История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе - Равиль Бухараев

Уже одно то, что верховная религиозная власть стала передаваться – вопреки требованиям праведности и верности духу ислама – попросту от отца к сыну, серьезно, хотя поначалу и не очень заметно, сместило акценты в сторону преимуществ мирского могущества. Последующие Омеййядские халифы уже не обладали ни прозорливостью, ни опытом, ни чувством справедливости, которыми обладал основатель династии Муавия I. Он все же был одним из первых мусульман, зарождающаяся вера которых не только освящалась, но и просвещалась присутствием самого Пророка.

Падение династии Омеййядов было в первую очередь религиозным падением, поскольку требование равной справедливости для всех слабело среди халифов и их сановников в той же мере, в какой слабели и упускались из виду все другие требования ислама. Однако сказанное вовсе не значит, что все Омеййядские халифы или все общество в целом лицемерили и смотрели сквозь палцы на порок пьянства, который был все же крайне редок среди мусульман.

Один из главных исторических авторитетов мусульманства, ибн Хальдун, признавая наличие этого порока, резко отрицает его проявления среди исторических личностей, особо известных своей религиозностью, в том числе, среди первых Аббасидских халифов. Он говорит, что приписывание этим людям порока пьянства, как и других излишеств, является искажением исторической правды, поскольку эти халифы никогда не пригубляли вина, но если и пили что-нибудь, помимо фруктовых вод и соков, то разве что сладкий ликер, сделанный из фиников. Искажения исторической правды, по его мнению, происходит и по лингвистическим соображениям, так как

«Использование термина хамр, «виноградное вино», вместо термина набиз, «финиковый ликер» возникает из-за его более широкого значения как «виноградный сок» и более широко в смысле «опьяненности»[109]».

Вино действительно играет значительную роль и в мусульманской поэзии, однако это не означает, что все поэты ислама отличались неумеренностью возлиянияний. В суфийской поэзии вино ассоциируется с религиозным молитвенным экстазом, которое со стороны действительно может показаться сродни опьянению. Но подлинный восторг суфийской поэзии проистекает именно от соприкосновения с Божественным, стремление к которому делает человека «меджнуном», то есть, обезумевшим от любви. Этот восторг не имеет ничего общего с влечением к вину, поскольку делает человека сопричастным вечности, а это – высокая опьяненность, не приносящая похмелья. Таким образом, вино в мусульманской поэзии – это символ среди многих других символов, и никак не может являться оправданием для будничного пьянства. В другом месте, касаясь пристрастия к вину, ибн Хальдун пишет:

«Известно, что (халиф) Харун ар-Рашид дал согласие на заключение (поэта) Абу Нуваса под арест, пока последний не покается и не откажется от своих привычек, поскольку он слышал об излишнем пристрастии Абу Нуваса к вину. Сам ар-Рашид имел обыкновение пить финиковый ликер (набиз) в полном согласии с иракской (ханафитской и шафиитской) школой права, разрешение которой на употребление этого напитка хорошо известно. Однако его никак нельзя заподозрить в том, что он пил чистое виноградное вино. Глупым сообщениям на этот предмет нельзя доверять. Он не был человеком, который делает что-то запрещенное, что мусульмане считают одним из тягчайших смертных грехов. Ни один из ранних Аббасидов не имел ничего общего с излишествами и роскошеством в вопросах одежды, драгоценностей или пищи… Они пили только финиковый ликер, который, по их мнению, не был запрещен к употреблению. В связи с ними не может и возникать вопроса о пьянстве».

Как пишет лейденская «Энциклопедия ислама» в своей подробной статье о вине[110], все правовые школы ислама, кроме ханафитской, полностью запрещали употребление не только вина, но и всех хмельных напитков. При всех практических нарушениях этого правила, связанных с нарастающей в мусульманстве распущенностью нравов, употреблять хмельные напитки не только из винограда, но и из пшеницы и ячменя считалось большим грехом. Предание о Святом пророке (мир и благословения Аллаха да пребывают с ним) говорит, что одним из признаков Судного Дня станет разрешение на употребление спиртных напитков, и последние поколения мусульман до прихода Махди будут свободно предаваться этому пагубному пороку.

Действительно ли нам довелось жить в Последние времена или нет, однако этот признак мусульманского светопреставления уже явно налицо. И, однако, принципиальное запрещение употреблять спиртные напитки для нравственного и физического здоровья мусульман при всех исключениях нельзя переоценить:

«Запрещение вина и спиртных напитков (согласно трем из четырех мазхабов) является одной из самых характерных черт исламского мира; его последствия нельзя переоценить. На них не оказывает серьезного воздействия тот факт, что прегрешение против этого запрета были, согласно литературным свидетельствам, многочисленными. Хвала вину, столь нередкая в доисламской поэзии, была одной из излюбленных тем и для мусульманских поэтов (ибн Му’тазз, Абу Нувас и другие); при дворе халифов на шумных пирах вино пили так, как будто никакого запрета не существовало вообще (см. «Тысяча и одна ночь»). Даже простые люди не всегда и не везде воздерживались от своего национального напитка, пальмового вина нескольких сортов… Вино занимает особое место в литературных трудах суфиев, где выражает собой один из символов религиозного экстаза. В этом отношении мусульманские мистики всего лишь переняли язык своих христианских и нехристианских предшественников. Уже в трудах Филона Александрийского (особенно в его трактате De Vita Contemplativa), религиозный экстаз сравнивается с опьянением».

И все же употребление вина, как всякое отклонение от законов Шариата, знаменовало собой начало общего упадка нравов в мусульманской общине, тон которому задавали сами поздне-аббасидские халифы. Ностальгия по «прекрасной эпохе» самого Святого Пророка (мир и благословения Аллаха да пребывают с ним) и первых праведных халифов ислама уже в IX веке давала себя знать – и не только в речах, проповедях, литературно-юридических и философских трудах мусульман суннитских толков, но и в эсхатологических ожиданиях. Например, в ожидании пришествия «Праведного Имама» со стороны шиитских толков. Шииты, в том числе самые крайние из них, исмаилиты и карматы, во всяком нарушении законов Пророка усматривали приближение Конца времен, не говоря уже о том, что они не признавали права на халифат ни за кем, кроме кровных потомков самого Святого Пророка по линии его дочери Фатимы. Так что употребление вина и излишества в одежде были для многих показателем все усиливающейся светскости мусульманской общины.

Как сообщает ибн Хальдун, первым Аббасидским халифом, который стал выезжать в расшитой золотом одежде, был ал-Му’тазз, восьмой халиф после Харуна ар-Рашида, правивший с 866 по 869 год. С того времени, как сами халифы перестали обращать пристальное внимание на требования веры, что, безусловно, отражалось и на состоянии общества в целом, халифат Аббасидов и начал склоняться к своему упадку. Вполне материалистические причины упадка религиозной нравственности проистекают, в конечном счете, из падения авторитета верховной религиозной власти, потому что это только в пословице говорится: «что положено Юпитеру – не положено быку». Не нами сказано, что нельзя одновременно служить Богу и Маммоне. Власть, теряющая духовный авторитет, неизменно прибегает к силе и принуждению, что отражается в мятежах, восстаниях и конечном расколе государства. Так что «мусульманское» объяснение государственного упадка является, как и материалистические объяснения его, вполне правильным, поскольку смотрит в самый корень проблем, хотя и отталкивается от идеальных представлений об обществе и государстве «равной для всех справедливости».

Несмотря на то, что очевидные исторические причины упадка Аббасидов лишь частично отражали причины падения предыдущей династии Омеййядов, хотелось бы привести в нашем переводе еще один отрывок из «Мукаддимы» ибн Хальдуна. В этом отрывке он рассказывает, как нубийский царь расспрашивал бежавшего от Аббасидов в Нубию члена династии Омеййядов Абдуллу бин Марвана о причинах падения его династии:

«(Царь Нубии) спросил меня, почему мы пьем вино, хотя это запрещено нашим Писанием. Я ответил: «Наши рабы и последователи дерзнули ввести это в обычай». Затем он спросил меня, почему мы позволяем своим верховым животным топтать зеленеющие поля, хотя такое варварство запрещено нам в нашем Писании. Я ответил: «Наши рабы и последователи совершали это по своему невежеству». Потом он спросил, почему мы носим парчу, шелк и золото, несмотря на то, что и это было запрещено нам нашим Писанием. Я ответил: «Мы потеряли свое царское достоинство, и приняли помощь от неарабских народов, которые приняли нашу религию. Они и стали носить эти вещи помимо нашей воли». После этого царь Нубии ненадолго погрузился в раздумье. (В задумчивости) он рисовал на земле какие-то фигуры и повторял про себя: «Наши рабы и последователи, и не-арабы, которые приняли нашу религию…» Потом он поднял голову, взглянул на меня и сказал: «Причина не в том, в чем ты ее видишь. Нет, вы – люди, которые объявили дозволенным то, что запрещено Богом. Вы совершали поступки, которые вам запрещено было совершать, и вы использовали свое царское достоинство не по справедливости. Поэтому Бог и лишил вас власти. Он унизил вас из-за ваших грехов. Бог вершит мщение, которое еще не исчерпало себя. Я опасаюсь, что ты будешь наказан, пока находишься в моей стране, и что это возмездие коснется также и меня самого. Мое гостеприимство распространяется на три дня и три ночи. После этого возьми свои вещи и покинь мою страну[111]».