Александр I - Александр Николаевич Архангельский

И одновременно екатерининское окружение выполняло роль своеобразной «живой картины», «послания в лицах» русскому двору и обществу в целом. Читайте и разумейте: времена молодых дерзаний позади; не под влиянием негласных выскочек царь отныне принимает решения. Куракин и Лобанов-Ростовский от имени екатерининского века принимали на себя ответственность за Тильзит.

Ответственность – и вину.

Терпеть поражения никто не любит; потерпев же, ищут повинную голову. Получив известие о Тильзите, деятельный петербургский свет (московский, дряхло-патриархальный тем более) будет уязвлен в лучших патриотических чувствах. Пойдут даже слухи о том, что договор специально подписан 27 июня (хотя в действительности подписан он 25-го, а 27-го лишь ратификован), чтобы унизить национальное достоинство русских[112]. 27 июня день и впрямь «викториальный», победительный, славный – в церквах поминается Полтавская битва и совершается молитва о воинах, жизнь свою за Отечество на поле брани положивших. Только не следует преувеличивать осведомленность коварного Наполеона в русских церковных праздниках и церковное невежество Александра. (Хотя первый действительно был коварен, а второй в православии до поры до времени не слишком сведущ…)

«Подписантам» договора готовилась незавидная участь; их предлагали при въезде в столицу пересадить с лошадей на ослов. (По принципу тождества везомого и везущего.) Но Александра при том – ругая – пытались оправдать. Князь Вяземский сочувственно записал будто бы слышанный им разговор двух мужиков: как же мог православный царь встречаться с Антихристом? – Да на реке же! чтобы сперва его окрестить, а затем допустить пред свои светлые очи[113]. Потому и попытка Марии Феодоровны взрастить на Тильзитской почве мощную оппозицию сыну не удалась.

Если что и было упущено из виду, то другое. Главное. Устные договоренности не фиксировались на бумаге, и даже те немногочисленные выгоды, какие Россия сумела для себя отвоевать, могли быть (и впоследствии были) преданы забвению.

При этом в Тильзите царь отнюдь не был опьянен вселенским дурманом; едва ли не впервые он смотрел на вещи трезво и горько. Более того: именно после Тильзита он добровольно понес крест всеобщего недовольства – и, что бы ему ни писала активная матушка[114], что бы о нем ни говорили в гостиных, 2 сентября 1808 года отправился в Эрфурт и тут уж сумел обойти тактические ловушки, Наполеоном расставленные…

Но – вотще!

Прав был Кондратий Селиванов, с которым Александр счел нужным посоветоваться перед отъездом в армию: «Не пришла еще пора твоя… погоди да укрепляйся, час твой придет»[115].

Прав был и брат Авель, предрекавший грозу и победу 1812-го, – но не 1805-го, не 1807-го!

Александр был не прав.

Страшным для него было не поражение как таковое, даже не унизительность условий предстоящего мира; страшным был крах задуманного исторического сюжета, в жертву которому было принесено все: экономика России, жизни сотен тысяч русских солдат, карьера «молодых друзей»[116], здравый смысл. Вопреки осторожным советам окружения, царь в 1805-м сам встал во главе войск, ибо это ему принадлежала идея преображения европейской истории на путях либеральной монархии; это он блистающим всадником должен был явиться на поле брани и повергнуть в прах антихристова посланника. Теперь же приходилось не только склонять голову перед сильным врагом, но и отрекаться от своего собственного метафизического призвания. По крайней мере – на время изменить ему.

Вставной сюжет. ПОИМКА БОНАПАРТА

Алексей Михайлович Пушкин, дальний родственник поэта, в ближайшем будущем – участник Отечественной войны, проезжая через одну из дальних губерний, заметил в комнате смотрителя портрет Наполеона, приклеенный к стене.

– Зачем держишь ты у себя этого мерзавца? – спросил он смотрителя.

– А вот затем, ваше превосходительство, – отвечал смотритель, – что если Бонапартий под чужим именем или с фальшивою подорожною приедет на мою станцию, я тотчас по портрету признаю его, голубчика, схвачу, свяжу, да и представлю начальству.

– А, это другое дело! – обрадованно сказал довольный таким ответом Пушкин.

Источник: Дубровин Н. Русская жизнь в начале XIX века // Русская Старина. 1898. № 12.

А вместе с призванием приходилось отказываться от моральных авансов, полученных под залог грядущего успеха. А вместе с авансами – и от самооправдательных приговоров…

…Что было после – слишком хорошо известно.

Участие с 25 октября 1807-го в континентальной блокаде Англии, окончательно разорившее российскую экономику – и без того ослабленную войной.

Финансовый кризис, падение курса бумажных денег – ассигнаций.

Свидание с Наполеоном в Эрфурте.

Подписание 24 декабря 1809 года франко-русской конвенции о Польше: Польша как самостоятельное государство никогда не должно быть восстановлено, и самое это имя навеки исторгается из политического лексикона.

…И как раз в промежутке между Тильзитом и Эрфур-том на политическом небосклоне России одновременно взошли две новые звезды. К царю приближены были давно ожидавшие своего часа, шаг за шагом подымавшиеся по иерархической лестнице Михаила Сперанский и Алексей Аракчеев; чуть позже будет возвышен Барклай-де-Толли. Первому были поручены проектные работы по внутреннему усовершенствованию Империи, последнему будут поручены работы по возведению вокруг российских границ надежного военного щита. На Аракчеева же просто можно было положиться. Или, еще жестче, еще точнее: Сперанский расширил круг всеобщей ответственности, Аракчеев расширил круг личной власти государя, Барклай встал в точке пересечения этих кругов и не просто обеспечил безопасность царя и его царства от внешней угрозы, но спас Россию от поражения в неизбежно грядущей войне.

Глава 3

Властители и судия

«Будь нашим президентом…»

ГОД 1807.

Январь. 13.

Учрежден Комитет охранения общественной безопасности («Комитет 13 января»). Среди членов – сенатор Макаров, бывший в Тайной экспедиции преемником знаменитого палача Семена Шешковского.

ГОД 1808.

Январь. 13.

Аракчеев назначен военным министром. Введена новая форма, скроенная по французскому образцу; на плечах офицеров появились эполеты.

«Наполеон сидит на плечах у русских офицеров». (Распространенная шутка.)

Февраль. 8.

Начало Финской кампании.

Март. 20.

Манифестом Финляндия навсегда присоединена к России.

Книга Модеста Корфа о графе Сперанском[117], вышедшая в 1861 году в Санкт-Петербурге, открывается тремя портретами героя.

Первый – гравюра, воспроизводящая работу живописца Иванова, – относится к 1806 году и представляет нам нежного юношу с орденом на груди и с книгой в руках.

Второй – литография, сделанная по уменьшенной копии[118] с «коленного» портрета, исполненного славным художником Доу в 1822 году (или в 1823-м). В глаза нам смотрит умудренный государственный деятель, строгий, но вполне справедливый.

Третий портрет выполнен с акварели Реймерса; год 1838-й. Всевластный вельможа, пребывающий на