Майдан для двоих. Семейная сага - Дмитрий Барчук

Шестисот тысячная армия, состоящая из всех народов Европы, 12 июня 1812 года пересекла Неман. Ею командовал полководец, не проигравший ни одного сражения.

Господи! Вы, русские, вообще утратили историческую память. 12 июня у вас теперь праздник. День принятия Декларации о государственном суверенитете России. Чудовищно! Гулять и праздновать в такой день — это настоящее святотатство! Вы восстановили Храм Христа Спасителя в честь победы над Наполеоном, а годовщину его вторжения сделали красным днём календаря. Ведь никому же не пришло в голову устраивать танцы на костях 22 июня, когда началась Великая Отечественная война, у вас это день памяти и скорби, а начало Отечественной войны 1812 года, видимо, было давно и неправда. Это не совпадение, вам просто подсунули эту дату. Неужели съезд народных депутатов не мог проголосовать в другой день? Хотя, возможно, здесь есть своя логика. Какой такой суверенитет вы празднуете 12 июня? От завоеваний царя Александра Благословенного? От соотечественников и единоверцев, брошенных вами на произвол судьбы в отделившихся провинциях. Видит Бог, не ведаете, что творите!

Зачем властитель Европы, как одержимый, рвался в Москву? Ведь столица Российской империи, правительство, царь Александр были в Санкт-Петербурге. Короноваться на мировое владычество можно было лишь в Третьем Риме — Москве.

Настоящее море огня. Такое не привидится и в страшном сне. Деревянные дома полыхали, как щепки. Пламя пожирало одну улицу за другой. Наполеон сам чуть не сгорел заживо в этом аду. Он кое-как по потайному ходу выбрался из Кремля к Москве-реке и укрылся в Петровском дорожном дворце. И вовсе не французы были виновниками этого варварства. Имение графа Ростопчина Вороново находилось довольно далеко от Москвы, но оно тоже сгорело дотла. А на руинах враги обнаружили послание, написанное на большой доске по-французски. Оно гласило, что граф долгое время украшал эту местность и счастливо жил здесь в кругу своей семьи. А теперь все жители покинули её. И сам хозяин поджёг свой дом, чтобы враги не осквернили его своим присутствием. И везде они встретят впредь только пепел. Наполеон даже отправил эту доску в Париж как доказательство варварства русских. Французы пытались тушить пожар, но у них ничего не получилось. Ведь все пожарные насосы из Москвы заранее вывезли. Они расстреливали поджигателей. В назидание другим вывешивали их тела на площадях. Но златоглавая столица все равно продолжала гореть. И врагам в ней не было чем поживиться. Какая уж тут коронация!

В языках пламени плавились купола церквей, в чёрном дыму тревожным набатом звучал колокол. И люди думали, что настало пришествие Антихриста, знаменующее конец света.

«Но хотя бы ты, как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и оттуда Я низрину тебя, говорит Господь».

«Погибели предшествует гордость, падению надменность».

— О Господи, слава Тебе. Ты из слепца сделал меня зрячим! — воскликнул царь Александр и лихорадочно зашептал, перелистывая одну страницу Библии за другой. — Это же прямо про него… про него… Про Наполеона… Он не внял Твоим предостережениям, Господи, и возгордился своим величием. И Ты его покарал, лишил разума. Он же теперь в ловушке. Что он будет делать в сгоревшей дотла Москве накануне холодов без пропитания и теплой одежды? Он попался! Попался! Спасибо тебе, Господи, что избрал меня, грешного, орудием своего возмездия строптивому гордецу, преступившему все Твои и мирские законы.

«Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю», — прочитал царь и тотчас рухнул на пол, обратившись лицом к висевшей в красном углу иконе Казанской Божией матери.

Впервые на тридцать пятом году своей жизни царь страстно, с истинной верой, исходящей из самых глубин его души, молился Богу.

«Ни о каких переговорах с Наполеоном не может быть и речи. Никакого мирного договора. Я скорее отращу себе бороду и буду питаться черствым хлебом в Сибири, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы которых умею ценить».

Наполеон засыпал русское командование предложениями о мире. Но русские генералы продолжали вялые переговоры, тянули время и дожидались появления своего главного союзника — холода. И только когда на московские пожарища выпал первый снег, французский император понял, что его дурачат. Наполеон отдал приказ об отступлении.

Деревни и села уже облетел слух, что французы сожгли Москву, осквернили древние храмы, надругались над православными святынями, и теперь оскорблённый народ готовил «тёплый» прием захватчикам. Мужики почему-то решили, что крепостным, отличившимся в войне с французами, царь якобы обещает даровать вольную. Над несчастной головой победителя Европы нависла дубина народного варварского гнева.

«Великая армия» таяла буквально на глазах, и не столько в больших сражениях с регулярными частями, а сколько от холода, голода, от бесконечных стычек с летучими казачьими сотнями и партизанскими отрядами мужиков.

Эта война велась совсем не по тем правилам, к каким привык блестящий полководец. В ней вообще не было никаких правил. Выиграть схватку у «великого генерала Мороза» было не под силу даже Наполеону.

Из шестисоттысячного войска, вторгшегося в июне в Россию, обратно в Европу в декабре 1812 года вернулось лишь пятьдесят тысяч.

Император бросил свою армию и в овчинном тулупе в сопровождении адъютантов укатил в Париж.

Пленные французы имели жалкий вид. Закутавшиеся в изодранные бабьи платки, мужичьи зипуны и вообще в какие-то лохмотья, конвоируемые усатыми гренадерами, они понуро брели по заснеженной дороге, не смея оторвать опущенных взоров от раскисшей хляби под ногами.

Париж встречал победителей непогодой. С раннего утра небо затянулось свинцово-серыми тучами, накрапывал мелкий дождь. Клейкие молодые листочки на деревьях ежились под порывами переменчивого мартовского ветра.

Александр въезжал в столицу побежденного неприятеля на белом коне впереди колонны союзных войск. Рядом с ним горделиво держались в седлах союзники — австрийский генерал и прусский король.

На площади Мадлен колонну осадила ликующая толпа.

— Слава Александру! Да здравствует русский царь! Слава освободителю! — скандировали парижане.

Счастливый царь находился на верху блаженства. Сбылась его сокровенная мечта. Он победил самого Наполеона.

Освободил всю Европу. И сейчас покорённый им Париж встречал его ликованием.

Он поселился в Елисейском дворце и быстро освоился в Париже. Мог вечером запросто один выйти из дворца и прогуляться по Елисейским полям, по Марсову полю. Кроткая улыбка не сходила с его лица. Он стоял на набережной Сены, вдыхал аромат парижской весны и свежего кофе. Ему редко удавалось побыть одному. Его сразу узнавали, и вокруг собиралась толпа.