Прими красную таблетку: Наука, философия и религия в «Матрице» - Гленн Йеффет

«Д-Р БУДДА» И ДХАРМА

Содержание просветления Будды раскрывается в Четырех Благородных Истинах, ставших основой его учения. Как мы увидим в дальнейшем, эти истины представляют собой прескриптивный анализ фундаментальной проблемы человеческого существования и способ разрешения этой проблемы. Иначе говоря, выражение этих истин напоминает диагноз, поставленный пациенту врачом. Первая истина фиксирует болезнь, вторая разбирает ее причины, третья истина описывает, что можно считать выздоровлением, а четвертая прописывает лекарство. Эти истины названы «благородными», потому что для человека действительно просветленного и мудрого (то есть «благородного») они очевидны и не требуют доказательств.

Итак, что же это за Четыре Благородные Истины? Их можно просто кратко перечислить, однако чтобы их понять, потребуются дополнительные объяснения и размышления. Сами истины звучат следующим образом:

1. Истина о страдании (дуккха).

2. Истина о причине страдания.

3. Истина об устранении страданий (нирвана).

4. Истина о пути, который ведет к устранению страданий (восьмеричный путь).

Кое-кто говорит, что все эти истины заключены в первой, согласно которой человеку суждено постоянное страдание. Другими словами, если вы действительно проникнете в суть этой истины, вы автоматически постигнете и все остальные.

«Все есть страдание» — это еще одна распространенная формулировка первой истины. Словом «страдание» переводится с индийского диалекта пали понятие «дуккха». На самом деле не исключено, что слово «страдание» в каком-то смысле сбивает с толку. Поэтому некоторые преподаватели считают, что, к примеру, слово «неудовлетворенность» лучше передает суть термина «дуккха», согласно которой любым человеческим переживаниям присуще универсальное чувство неудовлетворенности. Не так уж трудно согласиться с утверждением о том, что жизнь и в самом деле наполнена страданиями различной степени тяжести. Но Будда подчеркивал, что страдания — это основная характеристика жизни в целом. Даже когда мы переживаем самые счастливые моменты в своей жизни — влюбляемся, рожаем ребенка или добиваемся цели, к которой давно стремились, — в глубине души у нас зачастую скрыто беспокойство. Мы знаем, что счастливый момент не будет длиться вечно. Кроме того, за этим беспокойством может стоять страх: мы можем бояться, что нечто ужасное внезапно положит конец нашему счастью. Возможно, это ощущение во многом похоже на недовольство, которое чувствует Нео, — на эдакую «занозу в мозгу», сигнализирующую ему, что с его вселенной что-то не так.

Хотя подобный взгляд на жизнь может показаться весьма депрессивной основой для религии, буддизм доказывает, что его доктрина реалистична и противостоит пессимизму. На самом деле я бы сказал, что это глубинное чувство ужаса, свойственное уделу человеческому, является корнем любой религии и философии. Несмотря на то, различные религиозные и философские системы могут выражать фундаментальную проблему человека в разной форме, все они стараются увести нас за пределы тяжкого мирского человеческого опыта, который наиболее полно определяет наше существование. И хотя мы могли бы ожидать, что буддисты в силу этого окажутся, скорее всего, людьми суровыми, сердитыми или даже откровенно подавленными с учетом отправной точки их веры, на самом деле все обстоит совершенно иначе. Любой, кто видел выступления далай-ламы, сразу же начинает ощущать жизнерадостную легкость, хорошее настроение, которые можно назвать какими угодно, но только не наполненными печалью. Нередко скульптурный Будда глядит на нас с легкой улыбкой, указывающей на удовлетворенность. Итак, что бы ни говорили об отправной точке буддизма, его первая благородная истина совсем не обязательно ведет к отрицательному или мрачному взгляду на мир.

Вторая благородная истина раскрывает причины, обуславливающие страдание, и в более экзистенциальном смысле описывает нескончаемый цикл перерождений, известный как сансара. Прежде всего, буддизм утверждает, что из-за незнания истинной природы реальности мы воспринимаем и переживаем мир искаженным образом. Слово «незнание» может ввести в заблуждение: дело в том, что речь идет не совсем о недостатке знания. Проблема, скорее, в неверном знании. Другими словами, мы думаем, что в той или иной степени понимаем природу окружающего нас мира, однако в действительности наше восприятие полностью деформировано. К примеру, согласно одному из «трех признаков бытия» (банальных истин о природе реальности), все на свете преходяще (анитья). Все вокруг нас претерпевает постоянные изменения — ничто не остается прежним. На каком-то внешнем по отношению к нам уровне мы с легкостью можем понять эту сентенцию. Любой элементарный пример, взятый из физического мира, подтверждает, — действительно ничто не остается в статичном состоянии. Однако если любой из нас беспристрастно проанализирует наш образ жизни, то со всей очевидностью обнаружит, что, несмотря на явную недолговечность всего сущего, мы зачастую ведем себя так, словно нас удивляет изменение привычных вещей. Мы сердимся или огорчаемся, когда то, что мы ценим, исчезает, погибает или разрушается. И действительно — мы постоянно ищем нечто неизменное, стабильное, найдя же нечто такое, что, как нам кажется, может подарить нам «счастье», мы цепляемся за него со всей силой, как будто мы способны удержать его от изменений. Именно так возникает желание. Наши столкновения с элементами окружающего мира порождают позитивные, негативные и нейтральные ощущения. Если нам доступны позитивные переживания, мы хотим получить их еще больше. Сталкиваясь с негативом, мы прилагаем максимальные усилия, чтобы его избежать (ненависть и отвращение — это обратная сторона желания и привязанности (зависимости)). Таким образом, наше желание толкает нас вперед, и у нас вырабатывается привязанность (зависимость) и даже пристрастие к приятным переживаниям жизни. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что если наше счастье зависит от неизменных вещей, то мы всегда будем недовольны. Мы словно наркоманы, которым хочется все больше и больше. В такой перспективе жизнь представляется бесконечным переживанием потерь, потерь, потерь… ибо те вещи, которых мы желаем и которые стараемся сохранить, неизбежно изменяются или вообще исчезают.

Еще одна сторона скоротечности — взаимозависимость. Все рождается и существует, находясь в зависимости от неисчислимого количества других факторов. Нечто простое, вроде листа бумаги, зависит от саженца, дерева, дождя, почвы, солнечного света, лесоруба, бумажной фабрики и т. д. А существование каждого из перечисленных явлений зависит от бесчисленного множества других. Если мы возьмем что-нибудь такое сложное, как человек, паутина зависимости станет еще запутанней. Рождение и первоначальное кормление каждого из нас зависит от наших родителей, равно как питание, кров, образование, защита и т. д. Иначе говоря, насколько нам может нравиться думать о себе как о независимых существах, настолько в действительности мы оказываемся зависимы от паутины окружающей нас жизни. По сути дела, своим учением о «не я» (анатман) Будда говорил, что представление об обособленности и независимости наших «я» — это иллюзия, побуждающая нас вести себя эгоистично. Именно эта склонность к эгоизму увековечивает страдание и для нас самих, и для других людей.

Если бы буддизм на этом и остановился, он действительно стал бы довольно пессимистичной религией (точно так же и «Матрица» была бы весьма пессимистичным фильмом, если бы она заканчивалась на том, что все люди остаются в плену у Матрицы). Однако третья благородная истина буддизма утверждает, что из этой трясины можно выбраться. Существует способ переживания реальности, который НЕ характеризуется как дуккха. Это нирвана. В буквальном смысле нирвана означает «выход», как, например, выход из огня. Аллегория пламени нередко используется в буддизме. Желание сродни пламени, заставляющему нас постоянно требовать все новое и новое топливо (то есть привязанностей), тогда как нирвана описывается как «прохладная». Нирвана — это не небесное царство, не вечное состояние блаженства и даже не небытие. По-видимому, Будда подразумевал, что нирвана находится за пределами дуалистических языковых различий. Следует помнить, что Шакьямуни постиг нирвану, сидя под деревом Бо, после чего странствовал по северной Индии с проповедями своего учения еще около сорока лет до того, как умереть естественной смертью. Из доступной нам информации следует, что Будда общался со многими людьми, он ел, учил и т. д. Очевидно, что он никуда не исчез, переместившись в какую-то трансцендентную сферу. Так что нирвана не обязательно означает прекращение жизни, но прекращение жизни, которой свойственно страдание. Более того, внешность Будды характеризовалась положительными признаками: он описывается умиротворенным, мудрым, свободным от привязанностей, бескорыстным, подлинным, непринужденным и сострадательным. Так что не похоже на то, что он стал «чистым листом бумаги». После смерти Будда достиг того, что называется «паринирвана», или «последняя нирвана», что означает полное освобождение от перерождений в царстве санса-ры. В остальном понятие нирваны выходит за пределы языка. Главный упор я хочу здесь сделать на то, что, согласно буддизму, существует такой способ переживать мир, который свободен от страданий, желаний, незнания и т. п. Этот способ похож на выздоровление от болезни дуккхи.