Записки актера и партизана - Николай Сченснович

Штаб размещался в большой землянке с железной печкой посередине. Там находилась радистка Нина Юдинцева - Нина Большая (была еще одна радистка Нина Пахомова - Нина Малая).

Прежде всего меня накормили горячим обедом, а затем начался разговор. Ефим Данилович решил создать крепкую, постоянно действующую агитгруппу с художественной самодеятельностью. Цель - массово-политическая работа не только среди партизан, но и среди населения деревень, находившихся в зоне Лидского межрайпартцентра. К тому времени небольшая группа художественной самодеятельности уже существовала. Ее основным организатором была работница межрайпартцентра коммунист Анна Степановна Ананьева. Ее вызвали в штаб. Оказалось, что Ананьева и Нина Большая давно готовят программу к 1 Мая. Уже отрепетированы частушки на злобу дня и монтаж, высмеивающий Гитлера и его союзников. Нужна еще героическая тема и острая политическая сатира. Участники самодеятельности надеются, что это напишу я.

- Ну что же, попробую, - согласился я, и мы начали обсуждать технические вопросы, связанные с будущей постановкой.

Нужны костюмы для пьес, танцев, надо найти руководителя танцевального коллектива, музыкантов, инструменты и т.д. Сейчас же был отдан приказ раздобыть все необходимое. Решили, что я отправлюсь обратно в отряд имени Калинина, где создадут все условия для работы.

После ужина двое бойцов начали крутить динамо-машину для рации и Нина Большая принялась за очередной сеанс радиопередач и приема. Потом включили громкоговоритель и слушали Москву. В глубоком тылу противника это событие особенно радостное. В торжественной тишине прослушали гимн.

На следующий день я вернулся к калининцам и приступил к работе.

Условия мне создали, действительно, хорошие. Поместили в землянку с грозной надписью над входом "Изолятор", постоянно пустовавшую, так как в отряде пока случаев инфекционных заболеваний не было. Мне приносили обед и ужин, снабжали дровами для железной печурки, на которой постоянно стоял большой чайник с кипятком и маленький - с заваркой. Сейчас, когда получил определенное задание, я с удовольствием принялся за дело.

Работать было хорошо и спокойно. Трудился целый день, а к вечеру собирались местные самодеятельные артисты и начинались репетиции.

К указанному сроку моя литературная работа была закончена. Особенно мне удалась комедия-шарж под названием "Рогулевская армия", высмеивающая попытки немцев создать белорусское национальное воинское формирование, которое, несмотря на все старания, так и не было создано.

В начале апреля резко потеплело. А мне необходимо было ехать в межрайпартцентр. Напрямик, конечно, уже нельзя. Предстоял более чем тридцатикилометровый путь по жутким лесным дорогам, через разлившиеся реки, конечно же, без мостов.

На дорогу выдали новые, сшитые специально для меня сапоги, кожаную сумку на ремне, в которую бережно уложил завернутые в бумагу свои литературные труды. Если бы не эта сумка, устроенная так, что вода в нее почти не проникала, мои дневники погибли бы еще раз и, может быть, окончательно. Меня снабдили хлебом и колбасой.

Выехали рано утром. Телега сразу же запрыгала по корням деревьев, ныряя в глубокие выбоины, заполненные жидкой грязью. За нами загромыхала вторая телега с тремя партизанами, которые везли в межрайпартцентр продовольствие.

День был солнечный, но холодный. Я сидел на соломе, подпрыгивая и переваливаясь в такт всем движениям телеги. Возница шел рядом. Он садился на повозку только в особенно грязных местах.

Тянулись медленно. Кругом бесконечный лес, болота, трясина. Навстречу попадались верховые на облепленных грязью лошадях, мокрые с головы до пят. Останавливались, начинались расспросы о дороге:

- В Поташне никакого проезда нет. У Черного озера пришлось плыть рядом с лошадью.

После многократных и долгих расспросов решили ехать на хутор, что напротив базы отряда "Искра", и попробовать перебраться на лодках. Поехали. Дорога все ухудшалась. Проезжали через небольшие мостики, все бревна которых двигались под колесами, как живые. В некоторых местах ехали по настилу из жердей, сделанному недавно. Иногда телегу так качало, что нужно было держаться обеими руками, чтобы не вывалиться.

Но вот дорога пошла в гору. Окрестность стала изменяться: небольшие холмы, желтый песочек среди вереска, мелкие кустики и сосны - густые, мохнатые, а не длинные и редкие, какие были раньше. Но такие оазисы среди бесконечных болот Налибокской пущи попадались не часто.

Проехали еще два-три бугорка и начали опять спускаться вниз к болоту. Вправо от нас показался большой луг, покрытый кочками, заросшими прошлогодней травой. Здесь паслось большое стадо коров. Его охраняли трое партизан с винтовками. Партизаны стояли под деревом и смотрели на проезжающие мимо телеги.

- Скоро будет хутор, - говорит возница.

И в это время телега ныряет в глубокую яму. Наткнувшись на какой-то подводный пень или камень, переворачивается. Возница окунается с головой, а я успеваю уцепиться за край телеги, но все-таки ноги выше колен промочил. Оружие, сумка с бельем, хлеб - все погрузилось в воду и намокло. С трудом выбираемся, поднимаем телегу, снимаем сапоги и выливаем из них воду.

Едем дальше. Становится холодно ногам, а возница, весь мокрый, танцует рядом с телегой, чтобы хоть немного согреться.

Километра через три увидели обставленную срубленными деревьями хату, а за ней - вторую, на плоской крыше которой, в целях маскировки, была насыпана земля и сделаны грядки. Это от немецких самолетов, которые бомбили и обстреливали отдельные хутора, уцелевшие или восстановленные после блокады пущи.

Подъезжаем ко второй хате. Во дворе горит маленький костер. Мы начинаем сушить свою промокшую одежду. Тут стоят трое партизан: одна женщина и двое мужчин. Они только что переправились с того берега на лодке. Начинаются расспросы и споры. Партизаны уверяют, что подводы и лошадей переправить не удастся.

Подходит хозяин хутора и лодки - молодой парень по имени Юзик. Он молча прислушивается к разговору, затем объясняет, что телегу можно разобрать и перевезти по частям, груз тоже. А вот перейдет ли лошадь? В глубоких местах она переплывет. Но на той стороне реки топкое болото, в котором лошадь может завязнуть, и вытащить ее будет невозможно.

Мы с возницей прислушиваемся к спору, сушимся возле костра и едим промокший хлеб и колбасу, обжаривая их предварительно на прутках в огне.

Наконец принимаем решение двигаться дальше. Мой возница возвращается назад, а я отправляюсь вперед со второй подводой.

Подъезжаем к реке. Маленькая болотная речонка разлилась сейчас чуть ли не на полкилометра. На воде возле берегов тонкая, как стекло, корочка льда, и по течению плывут, будто хрустальные, льдинки.