступали с полководцем в пререкания. Во время походов Александра Македонского полководец мог подвергнуть провинившегося воина казни только с согласия войска, собранного на сходку.

Совсем иначе обстояло дело у римлян. В военное время римские полководцы имели полную власть над жизнью и смертью своих подчиненных. Малейшее нарушение приказа главнокомандующего каралось смертной казнью. В 340 г. до н. э. во время войны римлян с восставшими против них латинскими союзниками сын римского консула Тита Манлия Торквата во время разведки без приказа главнокомандующего вступил в поединок с начальником неприятельского отряда и победил его. Вернувшись, молодой человек с торжеством рассказал о своей победе. Однако консул перед строем осудил сына на смерть, как нарушившего приказ. Смертный приговор тут же был приведен в исполнение, несмотря на мольбы всего войска пощадить смелого юношу.

Перед римским консулом шли 12 ликторов с пучками розог (в военное время в связки прутьев втыкался топор). Эти символы высшей власти напоминали, что в походе консул властен над жизнью и смертью всех своих подчиненных. Нарушение приказа, дезертирство и трусость карались немедленно. По указанию консула ликторы перед строем воинов секли виновного розгами, а затем отрубали ему голову топором. Если целое подразделение или часть войска обнаружили трусость, солдат выстраивали в шеренгу и казнили каждого десятого. Это называлось «децимацией» (от латинского «децем» — десять).

Эту меру применил Красс к легионам, разбитым армией Спартака, приказав казнить несколько сот солдат.

Если часовой засыпал на посту, его передавали военному суду и забивали камнями и палками. За мелкие проступки существовали наказания: порка, уменьшение жалованья и пайка, перевод на тяжелые работы, понижение в чине (для офицеров), лишение прав римского гражданина.

Для поддержания дисциплины существовали меры поощрения. Такими