Мужчина в пробирке - Елена Арсеньева

– Не знаю, – рассеянно ответил Артем.

Это же надо, они с той женщиной разминулись буквально на несколько минут! Значит, она одна приходила. Ну да: напарник ее в это время ублажал Вику, забыв о работе и обо всем прочем. А вот интересно, эта рыжая зеленоглазая знает об их отношениях? Может быть… А может быть, и нет. Впрочем, это не суть важно А важно то, что это уже третий аналогичный случай. Два – совпадение. Три – уже система. И ведь Артем не знает, сколько их еще было!

Что же это за эпидемия гендерных расстройств пошла, исцелить кои может только эта неведомая Оксана?!

Он рассеянно простился с Лелькой и пошел на улицу Ванеева, откуда и пробрался проходными дворами, известными только посвященным, на улицу Чачиной, на подстанцию.

Первым, кого Артем встретил еще в воротах, был фельдшер Иван Иваныч, в форменной одежде и с «желтым чемоданчиком» в руках.

– Доктор Васильев! – изумился Иван Иваныч. – Ты что тут делаешь? Ты же вчера работал? Или снова заменяешь кого-то? Ну, слушай, тебя на службу тянет, как маньяка – на место преступления!

– Встречный вопрос, – ухмыльнулся Артем. – Наше дежурство – только послезавтра. Ты сам-то что тут делаешь?

– Заменяю Гаврикова, – печально вздохнул тот. – Климова без фершала осталась, ну, меня и сдернули с койки. Ну что это за жизнь, ни сна, понимаешь, ни отдыха…

– Не лги мне, Иван Иваныч, – нахмурился Артем, – не лги, ибо зрю тя насквозь! Ты сам – сущий маньяк и трудоголик, в свободные дни лезешь дома на стены от безделья и мечешься по потолку. А сейчас у тебя физиономия чрезвычайно счастливая, ибо ты снова при деле!

– Что делается… – пробормотал фельдшер, изумленно его оглядывая. – Нет, что с людьми делается… Подменили нам доктора Васильева, что ли? Вдруг на «ты» перешел, хотя я его об этом два года просил, а он все «выкал» мне, как неродной… И весь сияет, прям червонец нового образца, который бабульки в копилочки складывают… Неужели с девушкой своей помирился наконец?!

– Нет, – освобожденно рассмеялся Артем. – Наоборот! Окончательно рассорился. И расстался наконец!

– Вот те на, чему ж ты радуешься, ненормальный? – с искренним огорчением пробормотал Иван Иваныч. – Одному плохо, маетно одному… Впрочем, ты молодой, красивый, удачливый, живенько найдешь замену.

– Да я уже нашел, только тише, никому ни слова, об этом даже она еще не знает! – приложил палец к губам Артем. – А ты далеко собрался, Иваныч, не на вызов ли?

– Куда ж еще? – удивился тот. – На улицу Сусловой едем.

Артем встрепенулся. На улице Сусловой жила Лиза!

– Подождите три минуты, а? – попросил он. – Я сейчас схвачу одну вещь – и обратно.

– Давай бегом!

Не здороваясь и не обращая ни на кого внимания, Артем взлетел на второй этаж, выхватил из своего шкафчика тот самый листок – копию, сунул его в карман, скатился по лестнице – и успел вскочить в салон дежурного «пылесоса», пока толстая, одышливая, не поспешившая бы даже на пожар в собственном доме, а не то что к какому-то там чужому больному доктор Климова вальяжно шествовала от дверей подстанции к машине.

Этот внезапный испуг пресловутой целительницы наводил на некоторые размышления. Что-то здесь было нечисто!

Мокрушин лег на диван и принялся размышлять.

Он потерпел уже две осечки с этой теткой. Во-первых, когда позвонил с телефона Жданкова.

Хотя, казалось бы, Жданков уже должен быть ей знаком, его ей бояться нечего. Он вчера звонил Оксане, договаривался о встрече. И кто знает, если бы его не сорвало с катушек ни с того ни с сего, из-за сущей мелочи вроде красных трусишек, он бы уже побывал на приеме и даже, возможно, очухался бы.

Хотя нет, чтобы очухаться, надо было заплатить штуку европейских денег. А ее у Жданкова не было.

Но не это важно. Важно, что Жданков о приеме договорился, а потом на него не пришел.

Ну и что?! В нормальной клинике – как? Не пришел – звонишь и перезаписываешься. А тут… не пришел Жданков – и больше на вызов с его номера не отвечают. Прямо какие-то драконовские законы! Мало ли что с челом могло произойти? Упал, очнулся, гипс, заболел, умер…

Ну, не умер, конечно, а, там, дела какие-то неотложные, ну, не знаю что…

И его мигом лишили доступа к целительнице.

Очень интересно!

– Заболел, умер… – повторил Мокрушин вслух задумчиво.

А что, если… а что, если целительница каким-то образом узнала, что Жданков умер?! Каким? Ну, это вопрос второй. Случайно услышала от их общих знакомых… может, у нее друзья на Оранжерейной живут. Или увидела в новостях… наверняка об этом случае в новостях говорилось! Да, вполне может быть. Итак, она узнала, что ее возможный пациент выбросился из окна, и его номер заблокировала, чтобы ее не беспокоила звонками полиция, к примеру, если им в руки попадет мобильник покойного и начнется проверка его контактов. Кроме этого номера в памяти телефона, нет никаких свидетельств того, что Жданков с целительницей общался. И если ее кто-то спросил бы об этом звонке, она вполне могла бы ответить, что человек ошибся номером, позвонил ей случайно – и она к его персоне не имеет никакого касательства.

Но зачем такие сложности?..

«Хз», как принято выражаться. И это «хз» – только номер один.

А «хз» номер два – это финт, который она проделала с Мокрушиным. Чем, ну вот чем ей не понравился его адрес?! Почему ей этот адрес вообще был нужен?! Может, у нее какие-то географические предрассудки? Может, она только по Нижегородскому району работает? Хотя нет… Оранжерейная – это тоже Советский район. А может, она терпеть не может героического революционного прошлого и пациентов с улицы Ванеева, названной именем пламенного чахоточного революционера, не принимает по идеологическим причинам?

Таких причин можно выдумать тонно-километры. Но это все вилами на воде писано. Хоть голову сломай, Мокрушин, а об истинной причине паники целительницы Оксаны тебе не догадаться.

Хоть ты тресни! Хоть убейся!

Он метался по квартире, снова и снова что-то ел, чтобы хоть немного успокоиться, наливался чаем до ушей, падал на диван, бездумно пялился в окно на серый унылый октябрьский двор… так противно, холодно, тоскливая картина – листья облетели, прохожих не видно, все на работе сидят и заколачивают деньгу, которой у Мокрушина нет и заколотить ее решительно негде… даже дети не гуляют в такую погоду, ни одна машина не проедет, вон только битая «Скорая» протащилась между домами и исчезла.

«Скорая»! Мокрушин зло передернул плечами. Черт принес эту «Скорую» к Жданкову! Черт их дернул рассказать ему о целительнице! Черт дернул Мокрушина их подслушать! Лучше бы он никогда об этой Оксане не знал, а то прямо переклинило его на ней и на той куче денег, которые тащат к ней всякие лохи, надеясь на чудеса исцеления!

Ее лицо, которого он никогда и не видел, так и крутилось перед его глазами. То это была сущая Баба яга, то красотка с черными глазами и черными же распущенными волосами, с хищным острым ведьминским лицом, то деревенская бабуля в платочке горошком, с маленькими голубенькими глазками, потонувшими в толстых румяных щеках…

Тьфу ты, вот пристала! Вот же привязалась!

Надо хоть как-то отвлечься. А телевизора тут нет… Хоть бы почитать что-нибудь.

Надо перестать зацикливаться на этой Оксане, переключиться, дать мозгам отдохнуть, может быть, поискать какие-то другие способы разжиться деньгой… Но почему-то, кроме мысли выйти на проезжую дорогу и начать бомбить таксеров, аки тать в нощи, ничего больше в голову ему не приходило.

Ну что ж! Тоже способ… деньги у них небольшие, но какое-то время можно протянуть. Надо только об оружии подумать.

Мокрушин подошел к книжной полке, на которой не было никаких книг – даже этих поганых дамских романов! – а лежали только газеты. Тут были и старые, летние, и довольно свежие. Наверное, их приносили жильцы этой квартиры. И оставляли, чтобы и другие могли развлечься.

Мокрушин прилег на диван, рассеянно зашелестел газетами.

Оружие, оружие… Нож, конечно. Хороший нож, с широким плоским лезвием и удобной рукояткой. Или, наоборот, узкий, длинный? Он не спец, к сожалению, не спец! Такого оружия, какое иногда видел в тюрьме, в магазинах не купишь. А в газетах инструкции для начинающих разбойничков не печатают. И что вообще пишут в газетах, зачем их издают?! Ну ладно, «МК» еще можно читать, а местная пресса, все эти «Новости Поволжья» – на фиг они нужны? Новый детский сад, конкурс художественной самодеятельности для взрослых идиотов, очерк о какой-то зачуханной библиотеке… ишь ты, а Мокрушин-то думал, что библиотеки только на зоне и остались!

Ну и физиономия унылая у этой Насти Камушкиной – имя, имя, елы-палы… раритет унылый, только в библиотеке с таким именем и с такой физиономией служить, а у нее, у этой бедолаги, и бабушка, Зоя Ильинична, и мать, Анна Павловна, всю жизнь в библиотеках сельских пахали, вот только тетушка, Оксана Павловна, изменила семейной традиции, подалась в целительницы, врачует недуги человеческой психики методами нетрадиционной медицины…