Журнал «Вокруг Света» №01 за 1974 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Озеро «не имеет стока» — для азиатского географа XVI века это не подлежит сомнению. А европейские картографы до середины XIX века изображают Иссык-Куль в виде неправильного четырехугольника с обязательно вытекающей из него рекой Чу. Сам Карл Риттер, крупнейший географ XIX столетия, не мог примириться с тем фактом, что из огромного водоема, принимающего сорок четыре притока, не вытекает ни одного ручейка... Впрочем, надо отдать ему справедливость, в своем «Землеведении Азии» он признает, что «о природе озера, кроме богатства его берегов железняком, нам ничего не известно и мы даже не знаем, заселены ли в настоящее время эти берега и какова, собственно, температура его воды, от которой получило оно свое название» (1 Иссык (киргиз.) — горячий, теплый.).
Словом, средневековые арабские и азиатские ученые располагали большим количеством различных сведений по физической географии Средней Азии, по экономике, истории и этнографии населявших ее народов и племен. В современную им Европу эти сведения, как правило, не проникали. А то, что изредка и проникало, за редчайшими исключениями не принималось всерьез.
Библией географов была «География» Птолемея. На протяжении веков в европейских университетах преследовалась всякая попытка отступить «от Птолемея» при описании какой-либо страны, не исключая и тех случаев, когда ученый мог сослаться на свои личные исследования и наблюдения. Не мудрено, что европейцам — если не самим ученым, то широкой публике — Средняя Азия и в XVIII, и даже в XIX столетии все еще представлялась «землей саков, населенной кочевниками, которые не имеют городов, а живут в лесах и пещерах».
Страшная вещь — гипноз авторитета...
Тут я, однако, не мог не вспомнить о великом географе, перевернувшем европейские представления о Тянь-Шане и получившем, как полководец в старину, титул открытой им горной страны.
— Ну разумеется, — блеснул очками Умурзаков, — Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский... Но и до него!.. Существовало, знаете ли, мнение, что до Семенова русская география не знала о Тянь-Шане ничего принципиально важного, заслуживающего внимания с научной точки зрения!
Может быть, это был тот самый случай, когда географы не знали именно того, чего и знать не следовало... Например, русская география «не знала» о вулканическом происхождении Тянь-Шаня, о наличии в этой горной системе действующих вулканов и о том, что Большой Кавказ является продолжением вулканического Тянь-Шаня, а разделяющая их Арало-Каспийская впадина — гигантским кратером потухшего вулкана. Эта ошибочная «теория» была любимым детищем Гумбольдта.
Географам России многие представления географической мысли, оказавшиеся потом ложными, остались неведомы. Может быть, потому, что зачастую они не были профессионалами и занимались научными изысканиями «по пути» — целью их путешествий была дипломатия или торговля. Хотя, конечно, снаряжались и специальные географические экспедиции.
По-настоящему географической была задуманная Петром I экспедиция тобольского картографа сына боярского Семена Ремезова. Мыслящий масштабно, царь задал ученому работу в те времена почти невыполнимую: «написать степи от Тобольска до Казачьи Орды, и до Бухарей Болшей, и до Хивы, и до Еика, и до Астрахани... куды ближе и сколь далеко днями в ход пути сухим и водяным, летом и зимою, и реки числом и величиною, и корм людям и скоту безскуден бы, и переправы проходны б, и каменные горы проходны б, и урочища ведомы, и всему учинить наличной чертеж трех аршин длины, поперечь двух, и на чертеже подписать именно».
Осенью 1696 года Семен Ремезов двинулся в путь. Объезжая указанную территорию, он разыскивал «старожилов, ведомцев, бывальцев, выходцов и полоняников русских и иноземцов: бухар, и татар, и калмыков... выспрашивал меру земли и расстояние пути городов, их сел и волостей, про реки, речки и озера... про горы и лесы, и про всякие урочища, кои в прежних чертежах издавна не написаны...». Был ли картограф на Тянь-Шане, точно пока не установлено, но на созданном им «Чертеже земли всей безводной и малопроходной каменной степи» реки Сырт (Сырдарья) и Талас изображены целиком, от истоков до устья. Работал Ремезов профессионально — «по компасу, церкильным размером», — и через сто шестьдесят лет видный географ XIX века А. Миддендорф писал, что из его трудов можно «почерпать кое-что для улучшения даже новейших карт России».
Русская география стремительно накапливала сведения и к середине XIX века уже испытывала настоятельнейшую потребность в работах комплексного, обобщающего плана. И такие работы не замедлили появиться.
В 1849 году талантливый русский топограф Нифантьев был отправлен в Киргизию для местных исследований в соответствии с желанием трех крупных манапов, обратившихся с просьбой о русском подданстве. Результатом его поездки явилось обширное монографическое обозрение «Сведения о дикокаменных киргизах», содержавшее богатейший фактический материал, изложенный в разделах «Горы», «Климат», «Озера», «Реки», «Леса», «Животные», «Ископаемые». Эта блестящая для того времени работа была уже настоящим научным трудом по физической географии и экономике, обобщившим все данные о Киргизии, накопленные русскими за несколько столетий.
Неудивительно, что к замечательным открытиям Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского, совершившим революцию в представлениях европейских географов о Тянь-Шане, русская география была готова.
Неудивительно и то, что Умурзаков счел себя вправе сделать то торжественное заявление, которым он закончил нашу затянувшуюся дотемна беседу:
— Честь разгадки «киргизского ребуса» принадлежит географам России.
«Разгадка ребуса» висела на стене — крупномасштабная, исчерпывающе подробная карта Киргизской ССР. Уже у выхода я оглянулся на нее и ощутил, как в глубине души явственно шевельнулась журналистская досада — разгадывать здесь было нечего...
— Нечего? — удивился Умурзаков. — Да здесь загадок непочатый край!
— Для кого?
— Да для кого угодно! Для геологов, гляциологов, климатологов, метеорологов, геофизиков, ботаников, ихтиологов...
— И для историков географии?
Умурзаков прищурился... и неожиданно широко улыбнулся.
— Ну так и быть, подкину вам загадочку. С этакой, знаете ли, экзотической изюминкой.
Умурзаков вернулся к столу, вынул из ящика потрепанную рукопись:
— Слушайте... Путешественник седьмого века описывает Иссык-Куль и среди прочих сведений сообщает: «Драконы и рыбы обитают в нем вместе, а иногда из недр его появляются необыкновенные чудовища. Вот почему путешественники возносят небу молитвы о благополучии. Хотя обитатели озера многочисленны, но никто не осмеливается их ловить».
Мне показалось, что он шутит. Драконы — тоже мне загадка! Обыкновенная средневековая мистика.
— Не торопитесь... Вот вам еще одна цитата. Из хроники уже восьмого века. Пишет арабский путешественник Хаким ибн-Бахр, и речь идет опять об Иссык-Куле: «Я видел там различные виды морских животных, каких я не видывал, а также и птиц, каких я не видел ни в одной стране», — он закрыл рукопись и поднял на меня глаза. — Драконы, может быть, и мистика. А что вы скажете насчет морских животных?
...Эта загадка оказалась не единственной. Уходя, я уносил с собой и вторую — о заповеднике, существовавшем на Тянь-Шане полтора тысячелетия назад, в котором жили чуть ли не домашние олени, украшенные колокольчиками.
«Страна эта... с юга ограничена снежными горами, а с трех других сторон — равнинами. Земля обильно орошена, и деревья растут великолепно. В последний месяц весны самые разнообразные цветы блистают на земле, как богатый узор. Тут бесчисленное множество бассейнов живой воды, откуда и произошло название «Тысяча источников». Хан тукиюесцев ежегодно приезжает сюда, спасаясь от летней жары. Здесь множество оленей, украшенных колокольчиками и кольцами; они привыкли к людям и не убегают при виде их. Хан любит их и считает удовольствием смотреть на них. Он издал повеление, угрожающее смертной казнью тем, кто осмелился бы убить хотя одного из этих оленей. Вот почему все эти олени могут спокойно доживать свои дни...»
Место его расположения искали многие ученые — сложным путем топонимических исследований и анализа лаконичных намеков в старинных рукописях.
Северцов и знаменитый Бартольд располагали заповедник к северу от Киргизского хребта. Гумбольдт, Григорьев и Бернштам — к западу от реки Талас. Аристов помещал его в долине Верхнего Таласа, ведя прямую связь между загадочными древними оленями и горной речкой Уюрлу (Марал). Но ни один из этих пунктов не соответствовал описанию.
Существуют любопытные предположения о том, каких драконов могли видеть путешественники на Иссык-Куле, и о каких «морских животных» мог рассказать Хаким ибн-Бахр, и где находился замечательный олений заповедник, и почему его с таким упорством искали многие географы. Только это уже совсем другой разговор, совсем другая история.